Букет в интерьере спальни

Лишь одно упоминание о юности доставляет почти физическую боль. Ты не задаешь себе дурацких вопросов о смысле бытия, а просто живешь, впитывая в себя все ароматы и краски окружающего мира. Нет никаких "почему", "зачем", "откуда". Пульс твоего тела вибрирует с заданным ритмом Вселенной.

Мяч после Витькиного удара со свистом летит выше импровизированных футбольных ворот, стойками которых служат стволы сливовых деревьев и, сбив с цветущих веток розовые лепестки, плюхается в чужой огород на грядки с рассадой. Незамедлительно, словно свисток арбитра, звучит пронзительный фальцет хозяйки двора:

– Когда это кончится, ироды окаянные?! Все всходы поломали своим футболом, – она осторожно, словно бомбу, берет мяч, который становится ее очередным трофеем.

– Я вот все родителям расскажу. – Угроза не совсем убедительна, ибо кто боится родителей в шестнадцать лет, но все же, понурив головы, нехотя бредем прочь.

– Уже за девками пора бегать, а они все мячики гоняют, – доносится вслед.

Что-то непонятное творится с нами в последнее время. После игры в футбол или купания на озере, мы, причесав непослушные вихры и надев чистые рубахи, идем в парк. Идем не затем, чтобы кататься на аттракционах или лазать по деревьям за сорочьими яйцами, а чтобы встать на главной аллее парка в круг и, передавая друг другу единственную сигарету, созерцать проходящих мимо девушек.

Кто-либо из нас одаривал очередную жертву сальным комплиментом и все дружно ржали. Я тогда не понимал что происходит: глядя на женщину, ты получаешь удовольствие (кстати, это у меня сохранилось и поныне). Каким-то образом у меня появилось несколько порнографических открыток и, время от времени, тайком рассматривая их, я чувствовал как горячий мед желания растекается внутри моего живота. Заблудившиеся сексуальные энергии искали выхода.

Банальная фраза, банальное событие: я увидел ее. Вернее, раньше мы встречались десятки раз, но кто станет говорить о хлебе, когда он сыт? Это была Лена Котельникова, жившая по соседству со мной. Ходила она порхающей походкой, опустив голову, отчего ее светлые волосы закрывали снежно-перламутровое лицо, но когда она поднимала взор, то ненадолго показывала из-под длинных ресниц пронзительно-холодные голубые глаза. Свои пухлые губки она почти всегда сжимала, а когда улыбалась, то на щеках возникали очаровательные ямочки. Такой, наверное, была Ева до совершения греха. За ее подростковой угловатостью скрывалась отшлифованная предками и Природой красота неприступной русской красавицы. Возрастной комплекс делал Лену замкнутой, стеснительной, скованной, не подозревающей, что через несколько лет мужчины, очарованные ее совершенством, будут падать ниц, касаясь платья, лишь бы любым способом заполучить благосклонность этой женщины. А сейчас...

А сейчас весна пришла на нашу тенистую улицу, эта страстная соблазнительница, гонящая мысли, рождающая фантазии и желания.

Итак, надев чистую рубашку, я отправился к своим друзьям, чтобы в очередной раз "приятно" провести вечер. Приятели мои уже отправились в парк, и я прохаживался по остановке в ожидании трамвая. Лена шла, наклонив голову: ветер белокурыми протуберанцами вздымал ее волосы. Я полагал, что должен показать ей, что она меня заинтересовала. Мой опыт флирта был ничтожно мал, посему я не придумал ничего лучшего, как преградить ей дорогу. Шаг вправо, шаг влево. Я синхронно повторяю ее движения. Почему по прошествии многих лет я помню этот взгляд? Взгляд, который разбудил мое первое чувство к лучшей половине человечества. Откуда в глазах этой четырнадцатилетней девочки столько кокетства, обещания, глубины? А может быть я только хотел все это видеть...

– Ты куда? – я был искренне убежден, что мой вопрос звучит вежливо.

– Домой, – она опустила глаза.

Запас светских вопросов был исчерпан, и я тупо уставился на носки своих башмаков. Молчание тем труднее прервать, чем дольше оно продолжается.

– Ну, я пошла.

– Угу, – я великодушно уступил ей дорогу.

Мы учились в одной школе и посему виделись довольно-таки часто. Желание "случайно" встретить друг друга, очевидно, было взаимным, так как я со своим другом Виктором и она с подружкой Дашей сталкивались нос к носу то в школьном буфете, то в библиотеке, то на спортплощадке. При этом девушки прыскали в ладошки и, резко развернувшись, убегали. Вскоре мы с Леночкой стали передавать друг другу письма, – на бумаге наши мысли излагались несколько яснее, – в которых в полутонах и полунамеках выражали свои едва проснувшиеся чувства. Хрустящий, пахнущий ландышами, голубой конверт с красным гербом СССР в правом углу, я вскрывал дома перед сном и с ощущением тихого счастья и долго еще ворочался в кровати. По вечерам, держась за руки, мы гуляли по благоухавшим от цветущих деревьев улицам. Несмотря на приближавшиеся выпускные экзамены, учиться я стал хуже – биологический позыв оказался намного сильнее тяги к образованию. Уже тогда можно было сделать вывод, что женщина является препятствием в любом деле. Мои приятели, несколько раз увидев меня прогуливавшегося с Леной, без обиняков спросили "имел" ли я ее, употребив при этом неблагозвучное слово. Я неуклюже отшучивался, и они, совершенно справедливо, пришли к выводу, что не "имел", опять же не утруждая себя выбором синонимов. Очень многие вещи о физической любви в то время узнавались в подворотне и на базаре, где из-под полы можно было купить порнографические журналы и открытки. Видя мои кустарные познания в этой области, друзья принялись наперебой объяснять основные принципы техники секса, – то есть, прошу прощения, любви, так как в СССР тогда секса не было. И вот, по моему глубокому убеждению, обогащенный громадными теоретическими познаниями в технике физической любви, я отправился на очередное свидание с непоколебимой целью стать, наконец, мужчиной. Мне до сих пор неловко перед Леной за тот злополучный вечер.

Она сразу почувствовала мою определенную агрессию и от предложения прогуляться к берегу озера категорически отказалась. Но я как-то сразу понял и впоследствии усвоил на всю жизнь, что в отношениях с женщинами отказ не следует понимать буквально, а посему, еще крепче сжав руку своей юной пассии, уверенно повел ее к древу грехопадения.

Темно-синий бархат неба дробился мириадами желтых звезд, сладкий запах цветущей акации дурманил голову. Оглушительно квакали лягушки, очевидно, занимаясь тем же самым, что собирался делать и я со своей возлюбленной. Мы сели на брошенный в траву мой пиджак, и не откладывая дело в долгий ящик, я решил раздеть мою подругу. Каким-то неуловимым, но непротиворечивым образом эта мысль перетекла в действие. Я притянул Лену к себе и неумело поцеловал в губы. В ее открытых глазах отражались небесные звездочки. В наших действиях не было ни желания, ни страсти, ни особой нежности . Тело мое дрожало, словно в ознобе . Руки, ощутив гладкую, теплую нежность девичьей кожи, стали торопливо освобождать наши тела от мешающих одежд. Лена женственно – уступчиво не сопротивлялась. Действия двух неопытных любовников, скорее всего, похожи на первое выступление на льду двух начинающих фигуристов – они обречены на неудачу. Все закончилось так быстро, что я ничего не успел ощутить, или почти ничего.

Лена молча надела платье. Чувство стыда, неловкости, сожаления о содеянном овладели мною. Вот уж воистину – исполнение враг желания. Не проронив ни слова, мы дошли до ее дома и, буркнув "пока", она скрылась за калиткой. Несколько дней мы избегали друг друга, а увидевшись, перебрасывались ничего не значащими фразами, не поднимая глаз. Наши отношения плавно пошли на убыль; у меня начались выпускные экзамены, а затем Лена уехала на каникулы из города к родственникам. Я воспринял это даже с каким-то облегчением и снова принялся с неистовством гонять футбольный мяч и уже с видом знатока оценивать в парке проходящих мимо девушек.