Гексаметрическое разложение

Я снова в полной изоляции, но на этот раз гипнотической. Я имею в виду, что мне удалось проникнуть в свой собственный сон вместе с парой указательных пальцев, дырками носа и способностью осознавать реальность. Я не просто вижу себя во сне. Я проник в сон безраздельно. Если я умру во сне, то я умру. Дурацкое видение сна выглядит интереснее мира, состоящего из тишины, темноты и пола. Этот новый гипнотический мир также не имеет границ и времени, но, по крайней мере, в этом мирке есть тусклое освещение. Звуки погрязли в этом тумане, который, однако, время от времени рассеивается, точнее это не туман рассеивается, а просто отдельные предметы приобретают очертания и становятся более отчетливыми, когда к ним приближаешься.

Мир сна состоит из изолированных объектов, и к этому ряду принадлежу я сам. Я – предмет, попавший в окружение себе подобных. Здесь все вещи действуют по особенному, но их действие скрытое и не поддается логическому объяснению. Предметы трансформируются помимо моей воле, нравится мне это или не нравится, – таковы правила гипнотической игры. Я действую непроизвольно и не перестаю удивляться и думать, что есть что. Когда я цепляюсь за туман, он ускользает. Тем не менее, я двигаюсь. Это не значит, что я иду, ползу, лечу или прыгаю. Я двигаюсь абстрактно, и свое движение я замечаю по приближающимся объектам. Мое относительное перемещение похоже на движение двух параллельно идущих поездов, которые замерли друг напротив друга, и в этом – их обманчивая сущность. Вполне возможно, что на самом деле я стою и представляю собой эпицентр, страдающий статичностью, а в это время вероломные предметы устраивают вокруг меня сакраментальную возню.

Я гипнотически дебилен из-за того, что не могу ощутить ни времени, ни пространства, ни смысла. Сон предусматривает слабоумие. Во сне не место здравому смыслу, каким обладаю я, то есть, попросту говоря, МНЕ НЕ МЕСТО ВО СНЕ. Вся моя беда в том, что я не знаю, как выбраться из гипнотического мира, хотя любой другой мир вряд ли станет мне родным и принесет оку ясное понимание вещей. Гипнотический мир – это вселенная, где царит полнейшее беззаконие, это психушка, стоящая на окраине города, консервная банка с запечатанной внутри нее свободой в собственном соку. Мир сна представляет собой бесконечный хаос, в котором холодильники курят, раковины выдрессированы, простыни хлопают ушами, а крысы неизлечимо беременны. Это мир без горизонтов и намеков на человеческую мораль. Здесь предметы бьют тебе в подбородок, но ты не можешь дать сдачи, потому что занят сбором черно-белых васильков. На висящем в воздухе углу массивного здания страус совокупляется с вилкой, а за всем этим наблюдает гомосексуалист с открытой книгой вместо члена. Все интересно во сне, и интересен ты сам. В отличие от порядка хронологической дебильности в этом мире царят другие правила. Тетради икают, и мне невыносимо хочется пить, потому что солнце липкое. Здесь царят страшно интересные законы, по которым нужно научиться жить, и если я не научусь, то так и останусь на задворках гипнотического мира. Я буду обречен вечно бродить среди гниющих мозговых извилин, похожих на дороги, заполненные цементно-графитным паром. Если я ничего не пойму, то заблужусь в бесконечных лабиринтах, не поняв смысла брожения, выраженного в бродяжничестве. Я так и останусь одиноким, если не постигну, зачем облака кувыркаются наискосок, а стаканы воют вместе со свинченными промокашками для игры в гольф. Я двигаюсь в арифметической прогрессии. Меня окружает арифметический туман, и предметы представляют собой зашифрованные формулы разного формата. Я хрюкаю, а зачем, не знаю.

Теперь я взят в черную рамку, и мне страшно, ведь быть в черном – это всегда страшно. Я догадываюсь, почему мне с самого начала не понравился этот мир. Он черно-белый, а человек создан так, что ему подавай все цветное. Если вы садитесь обедать, то с большим удовольствием съедите цветной картонный салат, чем вкусное черно-белое блюдо. Человек хватает цвета, как звезды, пообещавшие ему в детстве открыть смысл жизни. Новые ощущения цветов постоянно ожидаемы и желанны. Цвета похожи на стайку нетерпеливых рыбок, которые плывут и делают гипнотическую дебильность интереснее. Я вспомнил о цветах, потому что мир, бывший до этого черно-белым, стал разноцветным с того самого момента, как я проник сквозь черную рамку. Теперь моя свобода стала цветной, как высокая радуга, реющая в ночном небе. Желтые маки, серые одуванчики, лиловая кровь, оранжевая земля. Что тут удивительного? Обыкновенная оранжевая земля. Просто на нее вылили цистерну сока манго. Теперь я понемногу начинаю понимать сущность вещей в этом мире, но мое одиночество безнадежно пугается моих страшных размышлений.

Неожиданно я вхожу в совершенно новую ипостась. Мне становится невыразимо приятно от летающего телефонного провода, который касается меня, и после этого чудесного прикосновения я тоже становлюсь телефонным. Я начинаю гудеть, звонить и разговаривать сам с собой на разных языках. Вот здорово! Я удачно вошел в этот мир и теперь с радостью ощущаю свою телефонность. Меня куда-то всасывает, но я не замечаю ничего необычного кроме изоляции провода, сквозь сердце которого проходят тонкие цветные жилки. Теперь я превратился в телефон, и от этого мне ужасно хорошо. Я буду звонить до конца света, до тех пор, пока Европа не потонет в волнах мирового океана, оставив Азии преимущество вечного царствования. Я буду звонить, пока не лопну и не выплюну себе под ноги обрывки недослушанных разговоров. Я звоню, а мир разрывается на части, и я разрываюсь вместе с ним. Остается только ощущение причастности. Дзинь-дзинь...Дзинь-дзинь...