 |
Владимир Захаров
Сборник рассказов
 На чтение потребуется 1 час 50 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf
Оглавление 1. Стиль 2. Strange 3. Дворник Strange
Можно мне поработать, в конце концов? Вас, как минимум, двое, а меня… как минимум… Из-за вашей болтовни я собственных мыслей не слышу. И я не знаю, кто прав! Я вообще не понимаю! Давно перестал понимать… О чём вы там? Про то, что солнце не может быть одновременно с луной? Они одновременно! Да, я вчера видел луну днём... Что?.. Солнце не видел ночью. Не начинайте заново!.. Были на улице? Как там? Вчера не было дождя, и по вашей милости на меня под зонтом как на сумасшедшего пялились. Ну, взял по ошибке, и что теперь? Мог не раскрывать? Ага! Вернитесь лучше к вашей солярной концепции, а с зонтами я уж как-нибудь сам разберусь. Антон подходит к окну. С изумлением косится на свою нервно подрагивающую правую руку с перебирающими невидимые струны пальцами. Прислушивается. Тихо. Только перестук дождя по карнизу. Накрывает левой кистью беспокойную правую и принудительно, не без борьбы, прижимает её к бедру. Нет! Яйцо ничего не подтверждает! Я знаю, что желток одновременно с белком, но при чём тут... хотя... Может, ты и прав... Кто из вас? Тот, что про яйцо… Вы оба? Разбирайтесь сами! Зонт со вчерашнего дня сушится на полу прихожей. Антон складывает его и убирает в шкаф. Проверяет карманы рабочего комбинезона. Правая рука ему по-прежнему подозрительна, и он старается её не задействовать, от этого движения неловки и на всё уходит больше времени. Рассовывает по карманам карандаши, рулетку, блокнот. Дышит на зеркальную поверхность потёртого диска и заправляет его в старенький walkman. Вы слышали новый альбом Джима? Нет? Ну… тогда… ЗАТКНИТЕСЬ НА ХЕР!!! Вдавливает в уши затычки наушников и, перекрестив дверь, выходит за порог.
People are strange when you're a stranger…[1]
У Любы нет забот, у Любы полон рот, ложка за ложкой – простая наука, Люба съедает всю кашу без звука. – Помнишь, ты мне это в детстве напевала? – говорит Люба, подняв ложку с овсянкой на уровень глаз и пристально её рассматривая. – Ты о чём? – не понимает её мать. Она сидит за столом напротив и присматривается к дочери так же внимательно, как та к ложке. У Любы нет забот, у Любы полон рот... – …эту... – Ты ничего не сказала. – Разве? – чуть удивляется Люба, механически пережёвывая кашу. – Странно... Но до сих пор помогает. – Хорошо себя чувствуешь? – Да… Спасибо, но больше не лезет. Потом доем, – встаёт из-за стола и, накрыв блюдцем пустую тарелку, убирает её в холодильник. – На работу пора. Мать идёт вслед за Любой. Останавливается в дверях комнаты и наблюдает. Люба открывает шкаф и в нерешительности замирает. Мать про себя считает до десяти, затем заходит в комнату и помогает Любе с одеждой. Любе под тридцать, но выглядит она на семнадцать. В высокой сухопарой фигуре неловкость всех длинноногих, едва народившихся парнокопытных. С недавних пор русые волосы острижены под каре. Раньше самостоятельно заплетала длинную богатую косу, но однажды перестало получаться. Красивое лицо искажается признаками волнения. То внезапно расширятся зрачки серых глаз. То вздёрнутый кончик носа дрогнет, принюхиваясь к чему-то. То губы напряжённо сожмутся, то ли от внезапной боли, то ли от разочарования. – На работе всё в порядке? – спрашивает мать, оправляя на дочери блузку, пока та красится. Конечно. Цифры они и есть цифры, с… – …ними всегда всё в порядке. – С кем? – С цифрами. – А-а... – Мамочка, ты здорова? – целует маму в лоб Люба. – Ты сегодня рассеянная какая-то. – Возраст рассеивает... – Зачем встаёшь в такую рань? Что я, сама, что ли, на работу не соберусь? Спала бы себе да спала. – День длинный, успею ещё, – говорит мама, стирая салфеткой зашедшую за края помаду на губах Любы и поправляя в волосах съехавшую на бок синюю, в виде стрекозы, заколку. – Дождь сегодня, зонт захвати. Люба выходит из подъезда и раскрывает зонтик. Кивает Антону, их дворнику. Тот, присев на корточки у бордюра, отфыркивается от дождя и опять что-то там замеряет рулеткой. По щекам стекают волосы. – Здравствуйте, – говорит он, вынимая один наушник. – Вы не подумайте. – Что? – У меня тоже есть зонтик, только вчера дождя не было. – Понятно, – недоумевает Люба. – Всего доброго, на работу опаздываю.
Антон провожает её заинтересованным взглядом. Она исчезает за углом дома, оставляя за собой след из духов и ещё… Заметили? С каждым днем всё отчетливей. Да ну вас! Говорю же – аромат миндаля всё сильнее… То, что вы не знаете, как пахнет миндаль, совершенно не означает… Я не знаю, что это меняет, просто ей достаточно тоже понюхать меня... Не вижу в этом ничего смешного. Ладно, это подождёт. Я всё посчитал, и вот это уже действительно не смешно. Они должны обо всём узнать! Промокший до нитки Антон дометает двор. В проливной дождь – занятие бесполезное, разве что лужи гоняет, но Антон удовлетворён и несколько в трансе от самой механики привычных движений. У помойки бомжи. Антон решает отложить вынос контейнера. Прячется в мусорной камере, опасливо поглядывая в щёлочку двери. Я не буду снова звонить в полицию. Они злятся и не верят. А вот когда эти бродяги соберут бомбу?.. Никто нам больше не верит, но ведь у меня же всегда всё задокументировано. Думают, что только они бумажки писать умеют. Менты и доктора – одна сатана. Дома стаскивает с себя промокшую насквозь одежду и, упаковав её в целлофановый пакет, кладёт в холодильник. С полки пониже берёт пакет с другой одеждой, кладёт в микроволновку и включает. Открывает стенной шкаф, одна из полок которого полностью занята небольшими коричневыми блокнотами. Просто они не видят картину в целом… Нет, там нет доказательств одновременного сосуществования солнца и луны… Ладно, поймали – есть. Но с этим ещё не закончено. Мне ведь иногда и спать надо, а пока нет устойчивых сравнительных данных ночных наблюдений, то и речи быть не может. Сами знаете, как бывает с бездоказательными гипотезами… Больше меня на этом не поймают! Звякает микроволновка. Антон одевается во влажные, тёплые, пахнущие плесенью джинсы и толстовку. В ванной, кривясь лицом от боли, расчёсывает длинные спутавшиеся волосы. Заглядывает под раковину и долго смотрит на бритву. В глазах мелькает воспоминание о чём-то неприятном. Отрицательно мотает головой и кое-как корнает бороду большими кухонными ножницами. Опрыскивает себя с ног до головы ландышевым освежителем воздуха. Она ещё не понимает. Никто не должен пронюхать… Да, да, я помню того врача. Забудешь такое. Мы только вошли, а равнобедренный треугольник его бледного носа тут же завибрировал… средневековье какое-то. Хорошо хоть кровопусканием больше не лечат, хотя… И ведь я говорил же всё правильно. Не придраться. Без запинки отвечал на вопросы. Когда спросил, сколько мне лет, то сказал, что тридцать, хотя, сами прекрасно знаете, мне за неделю до того сто семь стукнуло… И вы – предатели! Не понимаете, когда нужно заткнуться… И рука – предательница! Как проморгал тот момент, когда мне её заменили? Ведь очевидно же, что чужая. Впрочем, тому доктору и не важно было, что я там говорил. Ноздри не прекращали подрагивать, обнюхивая нас, и этого, блин, хватило! Этого нафиг достаточно! А то, что у меня работа, то, что у меня исследования, это, блин, никому не интересно… Участь всех гениев… не лава… слава… Посмертная слава. Какие же вы всё-таки дремучие. Антон аккуратно укладывает блокноты в синий пластмассовый дипломат. Вы слышали новый альбом Джима? Нет? Ну… тогда… ЗАТКНИТЕСЬ НА ХЕР!!! Вдавливает в уши наушники и, перекрестив дверь, выходит за порог. На крыльце, сощурившись от солнца, раскрывает над головой зонт. Направляется на остановку. Походка плавная и чуть заторможенная, так как при быстрой ходьбе walkman начинает заедать.
When you're strange. When you're strange. When you're strange…
Люба долго не заходит в офисное здание. Теперь так каждое утро. Словно невидимая стена между ней и вращающейся дверью. К тому же вращение… Не так давно закурила. Мама убьёт, если узнает. Прикуривает вторую сигарету от первой. Рука подрагивает, обсыпая пепел. Робко кивает проходящим мимо коллегам, извиняясь улыбается. Боится, что они расскажут маме про курение. Она им не доверяет. Рожать, как животным, значит, можно, а покурить – не дай боже! Суют под нос тряпьё детское, меж собой делясь. Конвейер... А вдруг оно не постирано?.. Не задумываются?.. А вдруг перезаражают друг друга?.. Не дождёшься… Из декрета в декрет, а мне, значит, работай за них. А то, что цифры стали меня отравлять, никому не интересно. «А почему ты ещё не родила?» Издеваются! Прекрасно же знают, что всё из-за отравы… На проходной заминка. Оказывается, что Люба забыла пропуск дома. Охранник вручную нажимает на кнопку, но Люба всё время пропускает момент с красной стрелкой и натыкается на уже застопорившийся турникет. Охранник багровеет толстым недовольным лицом. Столпившиеся за спиной возмущённо переговариваются. По щекам Любы начинают катиться крупные слёзы. В бессильной панике она набирает воздуха и, поджав под рёбра живот, протискивается между треногой турникета и барьером. Всхлипывая бежит, минуя народ у лифтов. Скрывается за дверью, ведущей на лестницу. Поднимается на пятый этаж, но лестничные пролёты безлюдны, и Люба понемногу приходит в себя. Обновляет макияж, оправляет одежду, умирает в деловой улыбке. Заходит в свой офис – бухгалтерия. Осматривает ряды столов, пытаясь распознать по взглядам, был ли кто-то свидетелем её позора. Явных признаков как будто бы нет, но кажется, что всё. Краснеет, до крови закусывая нижнюю губу, и просачивается за перегородку стола. Прячется, пригнувшись. Включает компьютер и постепенно успокаивается, утопая в его мерном гудении, в уютном аромате кофе и шелесте кондиционера под потолком. Мама ей не разрешает пить кофе, но чуть позже она заварит целую чашку, замешав как минимум две ложки, а потом сходит покурить.
Антон, по своему обыкновению, не доходит до остановки метров двадцати и застывает на перекрёстке. Ему важен обзор. Не любит, когда автобусы неожиданно выезжают из-за поворота. Не подготовиться толком. Впрочем, это ему мало помогает. Он бежит за каждым автобусом, втискивается внутрь и только потом озадачивается номером маршрута, и если даже попадает в правильный, то всё равно в последний момент выпрыгивает, решая дождаться троллейбуса. Ему страшно ездить в автобусах, потому что там не объявляют остановок и не дают билетиков – как будто похищают. – Ку-у-шать хочется. – Как будто мне не хочется! – Почему мы не едим дома? – Лучше ни начинайте! – Это бред. – Значит, искать солнце по ночам – это не бред, а избегать отравы – бред? – Да кто тебя травит?! – Может, и никто, но что происходит с едой, пока меня нет? – Она в холодильнике лежит! – Ага, и именно поэтому его дверца постоянно приоткрыта, когда я возвращаюсь? – Давай уже просто поедим. – У вас всё просто! – Теперь-то что не так? – Надо свериться с графиком. – О божешки… Антон дожидается троллейбуса и, с довольной улыбкой отряхнув сухой зонт, встаёт на задней площадке, в уголке. Ему нравится, когда отворяющиеся створки чуть хлопают его по спине, подкрепляя ощущение укромной безопасности. В нетерпении он переминается с ноги на ногу, выставив перед собой руку с оплатой проезда, и только, когда получает свой билет, удовлетворённо отворачивается к окну. Достаёт из кармана блокнот, на котором заглавными буквами написано: «ПИТАНИЕ». Все листы разлинованы по дням недели, и напротив каждого дня – название одного из заведений общепита. – Сегодня у нас что? – Среда. – Так… среда... в среду – «Макдональдс». – Аллилуйя!!! – А это означает, что мы едем в блинную. – А почему бы сразу не написать – блинная?! – А почему бы сразу с моста не спрыгнуть? А?.. Сойдя у блинной, он позавтракал. Перед уходом случилась заминка. Незнакомый, видать, новенький продавец всё никак не хотел расписываться в его блокноте. Продавец, не понимая, чего от него добиваются, уже было начал выходить из себя, но помог грузчик, знавший Антона. Вовремя вынырнув из подсобки, он уладил все формальности. Сытый и умиротворённый Антон вернулся на остановку. От дипломата исходил аромат купленных на вечер блинов с мясом, и за ним увязалась дворняжка. Антон открыл дипломат и ополовинив блин, протянул псу, но тот, внимательно принюхавшись, недовольно фыркнул и отбежал. Антон, разочарованно хмыкнув, выкинул оставшиеся блины в урну и, зайдя за павильон, стравил. Утираясь, он раскрыл блокнот и вычеркнул среду.
– Любонька, мне так неловко, – говорит Светлана, поглаживая округлившийся живот. – Ты и так зашиваешься, а тут я со своим декретом. Люба и ещё несколько женщин сидят за столом в небольшой офисной кухоньке. Десять часов – время чаепития. Люба перестала любить эти посиделки. Ей сложно поддерживать разговор, а ещё сложнее правильно реагировать. Может невпопад засмеяться либо помрачнеть лицом. Света и года не успела отработать, а уже вслед за прочими в декрет. Не беспокойся обо мне, главное рожай… – …спокойно… – Что? – Не волнуйся обо мне, говорю, главное родить благополучно. – А-а… – Люба, сегодня зарплатные ведомости сдавать, – вступает в разговор главный бухгалтер Алевтина Петровна. – Успеваешь? Помешивая кофе, Люба не отрывает взгляда от выпирающего из-под стола живота Светланы. Представляет, как сама бы смотрелась с этаким пузищем. На мгновение ей хочется протянуть руки и, ухватившись за этот живот, как за большой спелый арбуз, примерить его на себя. Она украдкой усмехается этому своему побуждению. – Да, Алевтина Петровна, – с трудом подавляя смех, говорит она. – Что – да? Я понимаю, что на тебя много навалилось, но последнюю ведомость мне пришлось править. Ты как вообще в последнее время? Справляешься? Конечно. Это же не отрава, а… – …всего лишь цифры. – Надеюсь, – не вполне удовлетворённая разговором, бросает Алевтина Петровна и встаёт. – Не засиживайтесь… особенно ты, Люба. – Вот же сука климаксичная! – восклицает Люба, когда за начальницей закрывается дверь. – Будто сама молодой никогда не была, да девочки? – ищет она поддержки у остальных, особенно у Светы. – Как ты можешь?! – возмущается Света, не без труда выбираясь из-за стола. Люба остаётся одна на кухне. Лицо разгорается стыдом. Её взгляд задерживается на кофеварке, на которой указан инвентарный номер. Цифры начинают насыщаться чёрным, жиреть и пауками расползаться в разные стороны. Глаза Любы расширяются ужасающим прозрением, и она, рванув к раковине, сплёвывает холодный кофе. Надавливая пальцем на основании языка, она стравливает всё возможное, а про себя решает, что больше не будет питаться на работе.
– ЯАНМЕИРП, – шёпотом читает Антон надпись на обратной стороне двери. – ЯАН-МЕ-ИРП… Он уже около полутора часов сидит в коммунальной компании, в которой работает дворником. На коленях раскрытый дипломат. Он нервно тасует блокноты, располагая их в надлежащем порядке. – А Роткерид скоро будет? – спрашивает он у поглядывающей на него украдкой девушки на ресепшн. – Директор на выезде, да и потом занят. Может, вы мне сообщите причину визита? Антон скептически на неё смотрит. – Вы не обижайтесь, но я не уверен в вашей компетенции. Мой вопрос требует безотлагательных решений. Вы уполномочены? – Если вы поясните… – не успевает договорить девушка, когда мимо них скорым шагом проносится директор. Антон, с шумом захлопывая дипломат, кидается к нему, но моложавый лощёный мужчина в дорогом костюме и с деловым лицом успевает скрыться за дверью кабинета, оставляя за собой лишь запах дорогого одеколона. Антон было тянется к ручке, но девушка с ресепшн возникает между ним и дверью. – Вы что?! Нельзя так вламываться! Я сначала должна узнать, сможет ли Валентин Петрович вас принять. – Но вот же он! Поймите, если незамедлительно не принять мер… – Присядьте, пожалуйста, я сделаю всё возможное! – говорит она, брезгливо отстраняясь от Антона и жестом вытянутой руки указывая на кушетку. – Если раньше данные были неубедительны, то сейчас прогрессия на лицо… – Присядьте! Я прямо сейчас узнаю у Валентина Петровича. Антон колеблется, но всё же отступает на шаг. Девушка, дробно постучав в дверь, юркает в кабинет. Антон прислушивается. До него доносится смех. Антон тоже благодушно усмехается, предполагая благополучный исход. Секретарша, всё ещё улыбаясь куда-то за спину внутрь кабинета, выходит. – Вас примут. – Отлично! – Степан Васильевич сейчас подойдет. – Нет, нет, нет, только не!.. – восклицает Антон, а в приёмную, осклабившись веснушчатым пухлым лицом, уже входит завхоз Степан Васильевич. – Антоша! Опять ты людей дёргаешь! – говорит он, сгребая в объятия Антона и выводя его из приёмной. – Надо было сразу ко мне, брат! – Степан Васильевич, не трогайте… что ж вы трогаете! – Они же ничего не поймут, Антон! Они не в курсах. Пойдём, пойдём. Грузный завхоз тащит Антона к себе в подсобку. Антон упирается, но сопротивляться совершенно невозможно. Его усаживают, и он думает, отчего люди такие сумасшедшие. Степан Васильевич садится за стол напротив. Из ящика стола достаёт и ставит на стол бутылку водки и голубенькое блюдце с арктически белым салом. – Антоша, ты начнёшь?.. У меня к тебе тоже дело, знаешь ли, и тоже секретное, – заговорщицки подмигивает он. – Моё дело совершенно не секретное! Об этом должны знать как можно больше людей, и должны приниматься меры! – Да, да, начинай ты, мой неугомонный, – говорит Степан Васильевич, опрокинув в себя стакан и зажевавши сало. Его обильное лицо преисполняется сонной негой, и тяжёлые веки прикрываются в полудрёме в такт пережёвывающему рту. Он демон… они все… ЯАНМЕИРП... РОТКЕРИД... ЗОХВАЗ… Что-то из арамейского. – Про солнце им не рассказывай. – Шутите?! Я вообще ничего не хочу ему рассказывать. – А что если это их рук дело? – Замалчивают? – Да! Ты работаешь, измеряешь, фиксируешь и им же и докладываешь – смешно. – Толку от вас совершенно никакого. – А ты попробуй аккуратно рассказать и посмотри, если не убьют, то не они. – Хорошо вам рассуждать. А если убьют? – Истина дороже! С большим сомнением поглядывая на дремлющего завхоза, Антон всё же решается и, раскрыв дипломат, начинает обстоятельно раскладывать на столе блокноты. – Здесь исследования за последний год. Предыдущие вы проигнорировали, но я не в обиде. Тогда и мне было не вполне ясно. Смутные догадки с косвенными доказательствами. Сейчас же всё самое худшее подтверждается. – Угу, угу, – слегка кивает Степан Васильевич. Из уголка его рта тянется длинная нитка слюны. – Я не уверен насчёт скорости, но прогрессия очевидна. Дом, в дальнейшем именуемый объектом, продолжает смещаться. За крайнюю координату принимается бордюр, так вот… вы готовы это услышать? – Агамс… – Относительно бордюра на солнечной стороне, объект сдвинулся на двадцать восемь… – Метров? – Метров?! Что?! Вы с предыдущими данными вообще ознакомились? – Доу-у… – Миллиметров! На двадцать восемь миллиметров за последний месяц. Это почти три сантиметра. Произведя элементарные расчёты, мы приходим к ужасающим цифрам. При сохраняющихся темпах продвижения через год объект, далее именуемый домом, сместится на триста тридцать шесть миллиметров, или тридцать три и шесть сантиметров! – Не шутки… – А то! – довольный произведённым эффектом, возбуждённо кивает Антон. – И куда, по-твоему? – Что, куда? – Куда, по-твоему, смещается дом? – сплюнув белую сальную жвачку на блюдце, спрашивает завхоз. – А вот это я и собирался узнать у вас. Дом же на подведомственной вам территории. Я скромный учёный и неравнодушный наблюдатель, так сказать. Моё дело установить закономерности явления и известить ответственные органы. – Органы, хе-хе… – Да… Но если передо мной будет поставлена иная задача и делегированы большие полномочия, то я займусь разработкой теоретической базы предполагаемых координат движения дома, далее именуемого объектом. – Дегелирую… – Что? – Я тебя дегелирую! – Делегируете, вы хотели сказать? – Точно, де-ге-лирую! – Это всё, конечно, лестно, но, Степан Васильевич, я сомневаюсь, что занимаемая вами должность в нашей структуре... – А ты не сомневайся! Я сейчас всё согласую, – говорит завхоз и, поднимая с рычага телефонную трубку, подмигивает Антону. – Директора мне!.. Да!.. Нельзя отложить, срочно!.. Директор?! Эт’ я! Мне дегелировать Антошу?!.. Так точно… Ясно… Тогда сейчас же дегелирую!.. Ну, вот всё и улажено. – Так просто? – недоверчиво косится на телефонную трубку Антон. – Так мы и работаем, – радушно улыбается Степан Васильевич и подливает себе в стакан. – Сам- то как, Антоша? – Чего? – воодушевлённый открывающимися перспективами, не слышит Антон. – Справляешься с работой? Может, грабельки там или лопатки подогнать? – Грабельки?.. Нет, мне бы… не знаю, как и попросить. – А ты не стесняйся, прямо говори. – Мне бы рулетку новую. – Говно вопрос! – восклицает завхоз и, порывшись в ящике стола, достаёт рулетку. – Ух, ты! Десятиметровая, – бережно принимая из рук завхоза новую рулетку, говорит Антон. – Всё для тебя, Антошенька. Здоровье как? – А что здоровье? – Весна, знаешь ли… – И что? – Неспокойное время… – Мне, Степан Васильевич, знаете ли, не до смены времён года. Весь поглощён исследовательской деятельностью. – Конечно, конечно. Тут, брат, ещё такое дело. В соседнем доме дворник запил, сцука. – Аркадий Викторович? – Да, Аркаша, лом ему в жопу! Без тебя нам не справиться. Возьмёшь его двор? – Не знаю даже, – всё ещё любуясь и вертя в руках рулетку, говорит Антон. – Это же расширение исследований. – Не справишься? – Хотя это может позволить произвести сравнительный анализ… корреляцию… – Вот и отлично! Только я его аванс пока на себя переведу, чтобы тебе не мучиться с бухгалтерией. Сам их знаешь, крючкотворов. – Ага. – А в конце месяца, как между нами заведено, сам с тобой рассчитаюсь. Лады?! – Вам оставить отчёты для полного ознакомления? – Нет, нет. Ты всё предельно ясно и подробно объяснил. – Хорошо, тогда вот здесь и вот здесь распишитесь, – говорит Антон, отодвигая успевшее наполниться белыми жёванными комками блюдце в сторону и располагая перед завхозом блокноты.
– Я думаю это, физическое. – Да? – А вы присмотритесь к ней – девочка девочкой, хотя лет уже немало. – Может, у неё там и вовсе ничего нет? – Где? – Да, под юбкой! – А такое бывает? – Я слышала, что бывает. Люба, присев на корточки за перегородкой своего стола, зажмурилась и крепко зажала уши. Это не помогает. Обсуждающие её голоса не становятся тише. Это началось сразу после того, как она вернулась с кухни. Она, не веря своим ушам, даже привставала с кресла и смотрела на коллег, но те всякий раз ловко успевали принять занятой вид и умолкнуть. – Да и сколько можно? Других они быстрее отравляют, а эта как ни в чём не бывало. – А на кухне что учудила! Я все рассказала Алевтине Петровне, она её точно уволит. – А я матери её позвонила, та тоже... – Что? Уволит? – Нет, конечно. Я про кофе и сигареты рассказала. – И? – Так мать пообещала ей зубы за это вырвать. – И правильно. С такими по-другому никак. Люба забирается под стол. С одной стороны, ей хочется укрыться от этих голосов, с другой – надёжно спрятаться и расслышать всё в полной мере. Она с ужасом поглядывает на наручные часы, прикидывая время до сдачи зарплатной ведомости. Понимая, что не успевает, переводит стрелки на пару часов назад и, несколько успокоившись, продолжает вслушиваться. – А знаете о новой разнарядке по предприятию? – Нет, а что там? – Всех женщин, не родивших до тридцати – стерилизовать. – А сколько нашей Любочке? – Как раз тридцать через неделю. – Не успеет. – Куда уж там. – А разве она уже не стерилизована, ха-ха? Да и какое там рожать, когда она сама до сих пор с мамой спит! – Да вы что?! – И что же, у неё никогда никого не было? – А кто на такую позарится? Я слышала, как мужики её между собой называют. – Как? – Синим чулком! – Люба?.. Люба?! К столу Любы подходят. Она отодвигает стул и, отдуваясь от пыли, поднимается. – Алевтина Петровна? – Что с тобой? – Серёжку уронила… я не синий чулок! – Что? – Серёжку... – Люба, может, тебе помочь? Мне уже скоро бумаги в банк отправлять. – С чем помочь? Мне еще нет тридцати! – С ведомостью, Люба! – А нет, нет... я почти закончила. Я думала, вы про разнарядку. – Какую ещё разнарядку? – Ну, новую... Не волнуйтесь, сейчас всё перепроверю и отошлю вам. – Будь добра! – Просто я совсем недавно начала курить, а от кофе с сегодняшнего дня и вовсе отказалась. – Я жду файл! – Хорошо... маме совсем не обязательно об этом знать... Люба смущённо улыбается, провожая взглядом начальницу. Она думает о том, что всё было бы легче, и она бы всё успела, если можно было составить ведомость, не используя цифр. Ведь только они отравляют. Буквы, например, по-прежнему всего лишь буквы. Если каждую цифру заменить буквой, то разницы в данных не будет, а она ещё сможет родить. Остаток дня Люба на душевном подъёме с энтузиазмом переделывает документы согласно своей новой системе. Всё получается легко, и она удивляется, как раньше никто до этого не додумался. Ведь так удобней. Быстрее. А главное – безопасней. Её больше не беспокоят грязные пересуды, и кажется, что отныне всё в её жизни будет так же просто и ладно, как и в заполняемой ведомости. Под конец дня, оформив всё в надлежащем виде и весьма довольная результатом, Люба решает не утруждать начальницу и отправляет счета прямо в банк на исполнение. Собирается домой. Проходя мимо стола беременной Светланы, она, не застав ту на месте, украдкой берёт её кружку и плюёт в ромашковый чай. Любе это кажется вполне безобидным, учитывая, какие мерзости та про неё разносит.
Полная осуществления улыбка долго не сходила с лица Любы. Она садилась с ней в лифт. С улыбкой справлялась с турникетом, сама дивясь, что за цирк с утра устроила. Прикуривала, вспорхнув с крыльца, с ней же. Вот только ясное небо вдруг заволокло тучами. Курила, пока большая капля начавшегося дождя не затушила и не расслабила сигарету. Люба и после этого не сразу раскрыла зонт. В ней заёрзал страх. Она смотрела на лёгкую дымку испарений, исходящую от асфальта, и вместе с отлетающим к небу теплом в ней самой выпаривалось, растворялось то краткое воодушевление и уверенность, мгновение назад казавшиеся прочными и неизбывными. Она оглянулась на крыльцо, с которого беззаботным и расслабленным потоком сходили довольные окончанием рабочего дня сотрудники. Их не смущал и не пугал дождь. Вяло перешучиваясь, шли к своим машинам, и у всех них было куда вернуться. Семья... Любе захотелось увязаться за каким-нибудь мужчиной, подсесть в его автомобиль и поехать вместе с ним домой. В салоне опустить козырёк с маленьким зеркальцем и поправить макияж. Накрыть ладонью его руку на рычаге переключения передач. Недолго поспорить насчёт выбора радиостанции и сдаться, подтверждая тем самым уверенность в его правоте и верности принимаемых им решений. Заворожённая этой картинкой, Люба не сразу заметила выбежавшую на крыльцо Алевтину Петровну. Лицо начальницы было багровым от гнева, очки съехали на бок, а губы, артикулируя крики, извивались жирными, цвета моркови, гусеницами. Люба раскрыла зонт, укрывшись за его чёрным колесом, и без оглядки побежала. Она шлёпала лёгкими босоножками по лужам, не разбирая дороги. Чёрные подтёки грязи ползли вверх по ногам, минуя колени, по внутренней стороне бёдер. Пару раз она подбегала к остановкам, но всякий раз перед дверьми автобуса стекленела замершим на номере маршрута взглядом. Мир роился цифрами. Не укрыться! Они расползались шипящими змеями по вывескам магазинов, номерам домов, маршруткам. Стягивали запястье ремешком часов. Люба, обламывая ногти, едва сорвала их с запястья. Цифры отставляли во рту прогорклый вкус, когда Люба кончиком языка пересчитывала зубы. Очередной порыв ветра вывернул зонт наизнанку, и Люба, отбросив его в сторону, побежала ещё быстрее. Вскоре внутри не осталось ничего, кроме саднящего, причиняющего боль дыхания. Она добежала до окраины парка, за которым был её дом. Его уже было видно за дорогой. Люба перешла на шаг. Ноги не слушались, исходя сильной дрожью. Она едва сдерживала подступившую к горлу рвоту. С лица на прилипшую к груди блузку стекала косметика. Вниз по склону от дороги она увидела мальчика-цыганёнка с длинной палкой. Он стоял, скрываясь от дождя под деревом, а чуть поодаль жались друг к другу несколько коз. Они были худыми. Рёбра выпирали по бокам из-под грязной редкой шерсти. Вымена свисали дряблыми розово-серыми пустыми целлофановыми кулями. Чуть в стороне на тонких ножках переминался маленький козлёнок. Он подрагивал от холода, не догадываясь прибиться к остальному стаду, и недоуменно, растерянно поводил по сторонам ушастой мордой. Люба глубоко вдохнула и больше не выдыхала, заходясь беззвучным плачем. Спотыкаясь, спустилась по откосу с дороги и, добредя до козлёнка, обессиленно опустилась на колени. Люба слюнявила пальцы и оттирала грязь с его мордочки. Оглаживала, приговаривая ласковое. Обняла и прижалась всем телом, не замечая, как её, изумлённо матерясь, охаживает по спине палкой напуганный цыганёнок.
Заткнитесь! Ведь ничего не слышно из-за вашей болтовни... Это не простая машина, уж поверьте... Я поищу солнце, ведь собрался уже, только заткнитесь!!! Сейчас, заткнитесь... Антон сидит на корточках у подоконника, повернув голову набок, и вслушивается в сумерки. Было тихо, пока он одевался в прихожей. Тихо, пока заправлял диск в walkman. Тихо, пока у подъезда не остановилась машина. У них старые моторы. Характерный звук... А потом, когда подъезжают, то не сразу выходят… подготавливаются... сверяются с бумагами, инвентарь проверяют. Скрипит отъезжающая в сторону рама машинной двери. Неразборчивый говорок и запах сигаретного дыма, поднявшегося к его форточке. Смешки... Наконец отворяется дверь подъезда. Антон почти чувствует туговатое распирание петель, которые всё забывает смазать. Чуть отодвинув занавеску, он кратко выглядывает за окно, а затем, сорвавшись с места, бежит в прихожую и, погасив свет, ложится у двери на пол. Говорил же! Я их ни с кем не спутаю. Насмотрелся... Вы никому сегодня ничего лишнего не сболтнули?.. Точно?.. А за рукой чужака следили? Она злая. Кого угодно может обидеть… Тогда остаются только демоны. РОТКЕРИД и ЗОХВАЗ. Они поняли, что я всё знаю, и сдали меня... Лифт спускается мимо двери Антона на первый этаж. По звуку он различает, что вызвали грузовой – значит, несколько человек. Лифт доезжает до первого и с небольшой заминкой начинает подниматься. Антон, заламывая правую руку, ложится на неё и цепенеет, не дыша. Ему кажется, что лифт замирает, и двери вот-вот откроются напротив его квартиры. Зрачки расширяются в оторопи. Он панически мотает головой из стороны в сторону, а лифт продолжает гудливо подниматься. – У-фф... Не за нами... Тихо!.. Они хитрые. Могут подняться выше и потом, когда расслабишься, внезапно подкрасться. – Да что ты мелешь? – Говорю, было такое. – С кем это, интересно? – В больнице мне один рассказывал, как его месяцами вот так выслеживали и затем сцапали на собственном пороге. – Ага, а что тебе ещё всякие шизофреники порассказали? В подъезде слышна недолгая возня. Гаркающие мужские возгласы и задавленные женские вскрики – неуверенные и краткие. Лифт возобновляет движение и прозаично опускается. Хлопает дверь подъезда. Лязгает рама двери скорой помощи. Отъезжают... Антон встаёт с пола и, натянуто улыбнувшись, приводит одежду в порядок. – Теперь, может, делом займёмся? Чего только не придумаешь, чтобы от главного отбрехаться. – Да идите вы! Без меня нас бы уже давно всей компашкой под белы рученьки, и вы бы уже других пытали своими солнцами и лунами. – Они одновременно! – Ага, вот им бы и доказывали… Антон опасливо выходит за дверь и, осмотревшись, идёт к лифту. Вызывает грузовой. На полу – сморщенный окурок и синяя, в виде стрекозы, заколка. Антон нажимает на кнопку первого этажа и поднимает заколку. Принюхивается. Говорил же, миндалём. Особенно сейчас… отдам ей, когда вернётся... Вы слышали новый альбом Джима?..
[1] Strange – с англ.: странный, непривычный, удивительный, чудной, холодный, сдержанный, необыкновенный, иностранный, незнакомый, неизвестный, чуждый, чужой.
Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за март 2019 года в полном объёме за 197 руб.:
Оглавление 1. Стиль 2. Strange 3. Дворник |
 Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсы Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:
Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 22.04.2024 Вы единственный мне известный ресурс сети, что публикует сборники стихов целиком. Михаил Князев 24.03.2024 Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества. Виктор Егоров 24.03.2024 Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо! Анна Лиске 
 |
|||||||||||
| Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
|
|||||||||||
