Приступаю (Поток сознания при чтении абсурда)

 

Купить в журнале за декабрь 2019 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 10 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

 

Приступаю к чтению порекомендованного. Человек знал мой вкус (чтоб было недопонятное – я это считаю меткой следа подсознательного идеала автора). Но осторожность требует, чтоб я параллельно с чтением записывал свои мысли. На случай, если вожделенных следов я не найду. Тогда я к концу записей приделаю оценку, что художественности нет, и попробую опубликовать (ибо вкус воспитывает сам процесс специальной ориентации в произведении). Не зря потрачу время.

Вещь – такая: «День охоты шмеля» (2007) Юрия Балагушкина.

В первых же строках – непонятное:

«Но что именно, из книг понять невозможно…».

Так это не того рода недопонятное, какого я жду. Мне надо не персонажу непонятное, а мне, читателю. А пока мне всё понятно: какой-то компании что-то не понятно из-за дефицита информации.

Впрочем, кое-что нужное тут же появилось – противоречие. Речь-то идёт про «страх современников», а какой-то уют чувствуешь:

«Собираясь вместе, мы говорили о том о сём, и всё чаще разговор переходил на День охоты шмеля».

А этот день и есть объект страха.

Противоречие наряду с недопонятностью (как вид недопонятности, что ли) есть для меня та самая метка.

Пока я и помыслить не могу, что б могло значить замеченное противоречие.

 

Смешно: собеседники ищут, как и я, как единым образом упорядочить всё известное о чём-то. В литературоведении (а можно б и на искусствоведение распространить) это называется «сходимость анализа».

Неужели тут – умственное приключение? – Тогда, конечно, никакой художественности не будет. Или почему «конечно»?..

 

А вот устраивающее меня недопонятное: 3 раза на коротком отрезке применено «Александр сказал» и два раза «Антон сказал». – Что это? Баловство автора? Передо мной развлекаловка?

 

 

ПРОЛОГ кончился, и перед концом там, после трёх звёздочек, выделен из компании «я», который решил провести роковой День охоты шмеля, идя весь день с запада на восток. Потому что где-то читал такое словосочетание. – Бац. Абсурдизм?

 

Часть 1. Снабжена кратким перечнем событий. Как в «Робинзоне Крузо». (Дефо вдохновлялся идеалом соединения несоединимого…)

 

Так. Новый непонятный трюк с повторением словоблоков:

«Старик принялся ворошить свои принадлежности, похожие на камни, похожие на камни».

В первом случае было нарочитое самоограничение, что было целью без нарушения рациональности, теперь – никчемное повторение.

Зачем? Ради абы какой оригинальности?

«– Ты будешь идти. Ты будешь идти. Я вижу тебя. Я вижу цветы, вижу пчёл, вижу камни, вижу землю. Ты знаешь, как остывает вечность? Она остывает просто, как вода. Остывает вода. Просто, как вода, остывает вечность. Ты будешь идти…».

Хорошо, старик поэт-сказитель. Но почему в ПРОЛОГЕ повествователь повторение допустил 2 раза? – Автор не вполне адекватен?

 

Старик продолжил свою абракатабру и «я» его покинул. И – новая для меня непонятность:

«Но откуда он [старик] узнал, что я собрался весь день идти?».

Но старик об этом не говорил! Автор что: не помнит, что он написал несколькими строчками выше? Или «я» стал такой забывчивый?

И ещё:

«…в нижние районы – прачечные, склады, старые конюшни…».

Разве возможно, чтоб прачечные были верно поставлены во множественном числе? – Автор что: не адекватен всё-таки?

Или это живописуется ужас Дня охоты шмеля – помрачение разума у всех?

«Я слышал, что там ещё были заброшенные дороги, старые кварталы и чумные кварталы».

Сомнительное перечисление.

«Дома в них когда-то разрушили и не заселили вновь».

А как мыслимо заселять разрушенное?

Так и есть! Это – день Абсурда. Встречные на вопрос отвечают «я»-повествователю бессмысленным набором слов.

Все помешались?

«Я взял правее…» будто читателю сообщено, где «я» был. И бац:

«Стены и окна. К ним поднимались деревья».

Заумь начинается не только у персонажей, но и у «я»-повествователя. Я не удивлюсь, если, как у Сорокина, текст постепенно превратится в набор слов, слогов, а потом и букв. Тот опус я определил околоискусством.

Нет. Не случилось. Наоборот – следует несколько нормальных фраз «я»-повествователя про секту, хотевшую использовать День охоты шмеля. Впрочем, осведомлённость не проявляется.

Дальше – его, «я», словоблудие о хаосе и порядке.

Дальше – его бред неосведомлённости о своём городе.

Так. Мимолётное видение (как видение и воспринятое «я»-повествователем).

А вот писательский блуд:

«Продолжая свой путь, наматывающийся на улитки улиц…».

Далее повествователь срывается в объективное, трезвое изображение нормальным изменённого психического состояния этого «я»:

«…я искал знаки этого дня, я был настороже, чтобы вовремя обнаружить опасность. Я всматривался, я смотрел-смотрел-смотрел вокруг. Некоторая тревога была, как, бывает, тревожно, так себя чувствуешь. Когда что-то не так, или было не так, такая вот тревога».

А не может быть, что это такая литературная игра точками зрения: как можно балагурить словами вокруг абсурда?

Нет. Стиль повествования трезвого о нетрезвых длится:

«Что если кто-то входит в тела в этот день, какие-то сущности заменяют собой человеческое сознание? Поэтому никто ничего не помнит…».

 

Часть 2 продолжается в таком же стиле. Частей – 5. И ЭПИЛОГ.

Мне наскучило. Надо сделать перерыв.

 

Поехали. С новыми силами.

Боюсь, что продолжится описание встреч «я» с неадекватными людьми. Боюсь, что у автора слабо с фантазией, чтоб разнообразить. – Итак, в части 2 одна встреча. Вторая.

Опять срыв на нелепости у повествователя:

«Трамвайные рельсы. Без щебёнки. [Будто в городе, где асфальт обычно, положено под трамвайными рельсами быть щебёнке] Так их сделали, наверно. На стене что-то написано. [не русскими буквами, что ли?] Одна линия толстая, а другая тонкая. Это же хорошо смотрится. Потом брусчатка. Не помню, какие дома. [Почему «какие», а не «такие» и без запятой?] А на мостовой лежали предметы, накрытые чёрным полиэтиленом. Предметов было немного, и они были разные. Были батоны хлеба, были палки, были коробки [Повествователь откуда знает, что под полиэтиленом: тот прозрачный, хоть и чёрный? Но такого не бывает. Или каждый полиэтилен повествователь приподнимал, чтоб увидеть, что под ним?]».

Честное слово, чувство, что не вполне нормален автор, а не повествователь. Или это автор так в ненормального вжился?

Нет. С таким подробным самоотчётом я далеко не уеду…

Я прекращаю самоотчёт и напишу в конце чтения (если выдержу читать). Я как-то не помню, я дочитывал абсурдистские произведения до конца? Благо, это можно проверить по моим статьям о них. Кто там? Роб-Грийе (см. тут). – Похоже, прочёл там только начало и конец. – Надо и тут так сделать.

 

Часть 5 кончается словами:

«На возникший посреди дороги завал строительного мусора [можно думать, что это горка некая] я отвечал отчаянным броском по трубе, переброшенной через глубокую канаву [Через канаву труба была переброшена до броска? Труба лёгкая, как шест для прыжков шестом? Бросок получился через гору строительного мусора?], наткнувшись на огороженное место дорожных работ [наткнулся в результате броска через завал с помощью трубы?], взбирался на тент над торговыми рядами [посмотрев чуть назад, я понял, что пространство с чем ни попадя бросается ему навстречу {чтоб он не мог идти на восток}, так что нечего удивляться вдруг появлению на дороге после завала торговых рядов], по нему добирался до кирпичной стены и спрыгивал за неё. Иногда местность была совсем непроходимой, и я отступал и искал окольный путь. И – снова вперёд, через громоздящийся город [то есть он из города первой части так и не вышел, и я ничего не потерял, пропустив 3 главы], борясь за каждую улочку, каждый квартал.

Я метался словно в бреду, какими-то рывками, как будто даже не вполне своей волей. Давно потеряв дорогу, я ожесточённо пытался прорываться непонятно куда, выбиваясь из сил…

И в этот момент со всех сторон донёсся бой часов. Били, наверное, все часы в городе, даже сломанные, возвещая о том, что день закончился. Всё закончилось. Мне удалось пережить его».

 

ЭПИЛОГ. В нём «я» встретил Григория из ПРОЛОГА, того, кто хотел с пистолетом сидеть дома и обороняться. Тот рассказал, что у него сидеть не вышло, он вышел и пробарахтался в мусоре, как «я».

Обоим не вполне понятно, было ли что вообще. Есть даже слово «спокойно», являющееся ключевым в идеале, вдохновившем создателей «нового романа», Роб-Грийе, в частности. Идеал – спокойного приятия факта непонятности мира до конца.

Это как позитивизм. Он предлагает не лезть в глубину. Не искать причин. А принимать всё, как есть.

Только если Роб-Грийе сделал это художественно: точность описания любой мелочи, обычного (1) он сталкивал с необычностью, абсурдом (2) и получал катарсис: переживание обычности необычного (3)… То Балагушкин ограничился образным выражением приемлемости неполной познаваемости мира. И я подозреваю, что если Роб-Грийе таки так сложно (противоречиями) выражал свой подсознательный идеал позитивизма, то Балагушкин – осознаваемый. То есть Роб-Грийе – художник, а Балагушкин – иллюстратор знаемого. Роб-Грийе выражал глубину своей души, а Балагушкин писал в стиле «нового романа».

Есть смешное доказательство. Посмотрите, как слово... [...]

 

 

3 сентября 2019 г.

 

 

Автор и ведущий

рубрики «Художественный смысл» –

Соломон Воложин

 

 

 

(в начало)

 

 

 

Внимание! Перед вами сокращённая версия текста. Чтобы прочитать в полном объёме этот и все остальные тексты, опубликованные в журнале «Новая Литература» в декабре 2019 года, предлагаем вам поддержать наш проект:

 

 

 

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за декабрь 2019 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению декабря 2019 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.