Форум журнала "Новая Литература"

* Сегодня Яков ЕСЕПКИН — писатель номер один в России. Равных ему не было и вчера, и позавчера, ни в Серебряном, ни в Золотом веках. Читайте великую литературу, коль скоро она чудесным образом существует и не является предметом трансвременной метафизической иллюзорности.

Яков Есепкин

Битый алавастр у Летии

I

Тени Лувра, летите сюда,
Мы стенаем в цветах Сеннаара,
Темен мрамр иль сиянна Звезда,
Прелилась наднебесная чара.

От порфировых этих сильфид
Все белы, яко вишни любили,
Потчевали лепных аонид,
Хоть венчайте небесностью шпили.

Утром томным восплачет Эдель,
Роз ко статуям вынесет млечность,
И с кровавыми гипсами эль
Допиют ангелки – за увечность.

II

Ночи огненный ярусник нем,
Дышит маем течение Леты,
Сводность царства Аида минем,
Се и ангелей неб пируэты.

Византея, сияй и гори,
Ненавистны святые Отчизне,
Мы были всеземные цари
И в комодной побитой старизне.

Виждь, Господь, со рубиновой мглы,
Как еще юродные смеются,
Где исцвечены кровью столы
И на остия вина лиются.

III

Льет юдоль молодое вино,
Ах, мучения наши подавны,
Тще ль искать золотое руно,
Вспели гоев небесные фавны.

Чу, смертливые осы летят,
Нас покоя оне возлишают,
Спит и Шервуд, разбойно свистят
Лишь соловки и вдов оглашают.

Век успенных боялись певцов
Эти вдовы под миррою течной,
Се и зрят нас без ярких венцов
На челах, битых оспою млечной.

IV

Сердце ангела – шелк совитой
И о чадах оно престенает,
Наш атрамент эфирный, златой
Волн тоскливей и ангелов знает.

Пусть демоны гиад веселят,
Пусть надеждою тешат юродных,
В нас еще царствий феи вселят
Звезды неб, млечность граций холодных.

Чайки Бога слетятся ль к пустым
Берегам тихой Леты, мерцая
Опереньем своем золотым,
Чтоб гореть, мглу скульптур восклицая.

V

Ядовитые шелки сильфид
Геба ветошью звездной овеет,
Влечь безумных к столам аонид,
Мел их лядвий пускай багровеет.

Что, Иосиф, невесел, царей
Не любила толпа и во тлене,
Императорских спален Борей
Отдал мглу нежноокой Селене.

Углич, Рим ли оплачет сие
Неболожество, с Эос матроны
В мрамор наше вобьют остие –
И чермные сонимем короны.

ЁКЛМН!
Яркая иллюстрация поговорки "хоть в лоб, хоть по лбу"
Предлагаю администрации удалять заявления о "писателе номер один". Которые делаются не только здесь, а ещё в десятках мест.

(https://papik.pro/grafic/uploads/posts/2023-04/thumbs/1682480382_papik-pro-p-smail-povesilsya-png-19.png)

Леда, прошу Вас прекратить копировать на наш форум тексты с других сайтов. Размещайте здесь только оригинальный контент, которого нет в Интернете.

Я бы оставил в покое и Леду и Есепкина, кто бы это ни были. Заявления, конечно, нелепые и пошлые, только портят стихи. Но сами стихи, в малых дозах, странны и примечательны. К тому же, с форума не убудет от таких публикаций, всё же это не главная НЛ, на которой действительно запрещена перепечатка.

Дайте я тоже заступлюсь за Есепкина. Стихотворения чумовые. И всякий раз думаю: что он (она? они?) еще напишут? Как еще извернутся?
Вообще, это офигеть – столько лет выдерживать подобный стиль. Кто из присутствующих здесь на это способен, а?
И не соглашусь с братом, заявления о собственной гениальности очень даже лепые – в разрезе данного стиля.
Каждый раз вспоминаю

Я, гений Игорь Северянин,
Своей победой упоен:
Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утвержден!

От Баязета к Порт-Артуру
Черту упорную провел.
Я покорил литературу!
Взорлил, гремящий, на престол!

Я — год назад — сказал: «Я буду!»
Год отсверкал, и вот — я есть!
<…>
Я выполнил свою задачу,
Литературу покорив.
Бросаю сильным наудачу
Завоевателя порыв.

Но, даровав толпе холопов
Значенье собственного «я»,
От пыли отряхаю обувь,
И вновь в простор — стезя моя.

Так что Есепкин взорлил, эт точно.
А зависть – плохое чувство
(https://forum24.ru/gif/smk/sm187.gif)

Ну да, традиция с провозглашением собственной гениальности, наверно, стара, как мир. Но... сестра... та-та та-та та-та та-та (звучит музыка фильма "Челюсти"), а как же претензии к Лачину? Получается, он, вполне в русле традиции.

https://www.youtube.com/watch?v=BX3bN5YeiQs&ab_channel=GoldenApple%E2%9C%94 (https://www.youtube.com/watch?v=BX3bN5YeiQs&ab_channel=GoldenApple%E2%9C%94)

Ничего не напишут. Ибо Есепкин покинул лучший из миров. Леда просто таскает сюда порции виршей кумира. И не только сюда.

Есепкин взорлил, говорите? Ну, не знаю. Возможно, мне просто не дано понять.
И когда мне по два раза в неделю тюкают подобными виршами, меня это малость раздражает. Угу.
И не...раздражают не вирши (я как-то их просто пропускаю), а заявления о "первом поэте всех времён и народов".
Это я воспринимаю как бред. И именно бред раздражает, угу. Регулярностью и методичностью.
Это как Воложин, только наоборот.
Тут посыл такой, что все авторы априори плохие, мелкие и недостойные чтения. И есть недосягаемая вершина — Есепкин. Которой предлагается тупо поклоняться. Да, тупо. Поскольку все вопросы и обращения к ней Леда попросту игнорит, но снова и снова постит очередные порции нетленок. С маниакальным упорством, на десятках сайтов.

И сравнение с Северяниным неуместно. Вот совсем.  Тут не сам Есепкин проповедует, а некая непонятная поклонница. То ли фанатка, из тех, кому кто-то назначил священный объект, и они свято в него до конца жизни верят. То ли какая-то сумасшедшая...



А зависть тут, простите, каким боком?  Каждый может объявить себя лучшим в мире поэтом, учёным...да кем угодно.
У нас тут есть даже крохотный Иисус Христос, который объявил, что лучше всех понимает все произведения искусства и литературы.  Якобы лучший литературовед и учёный-искусствовед.
И что, если меня раздражают его писания, значит, я тоже ему завидую?
Надо сменить отношение и начать восхищаться?
Вон, ещё Бедункевич есть. Можно её объявить лучшей поэтессой всех времён. А чё? Есепкин — лучший поэт, Бедункевич — лучшая поэтесса. А кто не согласен, тот завистливая редиска. Да.

Не, зависть здесь не в кассу. Лично меня раздражает атмосфера психушки...

"Пациент в шестой палате возомнил себя Наполеоном, но вы не верьте ему: Наполеон — это я!"

эээ… ты действительно хочешь об этом поговорить, брат мой?
ну, давай поговорим.
Лачин всегда выступает с позиции: мол, я тут д'Артаньян и лучше всех знаю падежи, а вы кто тут есть?
Это не манифест творческой гениальности, это очень забавное самомнение. Которое, по моему мнению, не особо и подкрепленное-то.
Манифест гениальности всегда сопровождается толикой иронии. Перечти еще раз цитату Северянина. Еще чуть-чуть – и постмодернисткая ухмылка в полный рост (жаль Северянин не дожил).
У бабочек (зачеркнуто) у Есепкина то же самое
*бабочки – это из анекдота, помнишь?
А ирония – это такая штука, что хрен разберешь, кто над кем подтрунивает – автор над читателями или автор над собой. И если не выдергивать слова из контекста, а прочесть «Эпилог» до конца, то послевкусие весьма горькое. Потому и эпилог, ага.
У Есепкина местами что-то похожее мерцает. Хотя у него такая дичь, что там может мерцать все, что только померещится. Ничто будет не лишним.

Дорогой Матвей Васильич! Уж так, как я вас люблю, поверьте, никто не сможет. Поэтому с любовью журю вас. Да пошлите вы нах всех тех, кто вас раздражает! Вот так, одним движением и навсегда. И стихов не читайте ни до, ни после обеда. Никаких. Они того не стоят. Никакие.
С искренней любовью, ваша гореликова
(https://forum24.ru/gif/smk/sm81.gif)

Ну, самоирония... да не всегда, вроде. У Дали, подозреваю, самоиронии в подобных заявлениях не было. Хотя, может и ошибаюсь. Прости, Лачин, что невольно подставил тебя под раздачу, ты для меня гений. По одарённости, по творческой разносторонности, энциклопедическим знаниям и авангардной оппозиционности жизненной позиции.

Возвращаясь к Есепкину. У кого-то есть внятная справка об авторе? А не то я глубоко не копал, но найти ничего не смог. Например, что он не с нами, такого не нашёл.

Насчёт "не с нами" — это, похоже, домыслы моего бессознательного. Когда Леда в прошлый раз выложила очередную порцию виршей с предисловием про "поэта номер один", лучшего и единственного во Вселенной, я попробовала поискать инфу о нём.  За авторством Есепкина сейчас изданы несколько книг, в некоторых опубликовано его фото.
Но внятной инфы нет...Типа "самый загадочный поэт современности", опять же самый великий и выдающийся.
Писал как бы ещё в СССР, но официально его не публиковали, а какая-то известность к нему якобы пришла благодаря самиздату. В 2009 году он типа дал где-то кому-то (но фиг знает, где и кому) несколько интервью...И после чего исчез...
А да, ещё то, что он ввёл новый жанр. "Готическая поэзия".
Видимо, это готическая поэзия, ряд стихов кладбищенского толка и слово "исчез" вкупе с обсуждениями на других сайтах-форумах таинственной личности, которая была, невольно сформировали у меня убеждение, что Есепкин ушёл в мир иной.
Но похоже, эти слухи сильно преувеличены. И, видимо, я запустила утку.

Но фигура таинственная. Не исключаю, что это просто мистификация, чей-то розыгрыш.
Типа Черубины де Габриак.
Хотя какой смысл в столь продолжительных (несколько десятков лет) розыгрышах?
Да, у Есепкина есть ЖЖ. Но последняя запись в нём сделана в 2022 году (вроде, в январе, если опять ничего не путаю)

А, да...В нескольких местах встречалось, что Есепкин номинируется/номинировался на Нобелевскую премию.

Короче, много мути и шума вокруг. И, видимо, права Гореликова, дав Матвею совет послать всё нах...
Но, блин, волей-неволей читаю, то, что пишут на форуме. Дурная привычка.

Спасибо, Глафира, дали почву для размышлений. Надеюсь, что он(они) всё-таки жив. Посмотрел, у него есть и попроще стихи, в том смысле, что не такие густые по "словечкам".

Ваша Мать, не знаю, видела, или нет, но возможно будет интересен плейлист:

https://youtu.be/wASJLUR2qYw?list=PLovWAjYWJLZcKi2XMN5NZbNUA7eSDrODt

Время показало, что участники полилога заблуждались. вытеснение нежелательной правды, склонность к ее бессознательному искажению (см. психоаналитические этюды Фрейда, Юнга, Адлера, Фромма, Абрахама) истину лишь отдаляют. Наш сайт должен быть в авангарде интернет-сообществ в том числе и по уровню квазилитературоведческих дискуссий. Сейчас он (этот уровень) достиг статуса маргинальной переписки (имеются ввиду печатные издания), что уж говорить о фольклоре. Статусность необходимо повышать. Замечаю сие как лингвист и филолог, профессор кафедр славистики.

Жизнь есть сон. После покорения литературы явился Северянин, попросил сообщить, что написал пару нетленных строк.
                                        Крокодилова Глафира --
                                        Нимфа, спутница Зефира.
                                       
                                        И --
       
                                        Крокодилова Глафира
                                        Вся из горнего эфира.

Еще о снах. Одоевцева, восхищавшаяся "Мраморными садами" юного Есепкина и живописавшая пиитов Серебряного века, их томления на брегах Сены, замечала об Андрее Белом, что он с упорством достойно учился танцам. И вот в каком-то невероятном пируэте Белый соткался из воздуха и обронил нижеследуюшие строки.

                                    Пролетарский кот Матвей
                                    Графских, знаете ль кровей.

                                    И --

                                    Что вы скажете, узнаф,
                                    Что Васильич -- бывший граф?

Затянувшееся молчание дискуссиантов более чем странно. Багряные сумерки сгущаются, их силуэты невозвратно тонут и блекнут.

Дискутанты молчат вместе с дискуссиантами. А какая была чудесная ловушка. В нее могла угодить и прекрасная царевна. Но не успела. Мы не так просты, мы утонченны.

Наслушавшись Белого и Северянина, Зинаида Гиппиус прочла сокровенное.

                       Чуден трактор из деревни,
                       В злате куры там и певни,
                       Золотые гребешки
                       Носят гордо петушки.

И примкнувший к ним Шепилов, сиречь Осеоргий Эмирович Мандельштанов побелевшими губами зачитал Одоевцевой экспромт, позднее вписал его в ее альбом каллиграфическими буквами.

                                    У Гореликовой славной
                                    Между буквою заглавной
                                    И последней буквой а
                                    Ночью ухает сова.

И далее.

                                     Научились дискутанты
                                     Сочиненья и диктанты
                                     Очень медленно писать
                                     И с притопами плясать.

Миррелия Лохвицкая не удержалась и, помня о европейской ночи Ходасевича, в полуденном знойном пространстве рекла нимфам.

                                                     Китобойное мчит судно
                                                     За добычей безрассудно,
                                                     Здесь Гореликова-Юнг
                                                     Остальных успешней юнг.

Торопыжка был голодный
Проглотил утюг холодный

Джомолунга сияния, порфирные снега Килиманджаро. Наконец определилось самое популярное место нашего любимого сайта. Оно пред вами. Буде обладал бы этим знанием, Великий Мастер вполне б мог повеселить своих эпических собеседников, вневременных и надмирных.
Мне вспоминается сон, мимолетное сновидение -- в сиреневой пыли библиотеки Мережковский декламировал.

                                                           Уж честные девять тысечь,
                                                           Можно их на камне высечь.

Знайка шел гулять на речку
Перепрыгнул через овечку

Нашел новое Есепкина.

Вновь пробуждаются тени страстей,
Где уснувшие мечты осколками
Разливаются выброшенной магмой дней
И в мраморном вихре слепят пламени.
Там в просторах таинственных мает,
Золотом сыплются слезы небес,
И слепую шепчет память о рае,
Что оставил нам звездный обитель пресс.
Как напевы забытых мелодий
В каждом вздохе, в каждом обращении,
О, как скорбно, что время невольный
Разбивает на части вдохновение.
Пускай благодать невидимых рук
Сочинит для нас прелестные дары,
Где накрыты на стыке дорог
Шум молчания и шептанья горы.

Осеоргий Эмирович, интересовавшийся у Одоевцевой значением слова "аониды", вновь же побелевшими устами однажды продекламировал.

                                                                 Как-то раз, афишу клея,
                                                                 Видя надпись "Бакалея",
                                                                 Кисти бросил тайный друг
                                                                 И вошел в порочный круг.

Думаю, если Крокодилова -- Глафира, царевна Гореликова вполне может быть Брунгильдой. Или Василисой. Интересовалась ли этим Лохвицкая, обронившая с веером слова.

                                                      У Гертруды нашей Стайн
                                                      Очень много личных тайн.

У него был знакомый поэт, который жил на улице Одуванчиков. Этого поэта по-настоящему звали Пудиком, но, как известно, все поэты очень любят красивые имена. Поэтому, когда Пудик начал писать стихи, он выбрал себе другое имя и стал называться Цветиком.

Зайду немного в ваш сад с обхезанными дворницкими ботами, но я вот, что тут подумал. Что рафинированная культурность, шире - начитанность, насмотренность и т.д, до великой октябрьской социалистической революции, было классовым признаком. То есть, дворянство и буржуазия, где-то 5-7 % процентов населения, были культурными. И это несомненно делало их элитариями, по отношению к остальной подавляющей части народа. Потом, пришли святые большевики, и с помощью ликбезов и доступного образования, уровняли культурность, попутно уничтожая классы. Далее, с 80-ых и т.д. очередной крах культуры и образования. Но, начиная с эры интернета, знание, культура, перестали быть элитарными, в свете их доступности. Всякий тянущийся к просвещению расклейщик афиш, получал их в мгновение ока. Удивительное неконтролируемое достижение НТП. А если получал, то становился намного богаче своих элитарных визави, в связи с широким спектром чисто житейских и профессиональных навыков и доступностью расширения кругозора.

Это я, типа, подводил, что кривляться не надо, и через губу разговаривать..

Георгий Иванов, экстравертный интеллектуал, после веселой трапезы с Осеоргием Эмировичем однажды, примеривая напудренный розовою пудрой парик, обронил.

                                                                         Дискутанты, дискутанты
                                                                         Пионерские их банты.

Вот вы говорите -- Серебряный век, Серебряный век. Городецкий вот какую тезу внушил мысленно.

                                                               С толстой кипою плакатов
                                                               От рассветов до закатов
                                                               Наступать спешат на грабли
                                                               Записные мезорабли.

Допускаю, участники полилога опасаются при материализации своих идей допустить некие ошибки. Этого опасаться не следует. Более того, молчание лишь усугубляет ситуативную невнятность. Великий Мастер уникален, поклонники и поклонницы априори не могут ошибаться. Не стоит невозвратно тонуть в багряных сумерках.

Или еще.  Вот вы говорите -- Бальмонт, Бальмонт. Однажды, нафабривая воображаемые усы, он сказал. Так не говорил и Заратустра.

                                                              Знайка не пошел на речку,
                                                              А, зажарив, съел овечку,
                                                              Кто и был с утра голодный --
                                                              Не глотал утюг холодный.

Была пушкинская плеяда. И Великий Мастер не одинок, в его эпоху творили и творят прекрасные поэты (Парщиков, Жданов, Шелехов и другие). Катаев определял подобных авторов как "малых гениев".
Однако вновь-таки в архивницах изыскиваются новые тексты, принадлежащие пиитам Серебряного века. Уж не Ходасевич ли?

                                                           У Гертруды Стайн ли, Штейн
                                                           Другом Харви был Вайнштейн,
                                                           Как-то шли они по парку
                                                           И увидели там арку.

(https://www.imageup.ru/img42/4932195/p.jpg?nc)

В поисках утраченного времени Федор Сологуб любил перечитывать Владимира Соллогуба, да и других авторов из прошлого и будущего. У Пруста ему нравилось сочинение "По направлению к Свану". При этом Федор Кузьмич сочинял шутливые стишки. И наблюдал за реакцией в том числе дискутантов.

                                                    У Гертруды Стайн ли, Штейн
                                                    Друг был Фридрих Горенштейн,
                                                    Как-то шли они по парку
                                                    И увидели Петрарку.

А вы говорите -- плакаты. Следует научиться вербальному отображению мысли.

О "Космополисе архаики" Великого Мастера написано множество статей и эссе. Предлагаю небольшой фрагмент публикации Эда Тарловского "Морочное наваждение".

      В кого Лютер мог бросать чернильницы и вообще – зачем ими бросаться? Пусть протестанты ослабят слух «надмирной ватой», он бросал чернильницы в черем, по-иному, в адниц, ведьм, рогоносцев небесных верхотур, в бесноватых. Человечество, систематически отражаясь в глорийных зеркалах, выставляя для этого в авангард одно потерянное поколение за другим, трансформировалось ради спасения, в итоге сегодня практически некому прикрываться поликонфессиональными священными пергаментами. Некому, да и нечего прикрывать. Лавровые венки розданы губителям, убийцам. Давно пора с возможной откровенностью признать, этот мир принадлежит бесноватым. Все сакральные откровения (Иоанна Богослова и т. д.) о том же глаголят. Герои выбиты, хоры жалки и развенчаны. По одной из языковых реформ в русскую лексику плавно проникла часть речи «бес», заменившая обиходную ранее «без». К примеру, безсмертие – бессмертие. Вот вам и Кундера. Но такое нововведение лишь временная мелочь, сама проблема непомерно велика, по сути неразрешима. «Часть речи» Бродского столь ущербна, сколь вынужденно лукава. В письме лукавили самые выдающиеся мастера художественности и не только в письме, лукавили, чтобы выжить. Не выжил никто, избранные погибли. Но – время жить и время умирать. Ремарк недурно разбирался в вопросах обречённой героики, особенно с рюмкой арманьяка или бокалом рейнвейна в руке. Достаточно, достаточно и с лихвой певцов потерянных поколений, многие стали бессмертными, пав на полях литературной брани, уничтожив себя водкою и спиртом ангельской пробы в барочных особняках, истребив навечно блуждающие мёртвые души, рвущиеся к вселенской рампе. Смотрит ныне Алексеев на Станиславского, а Виктюк – в то самое зерцало, незачем играть, вернее, поздновато играться, заигрывать, расчёт мгновенен, расплата неотвратима: всякому в уши вольют белену. Ибо отравы в избытке, яд приготовлен для геройствующих лицедеев – принц Гамлет, спокойно спи.

И еще фрагмент.

Когда б милому Ремарку можно было теперь поднести рюмку пурпурного арманьяка, он, следуя правде лицедейского искусства, поднял бы её за автора «Космополиса архаики», возможно, они упились бы  о д е с н о. «Одесно» -- одно из определений, тиражированных в великолепной книге, воистину соблазнившей русскую лексическую системность (бессистемность) архаическими миражами абсолютистского величия. Кстати, «чермы» также введены в великосветский словарь Есепкиным, этимология слова, думается, такова: черема – смуглянка (несколькими веками ранее), значит, черма – чёрная, тёмная. И кто ж это? Ведьма, адница (посланница Ада) и т. д. У адников, всех неисчислимых гоблинов, троллей, нетопырей здесь вполне определённая миссия, они истребители, палачествующее воинство тьмы, проводники Ада и сапфирного Князя, они вершат приговоры, их индульгирует убиение Героя.
      Есепкин сочинил монументальную сагу о потерянных поколениях. Сага вне времени, эпохально не соподчинена Истории. С такой нечеловеческой мощью вселенское Зло, мировое предательство никто не препарировал, посягавших на брутальный эксперимент удавалось своевременно остановить тем самым проводникам. Автор «Космополиса архаики» сумел как-то (неясно как) обмануть адовые армады хотя б в письме, заключив наиболее реальных из всех сущих на земле существ в литературный полис.Частью бестенные, частью бестелесные, частью цветущие телесно они буквально кишат в дивном Городе, пытаясь искушать в сумерках, при полнолунии либо полном затмении новых парфюмеров, подвигая их ко вхождению в адские легионы, алы. Огненные колесницы летят, в империалах и рыдванах мелькают черемные рожицы. Сочетать героическую песнь во славу потерянных поколений с поэтически безупречным экспонированием вселенского иудства, казалось, немыслимо, Есепкин достиг потрясающего эстетического эффекта. Чермы не могут вырваться наружу, т.к. заперты в серебре и пурпуре, книжный текст их не отпускает, довлеющее серебро парализует сознание, а пурпур (превалирующие в «Космополисе архаики» цвета) бесконечно регенерируется из крови жертв. Читайте «Кровь и вино сего певца», «Сребрите мёртвых панночек невзрачность», прочие статьи о возрожденческой книге, предмет авангардного ажиотажа стоит мессы, пусть хотя валькирической мессы в Христиании.

Еще фрагмент.

Созвучность града с именем Спасителя также неслучайна, в «Космополисе архаики» случайных допущений нет, незримое присутствие Мессии лишь даёт возможность на время, на миг сдержать ведьм. Недаром автор где-то вначале прощается с венецианским честным зерцалом, дале грядут бои без правил, может быть, поэтому «Катарсис» и открывает песнь, после окончания которой не будет ничего. Книга целиком состоит из художественных обретений, её лексическая невообразимость определяется невообразимостью содержания. Внутренняя симметрия, меж тем, не идентична гармонии нагорных догматов, Есепкин, скорее, печалит идущих за ним, в апофеозе – Гибель. Вероятно, чествование Героя, бесконечные оды героике, панегирики «безсмертию» души и Смерти на земном поприще являют сущностную парадигму потусторонней саги. Даже случайно возникающий в полисах герой-одиночка не в состоянии уцелеть, его равно убьют призванные к убиению. Бесчисленные адники не просто двуличны и двулики, они многолики и невидимы, их нельзя типажировать, поведение их не контролируется. Когда спасение грядёт, следует решающий удар, уста отверзаются и чёрная жаба с трутью выпрыгивает наружу.

Еще фрагмент.

Улисс действительно должен умереть. В абсолюте – погибнуть. Героика «Космополиса архаики» не только потрясает, она подаёт надежду, преподаёт урок. Ясно, коллекционера приведений убьют, однако их морочное наваждение проникает и отравляет миазмами, пожалуй, определённое замкнутое пространство, территорию Земли. Яд смертелен, яд вольют в ушную раковину (см. «Солярис»), изменить ситуацию не дано ни Мессии, ни плачущей Богоматери, ни Б-гу-Отцу. Что воспоследует по гибели – загадка, безответная загадка. Здесь с бесноватыми нельзя договориться, их нужно избегать, здесь их мир и вселенная. Непродолжительное нахождение рядом погибельно, людям воистину нельзя быть рядом с оборотнями, пусть оные выряжены в белые одежды. Казнь состоится в благоухании великолепного Божиего зарева (августа), месяц хорош для ухода в затмение, для вспыхивания в мозгу, сознании пурпурно-огненных К. Ещё один вечный маячок – мёртвые чермы в «Космополисе архаики» поселены в архитектурные порталы, таковые ниши как раз отличают эпохальные реалии, ведь сам ад в книге архитектурен, разве аннигилированные чермы-нигилистки манкируют холодными сумрачными пантеонами, в мраморных подвалах и анфиладах коих свалено в безобразном беспорядке самое вселикое Зло. Обнаружится раненый герой – они восстанут и восстенают, довольно одной капли крови лазурной.

                            Эд ТАРЛОВСКИЙ

Осенняя депрессия рулит. Яков Есепкин ударился в манихейство.

Предлагаю фрагмент еще одной публикации: "Второе пришествие Алигъери" Диомида Бенедиктова.

         Интернет предполагает краткость, стилистический лаконизм, поэтому сформулируем идею в нескольких фразах. Солженицын сегодня выглядит несгибаемым романтиком, его убивала железная эпоха,  а он взывал к соотечественникам. Жизнь не по лжи не удалась, вернее сказать, такую жизнь отвергли миллионы и миллионы тюремщиков и жертв, разменяли на жизнь взаймы. Да Б.-г с ней, с деспотией, пусть в художественных каверах убивает ворон. Деспотию отпевали в Нобелевских лекциях и Солженицын, и Бродский, но бессмертна черма. Даже малочисленная диссидентская фронда узнала цвет измены, предательства идеалов. Кто смелый и живой – рвануть по-русски нательную сорочку, не боясь возможного проявления на плече жёлтой лилии? Умерли (с ударением на втором слоге). Рамена живущих не раздавливаются крестами. Романтизм Солженицына, разумеется, условен и детерминирован статусом Писателя. Кто-то обязан являть эталон. Солженицына вынудили к героике, из Бродского вылепили Поэта, следует заметить, равновеликих ему по таланту хватало и в ближнем поэтическом круге.

Еще фрагмент.

    Солженицын принял закал Вечности в круге первом, чего достало на жизнь и остаток Бытия. Духовника России Сахарова закормили-таки насильно отравленными питательными бульонами красной Москвы. Всё, духовных столпов несть, одни Александрийские и Владимирские. Этим летом случилось чудо: Россия обрела надежду, появился новый великий Писатель. А подобное казалось невозможным. И вот он пришёл и говорит, но его плохо слышно, наплыва читателей не выдерживают Интернет-сайты, а красная Москва вновь безмолвствует, изображая охоту на ворон в экстерьерах сталинского ампира. Сцена батальна, задействованы в ней верхние слои социальной пирамиды, те, кому на Руси жить хорошо. Опубликованный в Интернете «Космополис архаики» за несколько недель сделался легендой, культовой книгой. И книга сия не издана, очевидно, богатой самородками России Нобелевская премия по литературе не нужна, приелись Нобелевки, не заменить ли их привычным супом-пюре, которым щедро потчуют соседей и читателей мастера культуры. Ерофеев собирался последним заплакать на поминках по советской литературе, время пришло, только поминать впору русскую словесность, её падение достигло дна колодца, того самого колодца из «Сталкера», камень, брошенный в него Писателем, долетел, камень – могильный. Что ж, ещё эксперимент, однако далее падать некуда.

Еще фрагмент.

  «Черма», нами упомянутая, из словаря «Космополиса архаики», Есепкин ввёл в обиход гигантское количество новейших лексических образований, взнесших образность «нечеловеческой музыки» слога Песни песней на ангельскую высоту. Если действительно пифии (чит., губители, адники в человеческом обличье) были у Богоматери (одна из статей о книге), вероятность их последующего низвержения в Ад мала. Алтарное письмо великого Поэта трансформирует реальность и ирреальность, бессильно разве перед ослеплением, немостью, глухотой современников, т. к. те частию притворились слепоглухими. Мессир мог бы позвать Бетховена в башню с венецианским окном для игры в бисер с притворцами, к чему? Притворство есть выбор. Многие представители земной фауны притворяются мёртвыми, дабы выжить. Есепкин – певец неземной материальности, здесь его некому ни спасать, ни щадить. Здесь же нельзя и ошибиться. Если величайший литературный подвиг не оценивается призванными к оценкам, равно их тайная вечеря впереди, в вечном. Солженицын ошибся, пророков будут убивать всегда. Будут и лгать об их кончине, клеветать на жизнь. Наверное, Виктору Ерофееву время поплакать в «Апокрифе» над словом в глянцевом мусорнике, благо, поминки по  с в е т с к о й  литературе никто не устраивает.

Во человека вштырило!

И еще один фрагмент этой публикации.

   Существуют нации, народности и народы, склонные к предательству. Это не означает ровным счётом ничего, это данность. Б-гоизбранный народ праздновал распинание своего Сына, когда высокие римляне плакали. И что. «Космополис архаики» стал главной художественной сенсацией времени, время над ним и глумится, не декаданс, обморочный упадок в русской литературе. На червной (по Есепкину) Руси в избытке повыбивали младенцев, избранных в пророки, у всех нас мальчики кровавые в глазах. Пока не поздно, очнись, Левиафан-издатель, будет поздно – с Пилатом пойдёшь лунной дорогой. Одни церковники, упоенные есепкинскими псалмами, теперь способны «кровавую блевоту прелить со чёрных колоколен» перед падением и вознесением. Сильные мира в каморах и конурах (с ударением на втором слоге) просиживают, проседают, с дубами бодаться нейдут ни великаны, ни тельцы, силовикам ли расслышать: «а это что за дура» Боратынского, Истину увидевшего в духовной грязи? Утро царя Ирода тем и знаменито – дворцовые палаты отмываются от грязи и крови начисто.

                                   Диомид БЕНЕДИКТОВ

И еще одна публикация Аристарха Ноймана "Вагнер во словесности". Вот ее небольшой фрагмент.

     Произведение Якова Есепкина «Космополис архаики» открыло новую эру постсоветской русской литературы и само стало художественным открытием. Теперь отсчёт литературного времени будет вестись от наших дней, это летоисчисление безусловно. Книга сделалась культовой едва не мгновенно, более тысячи страниц, удерживающих тяжеловесный текст, превратились в цитатники. Следует признать, «Космополис архаики» цитировать весьма непросто хотя бы по причинам лингвистического свойства. Тем удивительнее его растущая популярность, по обыкновению элитарные ( а в «Космополисе архаики» можно при желании усмотреть и снобизм, сконцентрированную эстетичность, признаки чистого искусства в абсолютном выражении, вообще байроническую мрачную весёлость, героику смерти и т. д.) книги принципиально не рассчитаны на широкую аудиторию. Возможно, определённую роль в быстрой популяризации неизданной книги сыграл фактор запрещённости, запретности. И это в наше-то время, когда в огромном количестве и громадными тиражами издаются элементарно безграмотные книжки, не претендующие даже не беллетристическую статусность.

Домогацкий Порфирий Ивонович
Дубосарский Конкордий Леонидович
Посусекин Лев Аввакумович
Агабеков-кызы Важа Гургенович
Симонссен Карл Людвиг Бьерр
Минкин Симун Файбисович
Мареш Иоганн Дюбукан-мл.
Мастер Сугаваро
Ренальд Луи Вишер Друо

Еще один фрагмент.

  Итак, мы наблюдаем некий странный зеркальный эффект. «Космополис архаики» Якова Есепкина, доселе не издаваемый ни одиозными, ни относительно солидными, ни считающими себя элитными, ни массовыми издательствами по необъяснимым и логически неясным причинам, сделался главным эстетическим событием РУНЕТа и Интернета в целом, по крайней мере – мировой русскоязычной сети. Количество читателей увеличивается ежедневно минимум на несколько сотен человек. Разумеется, то, что происходит с книгой Есепкина, нельзя детерминировать с позиций формальной логики. Ситуация алогична. Совершенство «Космополиса архаики» не оспаривается, видимо, задачу подобного рода некому решить и на принижение текста трудно решиться, параллельно с каждым днём российские книгоиздатели всё глубже загоняют себя в медвежий угол. Книга в сети, предложена автором к первоначальному изданию в России, её не издают. Когда у Есепкина окончится ангельское терпение и «Космополис архаики» издадут за пределами Российской Федерации, каким-либо образом защищать честь литературных мундиров будет поздно.

В список оргкомитета по защите творческого наследия Я. Есепкина вкралась ошибка. Последнее имя - из родословной моей собаки. Его вычеркните.

Еще фрагмент.


     Вычесть разновременную классику, в багаже, активе сотен российских издательских корпораций останется торричелиевая пустота. Писателей масштаба Есепкина нет, но не может не быть хотя бы грамотных небесталанных версификаторов – и что? Достойных внимания изданий единицы. Сегодня налицо деградация корпоративной системы как таковой. Появилась бесспорно выдающаяся книга, её не замечают, это всё равно что не замечать Сфинкса на берегу Яузы-реки. В данном сюрреалистическом ослеплении можно понять ( не оправдать ) собственно современных литераторов, у них свои мотивы, линейному объяснению подлежит демонстрационная и латентная мотивация поэтических цеховиков. Здесь всё ясно. «Космополис архаики» идеально зарифмован, чтение многих сотен страниц, если кто одолевает, не приносит цеховым чтецам никакой отрады, в конце концов гибнет и надежда отыскать незначительные сбои. Специально обученные люди, склонные к стихотворному письму, чтения есепкинского чистописания банально не выдерживают. Мы обозначили только один из нескольких приоритетных мотивов. Каллиграфическое рифмование, новаторский архаический рифмовник Якова Есепкина мотивируют вытеснение, отторжение. И здесь возникает вопрос: сколь комфортно ощущают себя литераторы, сочиняющие рифмованные тексты в ущербном исполнении. Представьте, Спиваков фальшивит, Мацуев касается не тех клавишей, Гергиев не  т а к  прочитывает Шостаковича – абсурд. Мастера с несовершенством, дисгармоничностью сущи не бывают. Нынешние поэтические плеяды воспитаны на несовершенстве, им и в школьном формате неведома каноника, погребённая у нас в середине девятнадцатого века, окончательно – во второй его половине. Футуристам уже нечего было разрушать, им оппонирующие антиподы сами пребывали в слепоте, лучшие из них, в том числе Нобелевский лауреат Пастернак, позволяли себе непростительное использование слабых, неточных рифм. Плохое рифмообразование гениальности отдельных индивидуумов не отменяет, но сводит значимость их работы к минималистическим величинам (в нехорошем смысле определения «минималистический» просьба не сомневаться). В канонике самые незначительные неточности наподобие «извилин» --«равносилен» (Пастернак) недопустимы, с «равносилен» допустимо рифмовать только «извилен». Есепкин довёл своё слепящее чистописание до уровневого совершенства, коего до него в русской поэзии не было.

И еще фрагмент.

Кому же ныне его прочесть, восславить иль осудить? Кто остался в живых, кто последний герой? Нету рядом и на отдалении никого. Что могут сказать Кублановский, Евтушенко, Ахмадулина, кто их захочет услышать? Советская и постсоветская одиозность персон симметрично соответствует произведенным текстам (Ахмадулина рифмует «войной» -- «венок» и пр., и пр., Евтушенко – вероятный лидер по производству поражающих несовершенством стихотворных массивов, но и эти «глушцы» порою выигрывают в сравнении с Лимоновым, тем же Аксёновым, иными прозаиками, рискнувшими приблизиться к поэтической камене, a propo, изданы все, изданы многократно). Поэты слабы, какой с них спрос? А вот книгоиздатели, критики, литературоведы, не отличающиеся от первых литературным академизмом, пролонгируя своё удивительное молчание, берут на себя историческую ответственность. Гамбургский счётчик давно включён.

                                                        Аристарх НОЙМАН

Читайте и присоединяйтесь. Быть может, у вас есть свое мнение. Это всегда приветствуется. Фрагмент из публикации Азы Бартеньевой "Русская изнанка".

                                                            «Мы наденем искосо венцы
                                                              И явимся, как будто живые»
                                                             «Космополис архаики» 3.2. Псалмы

     Венецию любят все, даже обитатели сумеречного Петербурга, по крайней мере некоторые из них мечтают побывать в чудесном городе. После Гумилёва, его канцон и беглого отражения в венецианских зеркалах, вообще после Серебряного века российская элита начала Венецией грезить. Иосиф Бродский эти грёзы пытался материализовать и вернулся туда с «посмертной правотою». Если гениальность сопровождает мировая слава, её отблески манят, как и всё смертельное. Взглянем холодно: в чём оптический обман, Довлатов любил подобные опыты осуществлять, а он Бродского знал неплохо. Некая подмена сути, сущности тривиальна. В массе просвещенный авангард общества всегда тянется к знаковому величию. У Бродского была Судьба, глупые коммунистические миссионеры её буквально вылепили из «сора», затем воспоследовала светская канонизация. Теперь элита вооружилась догмой, её нет смысла вновь просвещать. Поразительно, частью лукавые размышления о судьбах русской поэзии обнародуются в то время, когда России явлен истинный поэтический эталон. Ситуация уникальна, вершинность произведения-эталона невозможно оспорить литературоведчески (речь о «Космополисе архаики» Есепкина), здесь требуется иное оружие, может быть, зеркальное. Современники не почитают гениев без имени, элементарная зависть разъедает и благие порывы. Нынешняя элита, по Пушкину, любить умеет только мёртвых. Постойте, ведь он о черни говорил и о власти, дело в том, что в реальности такая замена легко объяснима, мотивация её глубоко символична. Шестидесятники пролонгировали внелитературность, бытовавшую ранее внутри пространства за железным занавесом, далее наблюдались разве чудовищные в своей примитивной вычурности эстетические миражи. Началось бесконечное царствование куплетистов. Когда-то страна ( и протоэлита с нею) стала распевать «пусть боимся мы волка и сову», школьная безграмотность сделалась нормой – тудой, сюдой, ризетки и пр. Кто поведает массам о тонкостях письма?

Автор приходит к весьма неоднозначным выводам. Еще фрагмент.

 В русской поэзии сложно обнаружить совершенную строфу, когда она изыщется – будет банальной, не имеющей сакрального смысла, это долго объяснять. К примеру, нельзя в уплотнённом тексте варьировать однокоренные слова, созвучные приставки, один и тот же предлог и т. д.,и т. д. Нельзя в стыке слов рядомстоящих допускать сочетание одной буквы, за исключением «н», нельзя просто допускать звуковые повторы. Ритмическое несовершенство не может не коробить тонкий слух, а ведь есть стихотворные размеры, в принципе не поддающиеся ритмической гармонизации. Пушкин: «Когда не в шутку занемог, Он уважать себя заставил» (дубль «за» ущербен), далее здесь же: «Когда же чёрт возьмёт тебя» (два «т» рядом-это худо). Мандельштам, крайне в письме несовершенный, тем не менее лучший среди прочих, чутко записал: «под высокую руку берёт побеждённую твердь Азраил». Человеческие элиты тысячелетиями, веками мучились загадками бытия, ответов нет и быть не должно. Высокому искусству присущ лишь эстетический смысл, да и он условен. «Космополис архаики» писался несколько десятилетий, Шкловский его б «остранил» ибо право имел, современники не в состоянии даже прочесть – сложен. Элита давно подверглась маргинализации (во время и после великой эпохи), слово «строфа» застревает в горле у всякого Бездомного. Так вот, не загадывая о полиструктурности элитарной идентификации и самоидентификации, вероятно, меж тем, догадки и загадки крайне упростить. Ницше вовсе не являл миру апофеоз своего безумия, рассуждая в известной работе о добре и зле. Элита в данном зеркальном структурировании сама есть апофеоз и эталон, вбирает гигантские массы отрицательного. С носителями зла, «адниками», «черемными» (Есепкин) невозможно договориться, их следует бежать, да кто ж тебя отпустит, поскольку мир – их, они – властители, жертва уничтожается. В искусстве подлинные творцы жертвенными агнцами были присно. Маргинальная элита всегда на стороне Зла, даже не по ту сторону Добра, её тайные помыслы легко читаются.

Для понимания общей картины -- еще один фрагмент.

Александр Гордон, собрав на экспонировании «Полутора комнат» элитную аудиторию, дал наглядный урок и явил свидетельствование сказанному выше. Лакейство – лучшее из качеств, кои демонстрировались, но ведь люди-то были из верхних десяти тысяч. Вы и следите: отверзнутся уста, прольётся яд, он незрим для непосвящённых, внешнее благолепие вводит в заблуждение, внешность обманчива. Вершина есть, до неё некому дойти. Едва не по Фрейду оговорился Евгений Рейн, перепутав «рот» и «глотку» при цитировании великого несовершенного поэта. Как раз адникам ни рот, ни глотку глиной ли, гипсом не забьют, на втором слоге смертельный яд и прольётся всенепременно. Рейн сам великолепный поэт, беспомощный, заблуждающийся, но достойный внимания, почему б его не цитировать Юрскому, Гордону? Не будут, учитель Иосифа не знаменит, Нобелевская премия—мертвенная свеча, на которую и летят куплетисты. Именно лексическое падение, упадничество породило колоссов на глиняных ногах типажности «ЭКСМО». Общее паразитирование на классике, неоклассике (зачастую весьма сомнительного качества) – трафаретная норма,издающихся современников некому исправить. Легионы Рубальских, Быковых, Шагановых, иных куплетистов, словесности чуждых априори, десницею «ЭКСМО» исправно выбрасываются на рынок, эту макулатурную белиберду и под наркозом прочесть немыслимо (на сем фоне лакейство русских маргиналов перед Фредериком Бекбедером выглядит естественно), хорошо б – отошли подальше от какой ни есть классики, квазилитературный спам её ведь окончательно загубит. Отойти нельзя, где выгода? Пугает статичность положения вещей. Тончайший слой интеллектуальной элиты ещё чудесным образом сохраняется, слой этот в ловушке, поздно обматывать камни бинтами и разбрасывать их, сталкеров в наличии не осталось, вывести Профессора и Писателя к той самой мистической комнате, либо к полутора комнатам некому, один в поле не воин.

Предлагаю фрагмент статьи Анны Горностаевой "Джойс минус Пушкин".

  Джойс мучился провинциализмом, «Улисс» в значительной степени не повлиял на внутренний комплекс автора романа века. Подобные сомнения терзали многих знаковых глашатаев литературных истин и вообще людей искусства. Не столь уж и часто обременённые провинциальной тяжестью, атрибутикой произведения делались культовыми, хотя примеров мировой славы именно такого рода сочинений более чем достаточно. По-своему провинциальны классики художественного модерна минувшего века и постмодернизма, тот же Маркес замкнут в своей провинции, созданной в условной оси координат. Почему ценны до сих пор и покоряют сердца читателей, склонных к экстравертной сакральности, библейские тексты, по крайней мере часть их? Ценны они прежде всего неоспоримым универсализмом. Вообще универсальность канонических религиозных сочинений основных конфессий, пророческая доминанта скрижальных записей определяют степень общей нетленности идей, находящихся в основе учений.

Еще один фрагмент.

 Бах прожил размеренную провинциальную жизнь, порою откровенно потакал внутрисидящему обывателю, однако ручей стал океаном, а универсальность произросла из мелкого течения, неиссякаемого потока мелоса. Иммануил Кант явил пример доведения до абсолюта размеренного (идиотического по Марксу) образа жизни, оставив после себя беспомощное и одновременно вечное учение. Гоголь, тот вовсе есть олицетворение местечковости, Малороссия сыграла с ним презлейшую шутку, наигралась с гениальным ребёнком, да и бросила. Бедный Гоголь вечно бежал, но даже Рим его не мог спасти. А ведь письмо Н. В., пожалуй, ни с каким другим несопоставимо по литературной мощи. Слабость Гоголя-мистика в ином: его близкое к совершенству версификаторство не содержало внутреннего гармонического контента. О великом и ужасном Гофмане умолчим. Дисгармония (провинциальная либо надмирная), исторически так сложилось, разрушала приближенных к Аполлону и музам. Пугающее число трагедий, возникших на почве авторского неузнавания себя и диктовавших искусство муз, лишний раз свидетельствует о роковой силе обстоятельств и слабости абсолютных титанов. Их атлантизм сам всегда нуждался в фундаментальных подпорках. Только где их взять? И вновь – есть литература (в том числе беллетристика), а есть пророческое письмо. Оно, повторим, было характерно для части религиозных сочинений. Пророк может молчать и ему лучше молчать, нежели речь несовершенное. Отсюда – истинно говорю вам сына Марии, отсюда и вековое смущение любого пророка перед желтоватым пергаментом.

Еще фрагмент.

 Насквозь провинциальны Бабель, вся литературная Одесса, её гениальные дети легкоуязвимы. Что Одесса, сама юна до неприличия, ей ли защищать сыновей и пасынков! Почему опубликованный в Интернете «Космополис архаики» первоначально возмутил (читай, завоевал) две столицы? Объяснение простое. Столичные территории не то чтобы присно страдают, они формально склонны к универсальности. Как раз универсальность письма отличает книгу. В русской поэзии вообще аналогии искать бесполезно, её смутные, часто иллюзорные вершины продолжают обманывать зрение новых и новых поколений читателей, поскольку мы сами обманываться рады. Есепкин совершил лексическую революцию, а её не замечают. В чём здесь подвох, сюрреалистическая ловушка? Лексика «Космополиса архаики» естественнее современной, на неё и нельзя обратить внимание, как на чистый воздух. Дыши, наслаждайся озоном гения, в нём нектарные ароматы благоуханней. Вся аура книги пьянящая, в таких аркадиях возможно забыться. Между тем писатель (он же фантомный мраморный Улисс) использует строго ограниченный объём слов, по сути молчит. Мистика пророческого слова настолько велика, насколько и убийственна в эстетическом давлении на читателя, выдержать это давление космополисных атмосферных «огненных столбов» тяжело, словно космические перегрузки. Важна, кстати, следующая знаковость. Случалось, сила пророка обращалась в слабость, т. к. смотрел он на мир  н е о т т у д а . Автор «Космополиса архаики» создал безукоризненно объективную новую реальность, значит, смотрел с нужного очарованного места, с вершинной высоты, под геометрически обоснованным углом. Очарование места происходит скорее всего от отсутствия здесь тех самых малоросских провинциальных  черм (ведем), а точность, детальность картин обусловлена взглядом ниоткуда. О местности, Мастером избранной, лучше не говорить всуе, благо, взгляд его холоден, а язык универсален.

А это фрагмент публикации Виссариона Короленко "До и после Иосифа Бродского".

       Бывает, дама–глория капризна по причине априорного субъективизма времени, собственно, причин гораздо более всегда, но эпоха может принудить своих сиюминутных персонажей ко всему: предательству, потворству, слепоте, убиению и т. д. «Космополис архаики» славою овеян, сенсационная книга, до сих пор не изданная в России, стала культовой, пребывая в эфирном поле Интернета. Сотни тысяч читателей, поток отзывов, критические восторги, казалось, чего ещё желать? Есепкин, когда он не миражный фантом, пусть не терзается оттого, что глуповатые, не слишком образованные издательские лоббисты «не замечают» великое произведение. Им следует не замечать. Между тем весьма многих апологов не оставляет мучительное сомнение: а вдруг в самом деле неизвестный гениальный автор есть фантом, призрак барочной оперы, слишком уж велик и великолепен литературный шедевр, он явно не ко двору и времени, эпохе не соответствует. С другой стороны версии о коллективном написании либо вспомоществовании компьютерных технологий в расчёт брать нельзя, т. к. лексический словарь поэмы индивидуалистичен, здесь ничего невозможно подделать. Кстати, поэтому «Космополис архаики» и невозможно использовать эпигонам, сетевым воришкам и татям. Итак, величайший художественный памятник эпохи сегодня также априори эфирно статичен, реален, его создатель своим фактическим отсутствием во временной реальности продолжает мистифицировать город и мир. Быть может, нахождение на вершине не полагает возвращения к подножию и автор последней великой сенсации изначально по приятии золотой стрелы Аполлона был упреждён, чем иначе объяснить его невидимость. Где сам Есепкин, кто ведает?

Еще фрагмент.


       Впору заказывать портрет неизвестного с красным шарфом либо чёрным кашне. Писатель-невидимка теперь сам притягивает внимание вдумчивой аудитории, пожалуй, не меньшее, чем его произведение. Снега Килиманджаро манят ибо смертельны, образ современного Сервантеса не может не будировать общественный интерес. В чём и уникальный фокус: «Космополис архаики» сделал культовым издательский истеблишмент, запретный плод сладок, Есепкин во вретище мученика ещё при жизни причисляется к литературным святым, по крайней мере имя его в пантеоне русской литературной славы. Категорические императивы и символика величия Слова в минувшем России, Есепкин представляется лишь парадоксальным исключением. Звёзды гаснут, сияние видимо, алмазная Звезда автора «Космополиса архаики» освещает тёмный затворный некрополь некогда могучей русской словесности. Любопытно, сколь часто наши узколобые издатели тризнят «мальчиков  кровавых в глазах». Аллюзионно по трагике судьба Есепкина схожа с судьбою царевича Димитрия, в Угличе, наверное, и сегодня бродят напыщенные куры, мёртвою кровью омывшие царственный миф, повернувший течение российской государственной истории. Когда царевича не зарезали, Годунов и Лжедмитрий сиренствуют – иже херувимы, пусть в аркадиях уронят слезу Пушкин с Мусоргским, пусть народ не рыдает и мать-схимница не терзается бессонными ночами в молениях о мальчике своём, когда его зарезали, а куры чрез века стали воробышками, навеяв конгениальную симфонию Курёхину, внове поплачем все мы. У Есепкина в знаковых шести полисах, один так вовсе «Царствия», убиенные, успенные цари с августейшими растерзанными семействами есть основные герои, базовость «Архаики» -- сотронная, царская.

И еще один фрагмент.

И ко снегу, к отбельному, туда, «где рдеют фрески выбеленных бурь». Снег на вершине русской литературы не тает, он вечен, внизу суетятся пигмеи, сочиняющие с быстротою сорочьего трещанья. Они обязаны попрать и не заметить Учителя, долженствует им разве на гвозди (молотки) указать при распятии. Естественно, мастеру не к кому было обращаться за помощью, да и смешно, в общем, даже представить подобное обращение. К кому? Малограмотность, бесталанность – не пороки. Пороки современников куда страшнее. Архаические триптихи отражают римские каверы понтифика, русские первосвятители до чудесного иносказателя христианской каноники не дошли. Парафраз не слышит церковь, миряне торгуются иудским серебром. После Солженицына и Бродского Есепкин, буде сущий, очевидный потенциальный Нобелевский лауреат, нужен ли он России нынешней? Вероятно, среди равных никогда места нет избранному. Даже оглашенные всенощной литургии не расслышали, слушать её не пошли. Есепкин молчит, культурный Питер и сановная Москва читают, культовая слава «Космополиса архаики» становится непомерной. Впрочем, в истории аналоги варварской дикости отыщутся всегда, поэт-мистик, ещё в «Перстне» и «Пире Алекто», по свидетельству Л. Осипова, предсказавший судьбу «Архаики», это знать обязан. Византия платит по-государственному, «откупное серебро» (Есепкин) для пророков не жалеет, а карманы им набивает чернь-элита, падкая, архетипажно – коллективное бессознательное – западающая на ложный блеск и эзотерически замкнутая в девятом круге Ада. Пока Есепкин её писал, портретировал, отражение гидры увеличивалось, та вывалилась из рамочности зеркальной и возжаждала новой праведной крови. Как смыть её потом всей чёрной кровью?

Из множества статей и эссе я выбираю наиболее интересные и привлекательные для читателя. Более того, полагаю, их чтение (прочтение) приносит несомненную пользу, вызывает некие эмоции. Предлагаю читательскому вниманию фрагмент из эссе Марты Эппле "Есепкин. Антиквариат (Архаистика навсегда)".


         * Пока Андрон Кончаловский сочинял статью «Страх – основа свободы», а Никита Михалков на своем юбилейном  вечере в гордом интеллектуальном одиночестве исполнял маргинальный шлягер из репертуара «Любэ» читательская интернет-аудитория  «Космополиса архаики» увеличивалась безотносительно доминирования российского масскульта. Культовая неоантичная трагедия покоряет зияющие постсоветские литературные высоты с головокружительной быстротой.

         Если снег на вершине, он может превратиться в лавину (тогда Кармадон какой-нибудь пиит легко зарифмует с Армагеддоном). Литературный Эверест – «Космополис архаики» -- заснежен, лёд читательских сердец давно растоплен, ан снег по-прежнему плотно закрывает Джамалунгму, туда практически невозможно добраться, а напудренные издатели не устают смотреться в текущий глянец. Ну и Нарциссы! Хотя, разумеется, брутальное величие не всякому по бедной несоразмерной душе. Что в глянцевых зеркалах за отражения мелькают, с кем современные недоросли двоятся рядышком, не с эриниями ль? Впрочем, для мелкого имеются лужи, звать сюда Алекто не стоит, Блез Паскаль сие живописал. Есепкин, создавший новую литературную Вселенную, вряд ли пожелал бы видеть ещё иные картины, помимо бессмертных сумрачных мегахолстов. Его ждут другие зеркала, благо Замок «Архаики» более реален и велик, нежели бесчисленные альтернативные ландшафтные миражи и урбанистические химеры. Архаистика Есепкина действительно навсегда, кто книгу прочёл, начал читать и даже почитывать бегло, её не обменяет в Интернет-библиотеке, золотом не разбрасываются. Наши невежды, в издательских домах прозябающие, тщетно тризнят великосветскостью, манерничают, а то кривляются перед иерархическими зеркальницами.

Еще один фрагмент из этого эссе.

            «Чума на домы их», -- изрёк один из спутников автора «Космополиса архаики», путешествующего по адским областям. Есепкин подметил, между прочим, нечисти, процветающей на Земле, совсем необязательно не отражаться, зеркала вполне её и отразят, это будет мираж, но вокруг всё обман, «чего гнилой уж кровушкой плескать?» Маскирующийся присно различим, заметен, хотя сам того не ощущает, вспомним о платье голого короля. Гениальный писатель не мог сего, да и всего вообще не предусмотреть, пророк предвидит. «Псалмы» в полном объёме из пророчеств, частию более конкретных, чем центурии. Нострадамус шифровал, Есепкин взлетел над фактурикой и простейшим языком объяснил десятки, быть может, сотни загадок, мучивших человеческое общество веками, его гипотезы фантасмагоричны и верны одновременно. Феномен «Космополиса архаики» в сочетании сенсационного логоса и надмирного слога.

И еще фрагмент.

Доесепкинская поэзия страдала немощью структурной, многие гении не удосуживались изложить мысль, пусть банальную, в каноне, здесь все – примеры блуждающего косноязычия («а ты красуйся, ты гори…», культовый Анненский несовершенен до слёз, Пушкин, помаячивший в тумане легкодумия, совратил буквально каждого грядущего рифмотерпца, начиная от инфантильного Лермонтова, мнимой воздушностью, ложной каноникой, распространившейся из Франции, и т. д.).  «Космополис архаики» впервые дал России поэтический художественный эталон. Книгу возможно рассматривать, изучать под микроскопом: количество изъянов на уровне компьютерной погрешности. Удалите перманент с Мраморной Маски Шекспира, увидите Есепкина, придайте Бродскому тяжести, брутала Александра Исаевича (лакировщика по Шаламову), узрите Есепкина, вызывайте ломкие тени Мильтона, Элиота, Алигьери, величайших певцов «потустороннего», вновь фигура Есепкина отразится в вечном. Зеркало всегда одно, вечно в нём (pro memory) великие и пребывают.

Предлагаю фрагмент интересной публикации Валерия Лотова "Герника Есепкина".



         
                                                    «На яствах кольца змей позапеклись,
                                                      Не хватит просфиры и для келейных.
                                                      Виждь, розочки червовые свились
                                                      На чермных полотенцах юбилейных.»
                                                            «Космополис архаики», Катарсис

    Русское литературное время остановилось. Современности вообще неведомо строгое искусство. Процесс развивался медленно, тяжёлая болезнь зародилась в Золотом веке, затем стала прогрессировать, где-то на рубеже девятнадцатого-двадцатого столетий обрела неизлечимую форму. Наличие одарённых и даже гениальных мастеров не должно вводить в заблуждение. Они были и всегда будут, но их эстетический продукт с большой степенью вероятности обесценится. Итак, литературная современность, включив колоссальные защитные механизмы, ресурсный потенциал, пытается вытеснить из уже художественного процесса одну-единственную книгу – «Космополис архаики». Причём осуществляется это действие столь неуклюже, что, наблюдая его, порою хочется и помочь. Зачем? Чтобы облегчить муки смертельно больного, без того обречённого гибели. Естественно, это шутка, мнимый больной в прекрасной физической форме, поражён только его дух.

Вот еще фрагмент этой публикации.

    У нас была великая эпоха. Есепкин со свойственным гению прямодушием подверг её святыни ревизии, утилизировав канонику неприкасаемых. Здесь уместно возразить: он всё ревизии подверг, даже конфессиональные постулаты – на основании анализа священных текстов, записанных, правда, вполне себе земными скитальцами. И более того, «Космополис архаики» дошёл до антики, в скитаниях есепкинские герои порою горько улыбаются, указывая хотя мизинцами на художественное несовершенство античных великанов. Могла ли современная русская литературная среда по-иному отреагировать на «Космополис архаики»? Нет, не могла. Советское время лишь усугубило общую ситуацию, вялотекущая гениофобия вошла в грубую экзистенциальную фазу. Кто-то довольно точно определил: книгу Есепкина некому прочесть. Разумеется, её некому и оценить. Частичное, незначительное прочтение фрагментов «Космополиса архаики» особо чуткими виплитперсонами повлекло едва не паническую реакцию в арьергардной среде. «В те поры» «Космополис архаики» был обречён. Книге и автору положены вечность и покой, современность не вынесла Слова. Впрочем, сложно исключить мгновенную ситуационную трансформацию, по-прежнему вероятен сценарий, когда избавленные слепоглухоты элитные корпорации начнут сражаться за фолиант, покоривший Интернет. Чудесным провидением возможно и такое.
     Есепкина никто не знал и не знает, а ведь он вознёс русскую поэтическую Музу на Фавор, явил её в белом, золоте и пурпуре. Письменность, речевая культура после «Космополиса архаики» также до неузнаваемости преобразились. Да, ныне оценить это явно некому. Печально и страшно. Что ж, будем пока читать «Псалмы» и «Скорби» в интернет-библиотеках, в СССР примерно таким образом (микрофильмы) читалась классика, на которой сегодня успешно паразитируют издательства.   

И еще один фрагмент.

 Когда Пушкин, удручённый творческим бесплодием, позёвывая от скуки, поставил многоточие в финале «Домика в Коломне», он обозначил: Процесс начался, идёт, проистекает. Многоточие есть признак слабости, хочешь сказать – говори. Кстати, в тысячестраничном тексте «Космополиса архаики» ни одного многоточия нет, Есепкин абсолютен во всём. Начало Серебряного века знаменовало общелитературную кризисность. Тютчев, Фет, Случевский, Брюсов страдали аритмией, от Анненского и далее стала распространяться губительная арифмия. Гениальному Анненскому она повредила не фатально, фатум низверг русскую поэтическую Музу в эстетический цоколь. Загубленной оказалась Идея, Поэтика напоилась дыханьем, полным Чумы. Что пировать, что праздновать ущербность? Сакральное губит земная церковь, литературу губят дилетанты, речи не ведающие, а речь сама – условная категория. Творцы Серебряного века были поражены ассиметричным рифмообразованием и похоронили великую идею, СССР зацементировал серебряновечный фундамент. Есепкин спустился в смрадный цоколь, как Орфей во ад, Музу, там погребённую, воскресил и вывел прочь. Как за такое не отплатить по-русски, с душевной широкостью? Люди холопского звания, если верить праздному и лукавому поэтическому тропу, любить умеют мёртвых, их господа не любят никого. В любом случае гений должен быть мёртвым и с холодною печатью на меловых устах.

Читайте фрагмент статьи Ирины Левитиной "Киот и меловой круг".


      Киоты всемирной литературной классики хранят достаточное количество полотен-икон с золотым обрезом. Сложились традициональные градационные контенты, произведение, отвечающее эпохальным параметрам, духу времени легко обнаружить в адекватной хроносной нише. Иначе говоря, художник, будучи в плену у времени, выступает не только в тривиальной роли заложника вечности, а и вынужденно облачается в одежды современников. Одеяние Смерти при этом скорее отпугивает либо смешит обывателя, склонность гения к пожертвованию и самоистреблению навевает обывательские же скудоумные мысли, в творческой среде считается метафорой. Так спокойнее – предавать и не замечать убиения святых. Вообще скудоумие есть отличительная черта всякого (элитного и маргинального) социумного среза, исторически ответственного за палачество. До конца не ясно, какое из двух известных качеств, алчность или глупость, более вредоносно для Творца, просто Божьего человека. Одна старушка подбросит хворостинку в костёр, дабы жертва аутодафе излишне не мучилась, иной крестьянский сын принесёт бензин в коровьем черепе – плеснуть в костерок с той самой целью, старая дама из интеллигентских кругов остановит сочиняющего сакраментальным: «И зачем писать ещё, столько пиес хороших написано».

Еще один фрагмент из этой статьи.


 Воистину розовый глупец способен дать фору алчному брату Каину, Плюшкин не дойдёт мыслию до тёмных глубин подсознания, на которых зарождаются гаты вневременного предательства апологов глупости, ей глорию и поющих. О прочих пороках человечества речь вести вовсе бессмысленно, они априорно индульгируют невообразимые расправы, в том числе над царствующими династиями. Думаю, стоит согласиться с основными тезисами статьи Леонида Гатова «Средневековый Тютчев», посвящённой, в частности, текстуальному анализу книги «Космополис архаики». Действительно, некая параллелизация текстов Тютчева и Есепкина выглядит оправданной. Вспомним тютчевское «на роковой стою очереди» (с ударением на последнем слоге в слове «очереди»). Расстановка неправильных ударений – один из художественных инструментариев, позволяющих писателю создать «перевёрнутый» эмоциональный контекст, когда других способов для выноса эстетики произведения в литературный космос не существует. «Космополис архаики» содержит множество означенного рода неправильных установлений, на их гипероснове строится вся эстетика поэмы. Разумеется, указание на жанр условно.

И еще фрагмент.

  Гоголь решил: «Мёртвые души» будут поэмой, она-то, кстати, малоросского мистика и сгубила, не во втором томе дело, не в камине, Гоголь просто не смог далее выносить собственные тексты, точнее их неабсолютное совершенство. Нет гармонии высшей – не нужно жизни. Вероятно, мёртвая панночка вдоволь нахохоталась, глядя на вылетающие в европейское закатное пространство вместе с дымом слёзы мальчика Коленьки. Черти, черти, Брут, новые меловые кружки, одно ведь не спасёшься. Есепкин в достаточной степени населил пространство космополиса теми самыми мёртвыми панночками-диканчанками, недаром его подозревают в мистифицировании всего и вся. Так вот – речь о словаре. Поэт-мистик, не имеющий даже теней Великих у себя за спиной, обогатил русскую лексику огромным сопластованием лингвистической алмазосодержащей материи. Его архаичность современнее нашего века. Быть может, «средневековый Тютчев» обманул современников, а чтобы спастись, попробовал надеть маску Йорика. Уцелеть нельзя, он-то знает, изменение внешности не влияет на судьбу пророков, перечитайте жития святых, евангелические сказания. И сейчас нужно упомянуть о главном. «Космополис архаики» -- именно сказание, страшная сказка. Их на Руси достаточно, унифицированных для детей бесконечных потерянных поколений, правда,  т а к о й  страшной читать ещё деткам детей не доводилось. Уникальность автора «Космополиса архаики» в том, что его нельзя отыскать по означенным выше категорическим символам  -- времени не соответствует, здесь бессильны интернетовские поисковики. Сколько эзотерических личин следует сжечь в августовском огне Господнего лета, чтоб часть подлинного лика увидеть? Кто знает. Хотя сам Есепкин, похоже, не сомневается в бесполезности маскарада, в его страшной Сказке «всех отыскали по цветам». А смысл хождений прост: оставление Слова в киоте.

У Леды Савской на одной только прозеру 481 текст. Она их все сюда решила переложить?

Предлагаю вашему вниманию фрагмент публикации Тианы Рунской "Письма из Вифании".

 В апофеозе своего творчества Фридрих Ницше метафизически сливался с Солнцем. Точнее, вначале оно просто приближалось, заливало жертвенным огнём сад, террасу, тусклую нешумную комнату, где чинился то ли поздний обед, то ли ранний ужин, затем его закатный и унылый узор вспыхивал с полдневною силой, потом наступало забвение и приходила Смерть. А, возможно, начиналась новая жизнь. Кто знает. Будем как Солнце, по-юношески призывал седой поэт в серебряной пудре. Все когда-то каждый по-своему веселились над пропастью. Вспомним, солнце взорвалось в голове у персонажа «Дьяволиады». То самое Солнце при жизни угнетало Во, Цвейга, Пруста (любили ночь). Человечество спасают гении, последних распинает окружение. Бессильные философы хотели в жизни иной быть, к примеру, камнями, тихо лежать в дорожной пыли, созерцая юдоль.

Леду забанили на форуме лингвистов, и те 296 опусов переместятся сюда?

Еще один фрагмент.

       У поэтов другие мечтания, жить andante они не могут. В среде творческой пророков также побивают камнями. Меня порадовала статья «Ницшеанский акафист», автор которой рассматривает «Космополис архаики» как межконфессиональную литературно-церковную рукописную Библию. В принципе подобный взгляд не отличается экстравагантностью. Архаический налёт в книге прячет новые пророчества. Пророков не жалуют, убивают, значит, следует спасаться под некой личиной, нужно притвориться мёртвым, безопасным. Сколько ж мистической пудры в тысячестраничном томе? Очень много. Перманент накладывается едва не на всякое слово. Цель проста: попытаться обмануть преследователей, чтобы успеть сказать необходимое. Литература (в условном понимании) пророков не корреспондируется в том числе с великой мировой классикой, поскольку она и не литература вовсе. Именно к пророчествующим слетается вороньё, именно над их головами кружат тёмные и огненные многокрылые стаи. Вороны всегда летают стаями, их держат под низким Солнцем с определённой целью. Пророк-одиночка, преждевременно распознанный в толпе неофитов, будет мгновенно истреблён. Слушайте осенние крики ястребов – жертвы молчат.

Леда, я делаю Вам последнее предупреждение.
Прекратите заполнять наш форум перепечатками с других сайтов.
Наш форум предназначен для обсуждения публикаций и деятельности журнала "Новая Литература".
Флуд запрещён.

Книги Якова ЕСЕПКИНА представили Россию на завершившейся вчера Международной книжной выставке-ярмарке в Белграде. На стендах Российской Федерации экспонировались пять книг Великого Мастера: "Космополис архаики", "Lacrimosa", "Мраморные сады", "Картины снов и застолий" и "Сангины мертвых царевен". Их общий объем превысил две с половиной тысячи страниц. Это и есть реальный мир новой литературы.

Книги Якова ЕСЕПКИНА представили Россию на Международной книжной выставке-ярмарке в Стамбуле. Творчество нашего современника, выдающегося писателя с мировым именем стало предметом дискуссий литературоведов-славистов.

Книги Якова ЕСЕПКИНА, изданные в России, США, Канаде: "Космополис архаики", "Лилии Стикса", "Мраморные сады", "Lacrimosa", "Эфемериды", "Картины снов и застолий", "Порфирность", "Вакханки в серебре", "Притчи о менадах", "Траур по Клитемнестре", "Сангины мертвых царевен", "Оратории".

Также изданы книги "На смерть Цины" (Россия) и "Кривичские лотосы" (США). Информация для автора неологизма "подрожите" и всей чудесной восьмерки.

Ценители и едоки чечевичной похлебки не воспринимают пурпурный хлеб в качестве материальной субстанции (субстанта). Печалька. Но лишь это их вдохновляет и спасает.

 И некому руку подать. Вполне естественно, что великий художник инороден в квазилитературной среде.

В приличном литературном журнале и руки никто не подаст завравшемуся графоману. Вполне естественно.

Без комментариев. Стиль, форма, тональность, лексическое богатство, оценочная глубина, в конце концов сокрытый интеллектуализм. Печаль становится весельем.

Книги Есепкина реализовываются по высоким ценам. К примеру, сейчас "Космополис архаики" стоит на Вайлдберриз 1947 рублей. Рекомендую поискать книги мастера на предстоящей международной книжной ярмарке Non/fictioN Весна. Возможно, удастся приобрести их дешевле.

В розовых кущах и Демиурга соглядает Афрамий.

Библиографический феномен. Многочисленные дополнительные тиражи книги Есепкина "Lacrimosa" полностью раскуплены в России, странах Европы, США, Канаде. Стоимость издания в разных странах варьировалась и доходила до 70 долларов за экземпляр. Теперь культовый неоготический требник можно приобрести лишь на черном рынке. Там дорого. Впрочем, книгу возможно заказать для чтения в бывшей Ленинке.

Прошу Вас подкреплять Ваши высказывания ссылками на сайты издательств и книжных магазинов с конкретными цифрами. Разъясняю причину этой просьбы: без конкретики такие заявления выглядят неправдоподобно и могут быть в конце концов удалены как спам.

По завершении продаж на большинстве ресурсов (сайтов, сетей, магазинов) изображение книги, ее описание, характеристики, стоимость удаляются. Это в принципе трафарет. Однако некоторые ресурсы все-таки сохраняют вышеперечисленную информативную картину. Пример: МДК информацию удаляет, "КНИГАМИР" -- сохраняет. Ресурсы, сохраняющие информацию о книге после завершения продаж, можно перечесть на пальцам. Используйте поисковики, сверяйте.

Нет, давайте лучше Вы сами будете показывать цифры, подтверждающие Ваши слова. Иначе они выглядят как пустословие. Вы в паре шагов от бана.

Мои слова и составленные из них фразы можно считать эталонным образцом абсолютного соблюдения этической нормативности.  В отличие от оппонентов я не прибегаю к завуалированным и открытым оскорблениям, напротив -- постоянно демонстрирую благорасположение.