Форум журнала "Новая Литература"

Попов Валентин. Рассказ «Ускользающая мы...».

Глядя на свои морщинистые руки, он думал о матери, и даже голос, озвучивающий его мысли, казался ему дряхлеющим.

«Мама говорила, что руки и шея всегда выдают возраст женщины. За тем, как на них смотрят, нужно особенно следить. Отдельный шкаф для перчаток, шарфики в ряд на крючках. Она очень боялась постареть. Смерть её пугала меньше, чем острый запах старческой спальни и это унизительное «давайте я вам помогу» от молоденькой вертихвостки. Я никогда не знал её возраста. На торте всегда по её просьбе была одна свечка, розовая и маленькая, как на детском празднике. Ну вот и я постарел, и тоже не помню, сколько мне лет. Нужно ли? Ни перчаток, ни шарфиков мне не надо. Мысль – вот что молодит или старит человека, мама этого не хотела признавать. А что это за шум?»

– Таким образом, Фон Вригг, сформировав последовательный корпус текстов Людвига Витгенштейна, обозначил и пути их интерпретации, что, во-первых, противоречит замыслу автора, а во-вторых, не приводит нас ближе к разрешению поставленной им языковой проблеме.

– Очень интересно, молодой человек. А что вы думаете о философии в целом, помог ли Витгенштейн вам понять науку… умирать?..

Аннотация к этому рассказу:

Для старика-профессора мысль – единственная форма существования. Но теперь его когнитивные функции переживают творческий кризис, а мысль бьётся как муха о зажжённую лампу и никак не может преодолеть прозрачный колпак.

После таких историй понимаешь, что авиакатастрофа – это очень даже ничего. Быстро и ярко. Профессор Николай Степанович из «Скучной истории» рассчитывал прожить еще полгода, профессор из «Ускользающей мы…» уже не может ничего рассчитать. Его мысль, как муха, билась о зажжённую лампу, издавала один и тот же звук и никак не могла преодолеть прозрачный колпак.
Эх… Как там у классика? Не дай мне бог сойти с ума. Уж лучше билет на самолет сами понимаете с каким итогом.
А с Чеховым определенная перекличка есть. Только наш автор провел своего героя по скорбному пути гораздо дальше.

Не смогла дописать в той своей реплике, пишу здесь.
Меня спросили, почему я сравнила «Ускользающую мы» со «Скучной историей» Чехова.
Мне показалось, они про одно и то же. Только у Чехова герой еще способен оценить свое положение, он внятно мыслит, поэтому-то ему так и невыносима мысль о том, что скоро все закончится. Там весь настрой – время утекает, его невозможно удержать. Но герой субъектен, поэтому от 1-го лица. А здесь – время уже утекло, поэтому герой – скорее объект. Разум уже угас, осталось тело, но и оно начало распадаться.
У Чехова финал – герой прощается (Прощай, мое сокровище!), присутствует воля, герой худо-бедно, но держит контроль над ситуацией.
Здесь – герой плетется по обочине загородного шоссе. Причем в тексте: не герой плетется (герой субъектен), а К вечеру его можно было видеть в самом начале загородного шоссе неспешно плетущимся по обочине. В голове его роились мысли.
Т.е. герой – объект чьих-то впечатлений и мысли вроде как сами роятся в его голове, вне его воли.
В моем представлении этот рассказ – про то же, что и чеховский, но под другим углом. И оба очень трагичны. Хотя если по правилам, то оба не трагедии. Трагедия – если главный герой умирает, а все остальное – драма. Ни там, ни там герои не умирают, но что такое смерть? (философский вопрос)

Понравился рассказ. Валентин, как мне кажется, ещё в процессе поиска себя как писателя, в процессе нащупывания индивидуального стиля. Текст не ровный, но наряду со смущающими взгляд шероховатостями и недописками, встречаются сильные места с потенцией к серьёзным прорывам.   

Да, деменция, это вещица, софтэмбальмер, синия птица, Эльсинорских террас парапет... Что такое у классика. Забыл, вот, у кого...Деменция, черт.