Таращанская София. Очерк «Он одарён Всевышним Богом…».

Слово памяти о русском писателе, редакторе журнала «Новая Литература» В. И. Герасине

 

«Настоящий русский писатель, широкий и проникновенный!

Если бы лет так 150 назад, был бы у нас ко всем прочим ещё один Гончаров, Тургенев или Данилевский!

Только звали бы его – Виктор Герасин!

Земля ему пухом – светлому творцу и созидателю земли русской, православной!»

Фёдор Избушкин

 

Он ушёл в рождественские дни. Котовская земля на Тамбовщине навечно заключила его в свои объятия в первый день Рождества. Символично. «Избранник Божий», – говорят верующие люди. 12 февраля – печальные 40 дней, как его нет с нами.

Так много уже сказано о русском писателе Викторе Ивановиче Герасине!

О его творчестве издано две книги – «Люди вы мои хорошие» (Львов. Издательство «Цивилизация». 2011) и «Бессмертник родства Виктора Герасина» (Москва. Издательство «Российский писатель». 2014); опубликовано в бумажной и электронной печати около пятидесяти различных очерково-публицистических статей.

Он радовался каждой, тем не менее, полушутя, приговаривал при этом:

– Ну, вы глядите – не перехваливайте. Ничего не натягивайте. Пишите всё как есть, как Бог на душу положит.

В Интернете читатель легко сможет найти и авторские статьи, и книги, и произведения писателя, прочитать о его жизненном и творческом пути в «Википедии».

Не думала, что так нелегко будет сказать это слово памяти...

Таращанская София. Статья «Писатель "между небом и землёй"».

...Вместо перечисления творческих наработок юбиляра всплывает ассоциация: его творчество, как дитё, которое всем нравится, независимо от того, приодето оно или нет, своё оно или чужое. И близкие, и все, кто к нему прикасаются, любят его и всякий раз восхищаются чистотой и непосредственностью.

На таком впечатлении не сказывается время и его приоритеты. Видимо, потому, что герасинские повести и рассказы правдивы, реалистичны, в них – сама жизнь, такая, как в «Черёмуховых холодах», «Васильках», или в рассказах «Сыпал снег Буланому под ноги…», «Тенёвый лес» и др., – сложная, противоречивая, порой несправедливая, но всегда взывающая к одному, – человеколюбию во всех его проявлениях.

Персонажи В. Герасина миролюбивые, они борются за выживание, кто как может, сохраняют свой род от деда-прадеда без оглядки на новые, порой совсем непонятные, поветрия в быту, в морали, культуре. Они устают от трудностей, от того, что превращаются в «тягло» жизни от зари до зари (рассказы «Мать моя», «Ген усталости»).

«Ген усталости выработался в нас, в русских. И давно уже. Сколько можно переносить? – спрашивает Анна Петровна, героиня рассказа «Ген усталости». – Хотя бы в одном прошлом веке. Я посчитала как-то, а народ-то наш воевал почти полвека: войны да революции. Кровушка и кровушка. Недостаток да недостаток. А в итоге нищета сплошная. Он и новый век не лучше прошлого начался, реформы, перестройки, переналадки. Люди шарахаются туда-сюда, никак места себе в этой жизни не найдут, никак покоя не обретут. Вот и устали люди. Вот он в нас поголовно и вошёл, этот самый ген усталости. А нас всё не отпускают, всё давят, всё душат. И это из поколения в поколение так. От прадедов к дедам нашим, от них – к отцам, от отцов – к нам. А от нас – в детей наших передался этот ген усталости. От детей к внукам. А нас всё душат, душат. И когда только это кончится? Нам бы поколениях в трёх отдохнуть от войн, от неразберихи нашей русской, глядишь, и мы стали бы спокойными, приветливыми да улыбчивыми. Нет, конца-края не видно».

Автор обострённо зоркий. На обочине его зрения нет ничего второстепенного, всё преисполнено глубокого смысла, – от пробивающейся в тальниках травинки, солнечного луча до лошадиного, собачьего, кошачьего, если хотите, горя. Всё, что его окружает, – подарок Божий, и не иначе.

Надо обладать недюжинным талантом художника, чтобы человеческую природу всего сущего трансформировать в природу Божественной воли и предначертания...

Таращанская София. Критический обзор «Честно выговоренное узренное…».

...Именно на этом оптимистическом фоне и разворачивается история покупки главным персонажем повествования Семёнычем лошади, «тощей», «убогой» «шкетины» с «выпирающими рёбрами», обречённой пойти «на колбасу». Такую участь ей уготовили и бывший хозяин, и Пётр Васильевич, директор скотобойни.

Случайная встреча Семёныча с этой несчастной скотиной, её взглядом, перевернула в нём всё естество, то, чем он жил на этой земле от рождения.

«Лошадь повернула голову в сторону Семёныча и продолжительно посмотрела на него. Она будто пыталась узнать в нём кого-то своего, привычного, который возьмёт вот её и отведёт в родную конюшню. В Семёныче вдруг стало проявляться какое-то ещё неосознанное тепло, что-то в нём зашелестело, как луговая трава на ветру, вроде бы кто-то стал на него глядеть со всех сторон одновременно, невидимый за воздухом, а глядит. Выжидательно глядит. Будто подталкивает к действию. Молча. Нехорошо даже сделалось на душе у Семёныча…»

Это не только глубочайшая жалость к загнанной изработавшейся скотине, но и стержень отношения к жизни, её многовековому укладу, когда в большом лошадином глазу труженику видится он сам, его род, его жизненные параметры: связь с землёй и небом, и всем тем, что питает тело и душу.

И когда перед Семёнычем встаёт нравственный выбор, он отдаёт предпочтение тому важному, без чего ему не жить. Ибо, если не спасти лошадь от забоя, он ощущает себя предателем, не просто представителем, а участником нового, злодейски практичного, жестокого времени. А коль так, то тогда и смысл его жизни теряется.

«– Ну не выкуплю я лошадь, то мне и жить-то незачем станет. Понимаешь? Вот что-то случилось со мной, что всё, что до нынешнего дня было – это куда-то в глубину ушло, а лошадь так и стоит передо мной, так и смотрит на меня выжидательно. Не понимаю сам, будто заболел я. Одно знаю, не выкуплю лошадь – жить мне незачем станет. Всё, от всех своих предков я оторванный человек. А этого делать никак нельзя, оторванности никак нельзя допускать, она в нас должна из поколения в поколение вестись, связь эта потомственная, родовая. Держать её надо»...

Таращанская София. Критическая статья «Духа благородство. О повести Виктора Герасина «Для всех быть всем»».

Читала эту повесть по мере её написания автором и публикации по главам в журнале «Новая Литература».

Кстати, повезло изданию: первым опубликовать новую глубоко нравственную работу русского писателя и поэта Виктора Герасина.

Надеялась, что с прочтением двенадцатой главы и «Заключения» закончится и мой читательский труд. Но не тут-то было. На душе оставался осадок чего-то недопонятого и сердцем не пережитого. А это означало, что к произведению надо возвращаться. Ещё и ещё раз.

И после вдумчивого неоднократного прочтения вывод напросился сам собой: вряд ли эта повесть нуждается в литературоведческом анализе. На это указывали и полновесно раскрытая тема, и мастерски выстроенные композиция, и сюжетное пространство, интересные, нравственно ёмкие лейтмотивы и персонажи.

Тогда, что же хочу сказать этими строками?! Что содержания этой повести хватило бы и на роман? Наверное. Что она на все времена? Это не высокопарность, ибо так и есть. Что автор проделал поистине титаническую работу? Да и да.

И всё же не в этом главное. Моё осмысление сюжета мировоззренческое, оно простирается за пределы прочитанного и устремляется в глубину самого явления духовности, его тайны.

Ибо «духовность человека отнюдь не совпадает с сознанием, отнюдь не исчерпывается мыслью, отнюдь не ограничивается сферой слов и высказываний.

Духовность глубже всего этого, могущественнее, богаче, значительнее и священнее»...