Абрамсон Владимир. Рассказ «Ошибка фараона».

…Семен едет в отпуск в Италию, без жены Кати. На двадцатом году семейного счастья узнал, что жена без него и недели не проживет, стальные узы связывают их; Катя молчаливая раба настроений мужа, к Италии не ревнует… должна быть с ним. Поехал один.

Тур начался в Вероне. Утром, съев неизбежную пиццу, Семен пошел за толпой. Шли итальянки средних лет и привели его к дому Джульетты. (На многих языках «Ромео и Юлия»). Тесный дворик, стена без окон и небольшой балкон. Минут через десять явилась на балконе девушка в старинном платье. Улыбнулась толпе и скрылась за дверной занавесью. За ней слыш е н разговор, звон посуды.

– Четырнадцать лет было Джульетте, улыбчивая Юлия вдвое старше – подумал Семен. – Не настроишься на высокую поэзию.

Юлия Шекспира стояла на этом балконе и всю ночь говорила с Ромео о любви. Он прятался внизу, где Шекспир полагал густой, пахнущий ночными цветами сад, а сейчас стоит в тесной толпе Семен. Утром их тайно обвенчал плутоватый священник. Жених, ненавистный роду Юлии, уже тайно венчанный муж, готовил веревочную лестницу, чтобы через этот одинокий балкон подняться к первой брачной ночи. Бронзовая статуя Джульетты в углу двора. Женщины, да и мужчины гладят ее обнаженную правую грудь. Возможно, таков обычай. Грудь блестит на солнце ярко натертой медью.

Тоскливо…

Абрамсон Владимир. Рассказ «Какие книги едят собаки».

…– Не надо меня любить, говорила она с искренним чувством. – Наши отношения станут опасны, если…В конце концов на мне дом, трудная дочь, и я банально люблю мужа. Казалось, она уговаривает не меня, себя. Чеховский сюжет, но мы никогда не стояли, касаясь руками, в ранней церкви на заутрене, я не играл в вист с ее мужем, дочь видел мельком.

<Никакой тайны любви нет. Простота любви Кате недоступна. Так мы уговаривали друг друга года полтора. Потом она уезжала навсегда в другой город, я вез Катю к поезду. В раскаленном летней жарой автомобиле родился язык ее тайных ожиданий и страстей. Могли бы прожить другую жизнь, а сейчас поздно. Свернули с асфальта на грунтовую, потом по проселку в редкий свежий лес и стали судорожно, в тесноте «жигулей», раздеваться. Увидели собаку, привязанную к дереву. Тянула стрелой поводок и неотрывно, неотрывно глядела вслед предавшему хозяину, и выла. Такая тоска.

– Отпусти ее, сказала Катя.

– Катя… она оттолкнула меня.

– Отпусти…

Абрамсон Владимир. Сборник повестей «Украденный туман».

…Алексей отверг авантюру. Ночью нахлынули воспоминания. Вот он лейтенантом в первом походе. Холодно светает, проявляется линия горизонта. Высоко еще мерцают влажные звезды. На востоке разливается красный свет, незаметно светлеет вода. Для чего он, забыв многое, помнит холод утра и красный рассвет. Днем он застал себя выписывающим на листе: «Дифферент подлодки в 2,5 градуса при ее длине 150 метров вызывает изменение осадки на величину delta minus tangensKci = 3,2 метра». И так далее. (Автор приносит извинения за непонятные, как абракадабра, строки. Он хочет показать: капитан не стоит с трубкой в зубах на мостике, вглядываясь в даль. Его работа и уменья во многом – прикладная инженерия). Независимо от себя и как бы играя с компьютером, Алексей решает прорыв в Северное море. Сколько часов хода над- и- под водой. В первые сутки выйти на линию Лиепаи? Потом пролив Каттегат, тесно и много судов, нырнуть. Он помнил цвет маяка Мосешер в начале пролива Скагеррак, затем Северное море. Вывел графики курса, как делал это последние пятнадцать лет, видя смысл и удовлетворение жизнью, для которой рожден. Видение капитанской каюты пассажирского лайнера не покидало. Алексей погрузился в три тома «Судовождения на пассажирских линиях»…

Абрамсон Владимир. Рассказ «Признания Доры».

…Она родилась в Московском форштадте – это в основном русская, густо и бедно населенная часть Риги. Но прежде обычный круг завершили ее родители, бежав из Петрограда в 19 году. Волочили чемодан лесом, лесом, потом через просеку и оказались в Эстонии. В Ревеле они не прижились: не было тогда критической эмигрантской массы с самодеятельными хорами, сплетнями и публичными обвинениями в связях с ЧК, с возможностью получить работу по весьма сомнительной рекомендации, и «достать квартиру» по взятке. Не было еще русских врачей, парикмахеров, контрамарок и даже газетчиков. Не было смысла учить эстонский с его восемнадцатью падежами. Родители вновь потащили по лесу чемодан и пересекши просеку, пришли в Латвию.

В младшие классы школы девочки являлись в белых воротничках и серых платьицах. Писали синими чернилами на подоле Б.Ж.. Интимно отвернув подол, шифровали таинственный знак: «БЖ – бей жидов». В старших классах русско-еврейская молодежь заражалась социализмом, отчасти в пику родителям. И модно это было, какой-то чад. Искренне восхищались СССР, читали всё советское. Другие читали еще о социальном дарвинизме и Фрейде, была наэлектризованная интеллектуальная среда. Родственница Доры выехала в СССР и обосновалась в Ленинграде. Она не писала, что ночует пятнадцатой жиличкой в коммуналке на Лиговке. Дора и одноклассница Вера Рыхлова решили бежать в СССР. В том 1936 году, чтобы сдаться красным пограничникам, бежали через Чудское озеро. Но прежде надо оказаться на его эстонском берегу. Дора и Вера ехали в поезде, пока деньги были. Потом несли чемодан лесом на восток и увидели высокие камыши, озеро. Лодку они решили украсть на берегу, но не смогли протащить ее до воды. Её кромка на глазах под ветром уходила от берега. Плакали и шли в Латвию. Без денег и еды небольшая страна предстала огромной…

Абрамсон Владимир. Рассказ «Прекраснодушный».

…Моя жизнь повисла на волоске, на прозрачной паутине, когда Вера поселилась с нами: она привезла с фронта пистолет (скоро сдала куда положено). По ночам я открывал ящик стола и гладил ребристую рукоятку. Это не могло продолжаться вечно – вынул пистолет и понял, патроны есть. Чувство неизмеримого превосходства над всеми мальчиками и девочками 7 Б класса охватило меня. Спрятал ТТ в ранец (отец настоял: ранец формирует осанку. Моя кличка была, естественно, ранец – засранец). Утром вместо уроков поехал стрелять в парк Аркадия. Понимал, за одним – двумя выстрелами сбегутся люди, но не мог об этом думать. В пустынном зимнем парке положил ранец на снег, вынул пистолет, тяжелый. Нацелил в дерево поближе и вдруг решил – застрелюсь. Как же иначе оправдать стреляный патрон и кражу? Были школьные приятели погодки Эдик и Саша, я часто приходил, чтобы увидеть их мать, как сейчас понимаю, полную улыбчивую женщину лет сорока. Но тогда я любил ее, не зная, что на самом деле это сыновнее чувство, и плакал с пистолетом в руке. Плакал от неизбежности жизни, в которую предстоит войти…