Баренц Гурген. Рассказ «Сатик».

...А ещё Сатик была совершенно одинока. Во всём мире у неё не было ни одного близкого, родного человека. На белом свете много одиноких людей, но даже у самого одинокого человека всё же есть какая-то отдушина, есть хотя бы дальняя – пусть даже седьмая вода на киселе – но всё-таки родственная душа, родная кровиночка. У Сатик этой отдушины не было. Она была настолько одинока, что даже при мысли о её одиночестве у меня невольно наворачивались слёзы на глаза. Только после знакомства с ней я выяснил для себя, что до этого не имел ни малейшего представления о настоящем одиночестве. Такого одиночества я не пожелаю даже самому заклятому своему врагу; пожелаю ему всего самого худшего, но только не этого.

Сатик не только работала в нашем институте, но и проживала там. Работа была для неё домом не в переносном, а в самом прямом смысле. У неё не было своей квартиры. Конечно, она не была единственным в мире человеком, у которого не было своей квартиры, крыши над головой, которому негде было жить, негде было преклонить голову.

Человеческое сообщество ставит непременное, обязательное условие для своих членов: все они должны иметь определённое место жительства, должны быть прикреплены к этому месту жительства специальным штампом в паспорте. Это было даже важнее, чем иметь личные сбережения в сберегательном банке. И даже важнее, чем иметь работу. У каждого человека должен быть определённый адрес, не просто «Советский Союз», а дом, имеющий порядковый номер, и улица, имеющая своё название, свою идентификацию. Общество придумало для этого штампа название – временная или постоянная прописка. Общество позаботилось также о том, чтобы придумать название для людей, которые в силу тех или иных причин не имеют постоянного места жительства, не имеют временной или постоянной прописки и которых оно, общество, отвергает, отторгает, отлучает от себя, не замечает в упор, игнорирует...

Баренц Гурген. Сборник стихотворений «Акварели».

В маленьких речках Армении,
 Каменистых и мелководных,
 Ты не встретишь русалок.
 Их здесь нет. Им здесь нечего делать.
 В нашем единственном озере –
 В нашем Севане –
 Нет больших или малых чудовищ:
 Им здесь просто не развернуться.
 В наших горах
 Нет драконов и нет великанов.
 Даже снежному человеку
 Здесь негде укрыться от ветра.
 Но зато наши камни,
 Наши горы и наши речушки
 Обладают железною хваткой.
 Они меня держат так крепко,
 Они меня держат так крепко! –
 Почище любого магнита...

Баренц Гурген. Сборник стихотворений «В свободе нет свободы».

...Живу в стране, в которой я – изгой,
 Среди таких же, как и я, изгоев.
 Приносит мне размеренный покой
 Мой старый город, если он спокоен.
 Живу во времени, в котором я – чужой.
 Земля горит и небосвод расколот.
 Цветенье – это тоже форс-мажор,
 Как мор, землетрясенье или голод…
 Живу в пространстве, полном передряг.
 Здесь правят бал везенье и случайность.
 Наш выбор небогат: лишь тьма и мрак.
 Мы выбрали терпенье и молчанье.
 Живу в стране, которую любить –
 И подвиг, и безумье, и геройство.
 Принес прозренье ослепивший блиц:
 Живу в стране, где просто жить – непросто.
 Моя страна – закрытый саркофаг.
 Не выбраться. В свободе нет свободы.
 Уедешь – потеряешь свой маяк,
 Тоска прибавит новые заботы.
 Живу в стране, где совесть – мертвый груз.
 Кто налегке – добрался до вершины.
 В бедламе этом ненасытность – плюс.
 Болезнью этой время одержимо.
 Живу в стране, которой не стыжусь.
 Но чтоб гордиться – просто нету мочи.
 Нам навязали жизнь – ну просто жуть.
 По улицам бредут живые мощи.
 Живу в стране, где невозможно жить.
 Все вкривь и вкось, все как-то наизнанку.
 И нами погоняет Вечный Жид,
 От наших грез остались лишь останки.
 Живу в стране, которую люблю
 До слез, до боли – ну куда я денусь!
 Я поживу еще. Я потерплю.
 Увижу день ее перерожденья...