Пономарь Венечка. Рассказ «Диссидент».

...– Вот представь себе: из современной и вроде бы благополучной России приезжает на ПМЖ талантливый литератор. Начинает публиковаться активно, пьесы писать, причём весьма успешно, популярным, в общем, становится. Естественно, всё это привлекает внимание прессы. Основной вопрос: почему здесь, а не у себя на родине? Там же, вроде, всё в порядке со свободой слова, цензурой и прочим-прочим. А писатель скромно поясняет, что под ширмой псевдоблагополучия в современном российском обществе наблюдается страшная духовная деградация, фактическое обнищание масс и тотальная невостребованность всего настоящего. Идеологическая машина родины, помешанная на современной в представлении правящей элиты рыночной экономике, пропускает только бездарное убожество, накаченное духовными нитратами, для опущения индивидуального и массового мыслепроцессов до уровня неандертальца. Каково, а?! Всё! Бомба! Ей-богу! К этому немного присовокупить лагерное прошлое предков – без этого, увы, нельзя, ведь Россия в современном понимании должна являться преемницей тоталитарной совдепии – и дело в шляпе. Маховик ненависти и вражды запущен, причём в массовом масштабе...

Пономарь Венечка. Рассказ «Не заглядывай в зеркало».

...Это были первые похороны, на которые попали ребята. В прошлом году, правда, умерла Лидия Никаноровна – директриса, которой лет было не меньше, чем самой деревянной школе. Но это было другое, ведь взрослые они на то и являлись взрослыми, что иногда умирали.

Гроб был маленьким. Намного меньше, чем сама Ксюшка, когда была живой. Выносили его закрытым, так что девчонку разглядеть было нельзя. Вовка стоял метрах в десяти от калитки её дома у дерева. Какие-то бабушки, видно, соседки, шептались о том, что Ксюшку нашли утром. Правая рука была оторвана, её потом милиция обнаружила под кроватью. Да и вообще вид у бедняжки был такой, что никто и смотреть не мог. Мать вызывали на допросы, она, говорят, дочурку побивала. Но чтоб так… Вот и не понятно, кто ж такое сотворить мог…

Похоронная процессия двинулась в сторону кладбища, а гроб с покойницей повезли на скрипящем автобусе. Родители запретили Вовке идти на погребение, он так и остался стоять в тени большой ивы, пытаясь понять, как всё это могло случиться.

– Я же говорил про опасность, – прохрипел откуда-то Сева. Он появился неожиданно, зайдя со стороны кустов. Ребята не виделись с той самой ночи на старой мельнице. Лицо друга было бледным, а глаза сверкали каким-то странным нездоровым блеском.

– Чего?

– Мы в смертельной опасности...

Пономарь Венечка. Рассказ «Темнота».

...Тем вечером я намеренно отказался от ставшего привычным здесь обильного ужина, сказавшись больным, и уединился у себя в покоях, пытаясь сосредоточится на своих любимых штудиях, которые, признаться, забросил за дни пребывания в этом доме. За окном было пасмурно, тянуло сыростью, поэтому я устроился в кресле подле ярко пылающего камина. Признаться, всегда считал, что печи много лучше приспособлены для отопления, нежели камины – выходцы из Европы, которой не ведома русская зима. Увы, как бы мне ни хотелось оказаться в тот момент на печи, я вынужден был довольствоваться тем, что имел, потому так и сидел с книгой в руках, подставив озябшие ноги огню.

Внимание моё то и дело рассеивалось, и приходилось возвращаться к уже прочитанным строкам. Промучившись так некоторое время, я оставил свои бесполезные труды и отложил книгу. За окном к тому времени ночь разлила свои мрачные краски, снаружи не было ничего видно, доносился лишь стук дождя. Я посмотрел на постель, но мысли о сне даже не коснулись сознания, поэтому я уставился на огонь в размышлениях, чем занять время. После некоторых гаданий ничего лучше я не придумал, как пойти прогуляться по дому, который до сих пор так и не успел толком изучить, запомнив лишь дорогу от своих покоев до столовой и выхода из дома. Отворив дверь, я обнаружил полный мрак в огромном коридоре. Вообще, за время пребывания здесь я успел заметить, что хозяева не особо заботились об освещении многочисленных коридоров и залов, которые по большей части простаивали без надобности и были лишь частью огромной и бесполезной конструкции, именуемой домом. Я взял первый попавшийся под руку подсвечник и шагнул навстречу темноте. В коридорах гулял ветер, шатавший пламя моих свечей из стороны в сторону. Оглядевшись, я застыл в замешательстве и некотором волнении. Дело в том, что вокруг вообще ничего не было видно. Проходы между комнатами на этаже, где находились мои покои, были без окон, поэтому даже бледный свет луны не долетал сюда. Иного освещения, кроме того, что находилось в моих руках, также не было. Впрочем, то было не самым странным. Эти несколько весьма ярких свечей, которые были на моём подсвечнике, не давали видеть далее, чем наполовину вытянутой руки. Всё остальное казалось не более чем стеной, выкрашенной в чёрный цвет. От такого зрелища кожа невольно покрылась мелкими мурашками. Я убеждал себя, что волнения мои вызваны исключительно боязнью оступиться и, как следствие, получить увечье в незнакомом месте. Но потом сам себя поймал на мысли о том, что просто боюсь этой всепоглощающей темноты. Не было видно стен, украшенных старинными портретами, не было видно других дверей и лестниц, которые, я точно знаю, здесь были при свете дня. Ничего не существовало в тот миг вокруг, кроме меня, с этим немощным светом, казавшимся неуместной детской шалостью, и темноты, занимавшей весь остальной огромный мир. Я застыл на месте, не в силах даже ступить два шага назад, чтоб вернуться в свои покои, а просто стоял и вглядывался в стоящую передо мной чёрную стену.

Не знаю, что мной двигало, но в какой-то момент я нашёл в себе силы, собрав в кулак всю волю и ту часть рассудка, которая была ещё в силах мыслить здраво и не поддаваться первобытным страхам, и сделал несколько шагов вперёд, удаляясь от спасительной двери…