Евпланов Андрей. Рассказ «Последний сеанс».

...Любовь Германовна жила на втором этаже блочной пятиэтажки. Из окна комнаты, которую она выделила случайным гостям, был виден заснеженный двор с качелями и мусорными баками.

– Тухлый пейзаж, – сказал Виталик.

– Скажи спасибо, что нас приютили. Если бы не замёрзли на станции, так в электричке нас точно бы избили и раздели. Мне девчонка знакомая рассказывала, как её трое изнасиловали в тамбуре.

– Кровать одна, – отметил Виталик, – она, наверное, думает, что мы влюблённые.

– Ты что, боишься ложиться со мной в одну кровать? Думаешь, я стану к тебе приставать?

– Вот ещё, ничего я не боюсь, – сказал Виталик и потушил свет. – Давай укладываться, завтра рано вставать, мне на работу надо к половине девятого.

Алиса стащила с себя сапоги и джинсы, сняла свитер и осталась в одних трусиках и бюстгальтере.

– Я не могу спать в этой сбруе. Ты не возражаешь, если я её сниму, – сказала она, высвобождаясь от бюстгальтера...

Евпланов Андрей. Повесть «Гренландия навсегда».

...– Забей, и махнём вместе в Южную Америку. Насчёт денег не беспокойся, я буду твоим спонсором.

– Спасибо, но деньги у меня есть. Боюсь, времени не будет, срочные дела могут позвать в Москву.

– Ты не похож на бизнесмена.

– Я вор, детка. Я украл пять миллионов из кассы Всемирного фонда содействия оперному искусству.

– Отпад, и как это тебе удалось? – Вета посмотрела на Алексея с недоверием и восхищением одновременно.

– Я просто перевёл деньги московского филиала, директором которого я был, на свой счёт.

– Зачем ты это сделал? Неужели не хватало зарплаты на эту Гренландию?

– Мне исполнилось пятьдесят, я сидел в кафе и в одиночестве отмечал круглую дату. Я никогда не отмечал свои дни рождения, просто старался их не замечать. Друзей у меня нет, семьи тоже, и никто не знает, когда я родился и зачем. Всю жизнь я плыл по течению и старался быть подальше от берегов, а тут вдруг на меня накатила такая тоска, что хоть вешайся – я понял, что и сам не знаю, зачем я родился. Вот тогда-то я и подумал, что, может, не всё ещё потеряно, что ещё можно совершить поступок, который всё изменит. Кто-то в таких случаях уходит на войну, всё равно на какую, но не хотелось никого убивать, кто-то строит церковь или приют для бездомных на свои средства, но у меня не было таких средств, и я решил просто круто изменить свою жизнь, пусть даже поменять знак «плюс» на «минус». И тут как раз пришлась кстати моя давняя мечта о Гренландии...

Евпланов Андрей. Повесть «Комсомольская богиня».

Смольников приехал в Польшу на две недели – погостить у родственников, да застрял. В Москве выпал снег, по радио то и дело передавали что-нибудь неприятное про Россию – президент и парламент не смогли поделить власть, в городе стреляют, Белый дом берут штурмом, и Смольников решил ещё задержаться, благо погода на балтийском побережье стояла чудесная – тепло как в августе, солнечно, бабочки над пляжем порхают.

Все достопримечательности Гданьска и окрестностей он уже знал как свои пять пальцев – костёл Девы Марии, Длинная площадь, крепость Вестерплатте, кафедра в Оливе… Вот и подумал: чем бы заняться? Подумал и решил сходить в редакцию местной газеты, узнать, не найдётся ли для него задания – всё-таки он проработал в прессе двадцать лет.

Задание нашлось – в городе было много русских челноков. Они варились в собственном соку – рэкет, ругань, драки и всё шито-крыто, сор из избы никто не хотел выносить. А между тем местная общественность очень даже обеспокоилась: не посеют ли эти русские семена преступности в их благословенном городе. По задумке главного редактора Смольников должен был стать своим среди чужих, внедриться к челнокам и описывать их нравы.

На следующий день он пошёл на барахолку. Там было много русских женщин: и старых, и молодых, в куртках и платках, в адидасах и вязаных шапочках, и даже была пара дам в кокетливых шляпках, но Воскобойникову он сразу узнал. Эта копна мелких кудряшек, эти веснушки, эти глаза, брызжущие энтузиазмом… С каким энтузиазмом она выступала на собраниях в редакции, с таким же сейчас торговала фенами и утюгами...

Евпланов Андрей. Повесть «Концерт для сирены с оркестром».

Ветер угнал дождевые тучи куда-то на север. Погода установилась на славу, и курортники потянулись в парк и на набережную. Воздух был напоен запахами хвои и цветущей мимозы. Измученное весенними штормами море нежилось в лучах апрельского солнца, а Точилин места себе не находил в этом раю. Она не отвечала на его звонки, её номер был либо занят, либо временно недоступен, либо вызов оставался без ответа. Сама она не выходила на связь, хотя, конечно, знала, как он ждет её звонка, как томится в своём субтропическом заточении.

Причины могли быть разные – скажем, обиделась на что-то и решила его мариновать или же вдруг в кого-то влюбилась и потеряла голову. Женщины народ взбалмошный, от них можно ждать любых сюрпризов. Но Точилин был почему-то уверен, что дело было не в обиде и не во внезапном увлечении. Скорей всего, Толик взбесился после того случая у метро, устроил ей скандал и теперь ей пришлось лечь на дно, чтобы переждать бурю. А если дело дошло до рукоприкладства, и её здоровье, а может быть, и жизнь в опасности?..

Толик – это её муж Анатолий Битков – существо примитивное, подозрительное и опасное. Каким образом он мог контролировать все входящие звонки на её телефон, Точилин понятия не имел. Но мысль о том, что там, на той стороне тревожного молчания, может происходить что-то неладное, электризовала его нервы до уровня оголённых проводов. Первое и последнее, что приходило ему в голову: «Как там она?», а между первым и последним не было ничего.

Он бродил по набережной и страдал, а по ночам писал стихи, только для неё, для той, без которой и море, и сосны, и цветущая мимоза не имели смысла.

Евпланов Андрей. Повесть «Голый».

...Марта хоть и была скромной сотрудницей отдела писем, но её интересы простирались далеко за пределы редакции. За годы своего славного замужества она обросла полезными связями, как каравелла ракушками после кругосветного путешествия. Редакционные крысы ей завидовали и заискивали перед ней, потому что она щедрой рукой раздавала посулы, и хотя они редко материализовывались, никому и в голову не приходило сомневаться в её могуществе. И даже её любовные похождения, о которых в редакции все хорошо знали, не умаляли её авторитета. Она умудрялась ходить по грязи, не запачкав своих итальянских туфелек сорокового размера. А всё потому, что в неё верили, как брюнетки верят в то, что блондинкам легче живётся на свете. И Крымов верил, но не слишком, потому что ему ничего от неё не надо было, кроме её пышного, слегка уже перезревшего, но ещё очень аппетитного тела...

Евпланов Андрей. Повесть «Стерва».

Кто бы мог подумать, что Марат втюрится в эту Алину, как какой-нибудь Ленский, с первого захода. Марат – такой рафинированный, любитель джаза и сухого мартини, и она – в общем, ни кожи ни рожи. Но он перелистнул страницу с её недостатками, как нетерпеливый читатель перелистывает редакционное предисловие, и сразу перешёл к прологу. Хотя и достоинств он так, сходу, не мог заметить. Она, например, за вечер могла связать носки или варежки, сыграть что-нибудь из Шопена, выпить стакан водки на спор и занюхать солёным огурцом. Но не за это же любить. Есть, правда, подозрение, что Хельга, которая привела Алину в компанию, заранее предупредила его, что её отчим большая шишка в аппарате Совета министров. Но Марат утверждает, что в тот вечер, когда Алина появилась в его доме, он ничего о ней не знал, не знал даже, что она быстро вяжет на спицах и играет Шопена, потому что в тот вечер она не захватила с собой вязания, а инструмента у Марата не было...