Соляная Ирина. Рассказ «Стоп, Муравина!».

«Издали показывается летящее стадо лебедей», – читает Филиппов первую строку либретто.

Аудитория шумит и хихикает. Кряквина поднимает руку:

– Максим Максимович, вы не ошиблись? Стадо? Наверное, стая...

Филиппов припечатывает ладонью стол так, что взлетает стопка бумажек. Даже я вздрагиваю. Разрозненные листы разлетаются вокруг и изящно планируют под стол.

– Именно стадо! Великий Пётр Ильич знал, что пишет. Танец маленьких лебедей исполняют четверо. А остальные – стадо...

Соляная Ирина. Рассказ «Наглый самовар».

...Бабушка смущённо улыбалась из-за приоткрытой двери. Без шали она не хотела выходить на мороз и махала ладошкой. Леночка побежала к двери и уткнулась головой в тёплый бабушкин живот.

– Умница моя, совсем тебя «Эти» заморозили.

Леночка пробежала в коридор, сбрасывая на ходу шапку и варежки. Чтобы по-быстрому снять войлочные сапожки, она сучила ножками и наступала на голенища. Бабушка смеялась где-то за спиной.

Дверь в большую комнату была отворена. В лучах яркого дневного солнца, бившего через тонкий тюль, Леночка увидела накрытый к чаю стол. В самом его центре громоздилось… чудовище. Красный, расписанный под хохлому, электрический самовар возвышался над белой скатертью, чайными чашками и блюдцами с вареньем. Непомерно огромный, наглый и самодовольный чужак. Он всем своим видом говорил: «Ну, Леночка, я теперь главный здесь. Смотри, какие у меня круглые блестящие бока, и прочные золочёные ручки. Разве есть у кого на свете такая же крышечка куполом и блестящий носик, как у меня? Что вы там принесли? Торт «Прага»? Это хороший торт, трёхрублёвый, праздничный. Мне под стать».

Вдруг самовар тоненько и пронзительно засипел, и Леночка вздрогнула. С дивана поднялся лысый, давний знакомец, которого она почему-то не заметила.

– Ну, здравствуй, Леночка, – заулыбался он, – меня зовут Анатолий Иванович. Проходи, будем чай пить...

Соляная Ирина. Рассказ «Где Токарев?».

Гордеева топталась у дверей военкомата. Раннее июльское утро было непривычно зябким, кардиган домашней вязки не спасал от сквозняка, который то и дело выскакивал из подворотни. Бумажки и мелкий мусор играли на мостовой в догонялки.

Гордеева оглянулась: она уже была не одна, людской ручеёк стекался к плохо окрашенным воротам с алыми звёздами на створках. Люди шумно говорили, натужно шутили, искусственно бодрились. Медленно собиралась толпа, гудевшая разными голосами. Ушастые юноши выныривали из её пёстрого нутра, наскоро целовались и обнимались со всеми подряд, а затем исчезали за воротами.

– Сейчас штатское отберут, и рюкзаки тоже, – услышала Гордеева скрипучий голос, – а выдадут казённое барахло. Я Тёмке колбаски положил сырокопчёной, даже в жаре не пропадёт, огурчиков свежих. Две полторашки с водой.

– На год домашним не запасёшься, – возразил грустный девичий голос.

– Не тюрьма, там и магазины есть. И посылку собрать можно...