Что ж, Анастасия, я с удовольствием отвечу на все Ваши вопросы и замечания. Начнём с того, что всё сказанное Вами о моём замысле: «автор хочет, чтоб текст звучал просто, этак по-народному», «хотела написать такую же – тонкую, светлую – новеллу о том, как добрая девочка Люша продолжает смотреть на мир с искренним участием и интересом, хотя и глазами взрослой девушки Валентины» не имеет ко мне и моему замыслу никакого отношения. Я, к слову сказать, никогда заранее не ограничиваю себя ни тем, как будет звучать мой текст, ни тем, какую окраску он будет иметь.
Что касается разговора в бане, то я согласна: ничего интересного в нём нет, и таких разговоров — пруд пруди, хотя пошлым и грубовато-фамильярным я всё же называть его не стала. Просто голый, расслабленный и чем-то там намазанный человек обычно интуитивно понимает, что тонкая, интеллектуально-ориентированная беседа не вполне соответствует его внешнему виду, и старается такого рода бесед в парной избегать, а потому болтает о пустяках. Так уж случилось, что именно не обременённая глубоким смыслом болтовня близких подружек в бане послужила для Вали толчком для последующего знакомства с собственным «внутренним голосом». Это о содержании разговора. А по поводу его формы могу лишь сказать, что я считаю своей обязанностью следить за реалистичностью диалогов в моих произведениях. По-моему, Вы обошлись с моей Валей чересчур жестоко: «что касается героини, то после таких пассажей теряется всякая связь с чувствительной девочкой Люшей, больше нет ни лирики, ни философичности, ни тонкости». Неужели один вполне невинный разговор в бане может заставить Вас отказать человеку в наличии у него тонкой душевной организации?
Следующую задевшую Вас фразу «Ох, и ржали же все!» я могу прокомментировать следующим образом: поскольку незримое действующее лицо — рассказчик — по сути дела пересказывает Валино повествование, он часто пользуется теми словами, что употребила бы сама героиня. А она, поверьте, сказала бы именно «ржали», а не «хохотали», не «хихикали» и не «Вот смеху-то было!». Причина такого неосознанного выбора проста. Несмотря на то что Валентина, я полагаю, смеялась вместе со всеми, этот смех прозвучал для неё грубо. В её чувствах не было ничего смешного.
Вы уже, наверное, догадались, что в целом я считаю Вашу критику на «Рассказы Вали…» необоснованной. Тем не менее в ней присутствуют два важных момента, которые заставили меня сильно задуматься. Во-первых, название. Я не ожидала, что оно может произвести такое сильное впечатление и ещё до начала прочтения заключить ожидания читателя в довольно жёсткие рамки. Не думала также, что в парах «рассказы/были»,  «город/деревня» скрыт глубокий конфликт, требующий непременного разрешения, коль скоро эти слова оказались в названии. Я сперва написала эти новеллы, а потом уже назвала. Жаль, если получилось неудачно. Во-вторых, разрыв связи между героиней в детстве и во взрослой жизни. Если мне действительно не удалось эту связь сохранить, то здесь Вы правы — это означает, что мой замысел не удался. Я надеялась, что во взрослой Валентине маленькая Люшка пусть не так уж явно, но всё же проглядывает.
Возможно, я ошибаюсь, но меня не покидает чувство, что главное несоответствие, которое заставило Вас написать критическую статью в ответ на мои рассказы, — это несоответствие прочитанного Вашим ожиданиям, и мне трудно судить, в какой мере я должна отнести эту претензию на свой счёт. Дело в том, что главное несоответствие, которое Вы приписываете моему произведению, — несоответствие между замыслом и его реализацией — отсутствует. Я, уверяю Вас, написала именно то, что хотела.
Честно сказать, меня обескуражило Ваше «литературу не создают просто, чтоб написать, или от нечего делать» (раз эти слова появились в критике на моё произведение, то я неизбежно должна считать, что они сказаны в мой адрес). Вряд ли то, что Вы не смогли ответить на вопрос «О чем говорит новелла Светланы Клигман?», позволяет Вам утверждать, что я пишу лишь вследствие избытка свободного времени.
В заключение хочу сказать: я польщена тем, что Вы, Анастасия, не оставляете моё творчество без внимания. Для меня очень важно получить живой отклик от человека, столь влюблённого в литературу, и я Вам по-прежнему благодарна. К сожалению, на этот раз нам не удалось встретиться в очерченном словами пространстве моих новелл: то ли я не смогла создать подходящее «место» для этой встречи, то ли Вы прошли стороной. Надеюсь, что наша следующая встреча ещё состоится.
PS: Забавно, что единственный рассказ, которому Вы поверили, — «На-Ножках» — является вымышленным от начала и до конца, в то время как все остальные новеллы в той или иной степени основаны на реальных событиях.

Клигман Светлана. Новелла «Рассказы Вали городские да были деревенские».

...По дороге домой у Вали из головы не выходили те заросшие могилы со стёртыми надписями, а то и вовсе без них. Вот если бы она здесь сторожем работала, то, эх, порядочек бы навела – залюбуетесь! Только не может же она сюда пойти, когда вырастет, – на кладбище великих дел не совершишь. И тут её осенило: зачем же сразу на кладбище идти – можно ведь потом, на пенсии! Валя приободрилась. К тому же в этих местах наверняка привидения водятся, так что с общением у неё никаких проблем не будет. Привидений она бояться не собиралась: им, небось, скучно, никто с ними не разговаривает, а она с ними подружится, расспросит обо всём. Они ей про стародавние времена расскажут, а она им про свои великие дела да современное житьё-бытьё. Некоторые особенно старые привидения и телевизора-то не видели никогда – так она им принесёт, покажет мультики там, фильмы. Тем, кто на войне погиб, опишет в красках, чем дело кончилось, чтоб не волновались. Пусть знают, что не зря погибали! За беседами и пенсия пролетит – не заметишь, а когда придёт её время помирать, ей тут самое уютное местечко найдётся – уж она позаботится – с цветами и сиренью. Сторожа себе на замену подберёт заранее, чтоб за могилками хорошо ухаживал и с приведениями общался исправно, содержательно. Валя продумала всё до мелочей и осталась своей затеей абсолютно довольна...

Здравствуйте, Анастасия.
Ваш критический обзор явился для меня полной неожиданностью, хотя, не скрою, необычайно приятной. Мне, видите ли, сложно оценить то, что я пишу. Это в каком-то смысле часть меня, и как не крутись, а себе в глаза не заглянешь. Поэтому для меня очень важно было услышать чьё-либо мнение, а Ваши слова превзошли все мои ожидания.
Если мне самой по-настоящему нравится какое-то литературное произведение, то я испытываю чувство благодарности к автору. Так что Ваше «спасибо» меня очень согрело. А теперь, кроме всего прочего, я знаю, что ощущает автор, чьё творчество принесло кому-то удовольствие, — тоже благодарность. Это новая грань знакомого чувства.
О собственной авторской щедрости я как-то не задумывалась. Возможно, отчасти дело в том, что я никуда не спешила. Каждая сцена «созрела и налилась», прежде чем была записана. Я терпеливо ждала, когда мир моих героев приобретёт ясные очертания.
Ну что ж, благодаря Вам я, пожалуй, не стану больше тратить годы на почёсывание в затылке по поводу «А будет ли кому-нибудь интересно то, что я пишу, кроме меня самой?». Большое спасибо.

Клигман Светлана. Пьеса «Я ищу, и это очень важно».

…Серафим (Давиду). Это про то, какого чёрта мы тут делаем? (Доедает, откладывает тарелку.) Сейчас расскажу, как нас угораздило. Сотворил, значит, Господь Бог нашу Землю, населил разными тварями, включая людей. Сначала всё вроде хорошо было, а потом смотрит, ай-яй-яй, ошибочка в расчётах вышла. Что-то чуждое и разрушительное стало появляться. Ну, стало быть, противовес какой-то нужен. Вызвал он к себе самых лучших воинов Земли обоего пола и спрашивает: «Кто из вас согласится спасать этот грешный мир? На веки веков взять на себя тяжкий труд удерживать равновесие на этой планете? Тот, кто вызовется, героем самым великим станет. Только предупреждаю: чтобы на Земле люди спокойно жили, лишу я их способности помнить как о страшной опасности, так и о тех, кто их от неё бережёт.» Ну мужики затылки почесали, – кому охота безвестным героем быть? Никому. И тут баба одна, дурища, возьми и ляпни: мол, я готова и все мои потомки Землю от беды беречь. Бабы они, известно, дуры, разжалобить их проще простого. Мужики от облегчения прослезились, руку ей пожали: «Спасибо тебе, – говорят, – женщина, век тебя не забудем!» и забыли сразу, как ушли. С тех пор и страдаем… Бог обратно на контакт не идёт, понимает, что других таких идиотов ему не найти. Вот и остаёмся мы при своём из-за глупости нашей пра-пра-пра (не знаю сколько раз) бабки. (Зверским тоном.) Не люблю родственников!..