Бакаянов Александр.
Рассказ «Двадцатый».
..Я начал думать об этом, наверное, вот тогда, когда мальчиком-гимназистом возвращался домой с ранцем на спине, а была метель. Не жестокая эта метель была – но пушистая, весёлая кутерьма юрких хлопьев, похожих на... похожих на сошедших с ума бабочек! Я думал об этом, карабкаясь по раскисшему склону какой-то горы в Галиции, оскользаясь, падая, поднимаясь вновь – навстречу пулемётному огню. Я думал об этом, сидя под разноцветными фонариками Монпарнаса за столиком летнего кафе, целуя узкую ладонь девушки, похожей на диковинного зверька. Я думал об этом, сплёвывая горечь поражения пополам с желчью в свинцовую волну пролива. Думал, отбиваясь от москитов, которые нередко бывали страшнее партизан, в джунглях. Думал, откинувшись на заднем сиденье шевроле, опрокинув лицо в звёздный прибой – пока она что-то там колдовала над заевшим зипером моих блуджинс. Думал, глядя в иллюминатор на солнце, багровое, сплющенное, тонувшее куда-то за край земли, прижимая к груди оплетённую бутыль с полгаллоном ирландского виски – думал, что никакие, пусть хоть самые ужасные ужасы не являются ещё трагедией. Трагедия начинается с человека.
Трагичен ли человек, приходящий в этот мир, а затем покидающий его? Что ж, только сам человек и может ответить на этот вопрос – при условии, что он точно знает, какой смысл вкладывает в это слово, «трагедия».
Эй, человек, ответь, трагичен ли человек?..
