Цитата из рассказа Юрия Гундарева «Шоколадный клоун»:
Клоун Михалыч дорабатывал последние денёчки. Было решено отправить его на пенсию.
Ну, во-первых, возраст. И тут, как говорится, всё по закону.
Во-вторых, не мог же второй клоун Аркаша после Московского эстрадно-циркового до сорока прыгать Зайцем-Разгильдяйцем!
А в третьих, и это самое главное, Михалыч был… несмешным клоуном. Да, он всё умел: жонглировал, ходил по проволоке, показывал фокусы, дрессировал (пока жив был его верный четвероногий партнёр пёс Топ, а нового заводить было уж как-то поздно), играл на нескольких музыкальных инструментах и ещё многое-многое другое, что составляет великое искусство цирка. Но… Но зрители не смеялись. Даже не улыбались. «Весь вечер на манеже – клоун Тот!» – сначала оживление, а потом, и так после каждой репризы, лишь жидкие аплодисменты…
Михаил Михайлович Михайлов, худенький, небольшого роста, без возраста что ли, мужчина, уже с накрашенными белилами щеками и жирными чёрными кляксами-слезинками на нижних веках сидел перед зеркалом в своей грим-уборной. До выхода на манеж оставалось минут сорок. На столике, между баночек для грима, стояла маленькая металлическая рюмочка с коньяком. Это уже в течение почти сорока лет стало для Михайлова – Михалыча, как его все и, кажется, всегда называли – обязательным ритуалом. За пять минут до выхода – хлоп и нету! Это святое.
Михалыч равнодушно глядел в окно, в которое монотонно барабанили капельки октябрьского дождя. Для него день за днём с неумолимой жестокостью приближался конец света. Конец всему! Он не представлял себя вне цирка. Впрочем, он всю жизнь жил в цирке, обустроив под комнату маленький подсобный отсек...