33
Отчего столь странная последовательность? Ислам – гонитель культуры. Запреты на нее налагаются не в силу вынужденной необходимости, из-за противоречия догмам отдельных сторон искусства, как то мы видим в других религиях, а в качестве самоцели – ради изничтожения культуры как таковой, во имя войны с людьми одаренными, гениальными: тем паче. В этом главный джихад ислама – за четырнадцать столетий он не прервался ни на день. Исламу опасны не только имеющие силу разума, достаточную для опроверженья основных его принципов, как в иных верованиях, но и все творчески одаренные люди как таковые.
Напрасен был мой упрек в алогичности. Логика есть. Но лучше б не было вовсе.
«Блаженны нищие духом». В Библии – это сказано. В исламе – неумолимо и ежечасно – проводится в жизнь.
34
Ужасала Достоевского перспектива прихода к власти коммунистов – тогда, по образному его выражению, выколют глаза Копернику и побьют камнями Шекспира. Было бы прекрасно, окажись он прав – ведь Советский Союз существовал лишь семь десятилетий. Только я вот не вижу – и ведь не я один – чем советские литература и наука уступали буржуазным. А читать и писать (что является первым условием на пути к Шекспиру и Копернику) русский народ обучился именно при охаянных всем светом безбожниках. Реальность оказалась хуже достоевских кошмаров: она повторила их точь-в-точь, до деталей, но тянутся они не семьдесят лет, а в двадцать раз больше, не затухая, лишь обороты набирая с каждым веком, и под знаменами не красными, а зелеными и черными.
Не приметил того Достоевский. Не писал он о том. А жаль.
35
В то время никому и не снилось, что будет.
С. Яневский. «Легионы святого Адофониса»
Когда народ объединяется под единым началом, не спешите радоваться – неизвестно еще, что вытворит он после своего объединения. Никогда эта мысль не казалась мне особенно сложной, никогда я не думал, что для прихода к ней потребна особая прозорливость ума, и тем сильнее поражает меня одно обстоятельство: каждый пишущий об исламе человек Запада, пусть даже к критицизму склонный, неизменно отмечает одно событие, сопутствующее рождению ислама – консолидацию арабов, называя это бесспорным признаком прогресса. Между тем еще ни одно объединение не приводило ко столь кошмарным последствиям для всего мира. Прелюдией к этим кошмарам явилась гражданская война между самими арабами, разделившимися в своем отношении к самозванному глашатаю бога. Мухаммад требовал единомыслия, единообразия, стандартности чувств – качеств, не очень способствующих развитию ума. Скорей наоборот. Надо полагать, что его сторонники истребили не худшую часть арабской нации.
И совершенно справедливо Данте поместил Мухаммада вместе с его зятем и преемником Али в восьмой круг ада именно за разжигание междоусобной розни (учти поэт все прегрешения Мухаммада, пришлось бы специально для него изобрести десятый круг).
Повторю: это стало только прелюдией.
Мир, восточный и западный, первой трети седьмого столетия, ни сном, ни духом не ведал, со сколь страшною силой, со сколь жутковатой идеологией предстоит ему встреча.
36
Яростное насаждение монотеизма – в абсолюте, с предельной концентрацией всех его гнусностей – стало только половиной трагедии: темные, нелицеприятные стороны язычества, бесследно выправленные в средневековом христианстве, обрели в исламе законное место, успешно процветая в нем и ныне – в регионе, где наиболее успешно растоптаны лучшие стороны древнего мира. Все, за что клеймили Рим проповедники христианства, сидит в исламе: жирные телеса, обжирающиеся до упаду (никто не любит так… нет, не вкусно, а жирно поесть, как наш брат мусульманин), педофилия (нигде более сексуальные услуги малолетних девочек не были распространены так, как в средневековом исламе, да мы и сейчас гульнуть готовы, только вот в некоторых наших странах мешает нам европеизированное законодательство (а впрочем, только в некоторых)), рабство, главный бич древних (приняло оно у нас больший размах по сравненью с Европой и оказалось устойчивым более (в ряде стран региона арабского отменили его только в веке двадцатом)), проституция под защитой религии (институт временного брака (порой на одну ночь), оформляемый моллой) – все это мирно перекочевало в ислам. Честят христиане храмы язычников за жертвоприношения людей и животных, но к чему так далеко ходить – и сейчас при строительстве частного жилого дома или крупного госпредприятия молла закалывает ягненка, повернув его головой к Мекке, и молитву читает, окропляя камни фундамента кровью, и на церемониях торжественных открытия любого объекта не только ленточки у входа разрезают по европейцев обычаю, но и режут баранов, воздавая Аллаху хвалу, и желанному гостю богатой семьи мажут лоб кровью ягненка, зарезанного в его честь. Режут, дабы Аллах помог поправить дела (убить живую тварь – богоугодное дело), режут для исцеления домочадца захворавшего, режут для успеха на экзаменах; режут, чтобы провернуть выгодное дельце, режут в радости и в горести, и если в честь чью-то режут, он кладет ногу на шею животного, на землю поваленного в ожидании смерти, и мажут лицо ему жертвенной кровью; режут в присутствии малых детей, режут, режут и режут – в одной лишь Турции на главный исламский праздник, праздник Жертвы (так и называется – Гурбан Байрам) закалывают до миллиона голов ежегодно, а в Саудовской Аравии и странах залива Персидского, где местное животноводство не в состоянии спрос покрыть, сотни тысяч живых баранов и овец завозят из Австралии и Новой Зеландии, живых – дабы своими руками зарезать, и чем больше мусульманин при жизни своей зарежет, тем легче будет ему попасть в рай, пройдя мост Сират, перекинутый над пропастью ада, ибо животные, им зарезанные, забитые и заколотые, не дадут упасть ему в адскую бездну. Есть и лучший способ прохождения в рай, без моста, попаданьем мгновенным – людей убивать на священной войне газават (то есть в жертву – людей приносить), но за неименьем возможности сойдут и животные, пусть только будет их много, лучшее средство попасть в райский сад – зарезать, забить, заколоть. И не надо мне больше талдычить, что язычество кровью пропахло: пуще любого античного бога – жертву кровавую жаждет Аллах.
Суеверия, фетишизация – все язвы политеизма живучей всего оказались в исламе. Строгость законов (запретов особливо), монотеизму присущая, подчас играет двоякую роль: удушая разума силу, эта строгость ставит заслон иным темным, атавистическим наклонностям (жаль только, что с последней задачей справляется монотеизм всего хуже). Но строгость законов исламских – рода иного: удушая мысли свободу, уважение к чужому мнению, самую мысль о равенстве полов, пацифизма зачатки, жалость к животным (не говоря уже об уважении к ним (дико звучит эта мысль для мусульманского уха)), и справляясь с задачами этими лучше других, эта самая исламская строгость оставила в неприкосновенности полной все атавизмы древности: жажду крови, презрение к человеческой жизни, первобытную силу в проявлениях ярости, веру в искупление грехов с помощью убийства (на войне, приношения в жертву) людей и животных, садистическое упоение силой кулака, обожествление власти и перед ней пресмыканье бездумное; более того – развила их, подведя под них богословский фундамент. Потому-то ислам – не монотеизм в смысле обычном, но совокупность всех минусов: язычества и единобожия, древности и средневековья.
Ислам – это минус в абсолюте.