Мамыко Галина. Рассказ «Тронутая».

Бояться нельзя, ведь страх – лживый советчик. Нина это понимает. Но когда видит над собой кулаки, искажённое злобой лицо мужа, когда он тащит её за косы, валит на пол, пинает, она не может совладать с охватывающим душу животным ужасом. Помогает не раскиснуть молитвенное воздыхание. «Боже-Божечка, заступись, Матушка-Царица небесная, сохрани!» Нина закрывает голову руками, подставляет под удары спину, прячет живот. Там малыш. Его бить нельзя. Когда мужу надоедает и он, захватив из холодильника бутылку пива, уходит отдыхать под телевизионное бормотание в другую спальню, страдалица в ночной сорочке ковыляет вдоль стены из дома к колодцу. Садится на скамью, опускает горящее лицо в ведро с холодной водой, пьёт, плачет. Чёрное-пречёрное как земля южное небо вместе с блестящими звёздами плещется рядом с ней прямо тут, возле её пересохших губ, в колодезной воде. Молодица прикасается щеками к звёздной ряби, небо ласкает и проникает внутрь тела студёной прохладой, разбегается по членам, оседает дрожью в голых пятках, щекочет кожу мурашками, а она ещё глубже погружает голову, волосы намокают, и вот уже льдинки свербят в ушах, слепота замораживает глаза, озноб колет руки, живот, спину. Она растягивается на траве и слушает голос земли. Знакомое с раннего деревенского детства шелестение травинок, шаги букашек, вздохи пичужек. Пройдёт ласковой волной ночной ветерок, подует на ресницы, приведёт в чувство, даст расслышать, как там, далеко наверху, среди горних миров живёт Бог. Простирает Свою руку, поправляет реки, укрепляет горы, разглаживает небо словно кожу, дарит заботу Своему творению. Смотрит на Нину, утешает...

Мамыко Галина. Рассказ «Волчонок».

...Молчат пацаны, курят. Волчонок один не курит, руки в карманы куртки засунул, так теплее. Смотрит вдаль, туда, где луна круглая-круглая, совсем родная. И такая ясная, как взгляд сына.

– Так что дальше, братан? – Вялый переглянулся со сворой.

– А ты о чём, Вялый? Я тебе что-то должен?

– Не гони, Волчара. Ты всех нас обижаешь такими вопросами. Рубишь как бог. Этого не отнимешь. Ну, а где Бог, там и подаяние хорошо бы замутить. По заповедям, а? Ты же не бажбан, значит, всё тебе по мозгам идёт нормально. Подать обнищавшим сотоварищам милостыньку. А?

– И сколько?

– А всё. И сегодняшнее, и вчерашнее, Волчара. На благотворительных началах, Волчара. Ты, говорят, с самим Господом Богом корешиться хочешь. Так покажи, на что способен тот, кто в дружбаны к Богу набивается. Широту души, так сказать. Ты ж у нас широкий. А, Волчара?

– Вот как… Нечестно вроде получается, граждане разбойники. Не кажется ли вам, что это беспредел?

– Уж такие мы. Сами с усами. Так, всё, проехали. Без базаров. Сказано, гони. Всё остальное жене в постели прозвездишь.

– Сегодняшнее, может, и отдам. А вчерашнего уже нет. Потерял.

– Ты, братан, гляжу, совсем засадил фуфло. Вот так зачухованные в расход идут. Поэтому слушай сюда. Мы ещё ровно одну минуту пока по-хорошему с тобою тут базарим. Давай, значит, бабло, до последнего гроша давай сюда, или не только тебе тузов надаём, брат, а зацепим, ой зацепим. И до твоего золотаря доберёмся. На чьей хате затырил, колись.

Цыкает Вялый слюной, ощеривает вставные зубы, щурит подбитый в драчке больной глаз, стучит по брусчатке стиляжьим ботинком. Свора насупилась, тут не каза́ла-маза́ла. И это могли бы подтвердить те хорохористые братья-близнецы, несмышлёныши, что сгинули несколько лет назад. По сей день ищут их. Тоже всё себе цену набивали, то банк сорвут, то в потасовку со своими ввяжутся, а потом и вообще буром против Вялого попёрли, верховодить им вздумалось... А ведь говорил им Вялый, чтобы баланду не разводили...

Мамыко Галина. Рассказ «Последний человек».

...Время шло, и услышал Господь моления родительские. С подозрением поглядывал я на большой живот матушки. Размышлял о своей горькой участи, о том, что будут неизвестного мне младенчика любить не меньше, чем меня, их кровиночку. Сердито наблюдал, как радуются мои родители появлению в нашем доме новорождённого. Понимал, что перестал я быть в центре внимания. Обдумывал, как вернуть себе преимущества единственного и ненаглядного первенца. И готовил змей в моей душе почву для преступления. Распалял сердце детское гневом нешуточным. И когда мне исполнилось шесть лет, приступил ко мне дьявол с искушением. И внушил мне придвинуть к плите стул и залезть на него. И вложил он в мои детские руки силу сильную, наклонил моими руками кастрюлю кипящую, опрокинул на пол, прямо на карапуза ползающего.

Оторвалась от дел хозяйственных маменька, полетела на шум птицей быстрою, потемнело в глазах её от увиденного, закричала в голос как раненая… И сбежал я в комнаты дальние, и сидел там, забившись под кроватями, и всё плакал и плакал без устали. И был в сердце моём страх огромнейший, но и было злорадство немалое. Сердце торжествовало победу тайную. «Я снова единственный!» – повторял нашёптывания змея лукавого.

И радовалась душа убитого мною младшего брата, возносимая Ангелом в рай.

Но спустя год омрачилось вновь моё существование. Послал Бог утешение тятьке с мамкой скорбящим. Разрешилась снова сынишкой матусенька, ненаглядным, таким желанным. И от счастья родители плакали, благодарственные молебны заказывали. И носил я в душе тучу тёмную, ревность злую, не перестающую. Наблюдал, как лелеяли братика мой папенька, моя маменька. И когда брату годик исполнился, приступил ко мне, восьмилетнему, дьявол с прежним искусом ужасающим. И послушался я аспида мерзкого, полюбил его речи коварные. И пришёл день чернее чёрного, когда я, как змей ласковый, согласился нянчить последыша. «Посмотри за ним, сынушка, чуточку, поиграй с ним, не дай расплакаться. А я скоренько, на минуточку, в магазин за хлебом сбегаю»...

Мамыко Галина. Рассказ «Чай выпит… Убийца в зале…».

...Сухари напоминают о революции и о войне, символами которых для меня на всю жизнь остались выстроенные на кухне вдоль стен мешки. На любопытные прикосновения четырёхлетней девочки мешки откликались сухим хлебным хрустом. Спустя многие годы, когда за заставленными шкафами окнами грохотало и завывало очередными мировыми катаклизмами, вновь срочно организованные впрок хлебные мешки уже было некому тревожить детскими играми. Девочка превратилась в молодую женщину без детей.

На закате жизни снова ощущаю себя в знакомой по-военному экстремальной обстановке, когда в любую минуту может прогреметь взрыв, и тебя не станет.

Я люблю думать о смерти. Она представляется мне близкой и надёжной. Вот кто никогда не предаст, не подставит. Это смерть. Она всегда рядом. Она всегда ждёт. Вот единственное в нашей жизни, чего каждый из нас достоин. То, что сближает всех и роднит. Это смерть. Она для всех одна. Она предназначена всем и каждому. И она не будет смотреть, кто из нас добрее или злее, богаче или беднее. Приютит в ледяных тисках всех до единого.

«До единого...» – повторяют мои губы. Горячий чай обжигает словно лёд. Наверное, и у смерти такие же прикосновения. Горячего льда. Чай... Он хорош тем, что его не нужно жевать. Когда во рту один зуб, начинаешь понимать преимущества чая. Особенно, если в рот положить крошку сахара и передвигать языком. Тогда даже не хочется ни о чём думать. Просто двигать языком и булькать чаем в горле...

Почему люди боятся смерти? Ведь они рождаются только для того, чтобы приготовиться к ней. Самое главное – что будет после...

Очень верно написано, Галя. Трудно людям ...как они сами себя любят величать "воцерковленным", понять и ПРИНЯТЬ Евангельское Христово: "Не человек для Субботы, а суббота для Человека!" К сожалению, это было и две тысячи лет назад и сегодня это есть. Про таких "воцерковленных" всезнаек, готовых треснуть по рукам всякого новенького, передавшего свечу впереди стоящему через левое плечо, знающего, к каким иконам и каким святым нужно купить и поставить свечку от пианства или болезни почек    ...про таких о. Димитрий Смирнов и профессор Осипов говорят: "Они прислуживают в церквах в чине.... бесов!!!" Так и есть.

Спасибо, Юрий, за отзыв.

Мамыко Галина. Рассказ «Три последних дня смиренной Ираиды».

...Вышел по завершении литургии отец Игнатий на амвон, и прежде чем давать крест на целование, обратился к прихожанам с речью, предварив её эпиграфом из апостольского послания: «Жёны ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит». И зачитал с листа, по благословению выглянувшего из алтаря настоятеля, текст недавнего выступления предстоятеля Русской православной церкви патриарха Кирилла на заседании Высшего церковного совета. Речь шла о приходских «разбушевавшихся тётушках».

«…люди, которые грубостью своей отталкивают вновь пришедших в храм, наносят ущерба больше, чем приносят пользы все наши усилия по организации приходской жизни… Приходское «гостеприимство» давно стало притчей во языцех и предметом для множества шуток… А задумывались ли мы, кто несёт ответственность за духовную судьбу тех людей, душам которых такая «встреча» и такое «гостеприимство» нанесли глубокие раны? Тех, кто отшатнулся от храма – хорошо, если на время, – лишь потому, что ему нагрубили, от него отвернулись, мимо него равнодушно прошли? Вина в подобных случаях лежит не только на самих приходских разбушевавшихся «тётушках», но и на настоятеле, у которого «не находится времени» на заботу об атмосфере, царящей среди его паствы».

Кто-то согласно закивал. Некоторые посмотрели в сторону Ираиды Прохоровны. Старица в самом хвосте людского потока перебирала чётки, буравила взглядом пол и как будто ничего не слышала вокруг себя. Но, конечно же, это было не так. Тяжёлые чувства терзали её душу. Вся прожитая жизнь пронеслась перед мысленным взором, с печалями, радостями, духовными подвигами и борьбой со страстями, постничеством, молениями на коленях, вычитыванием канонов, акафистов, искушениями, преодолением соблазнов… И почувствовала себя она настолько глубоко обиженной, причём, незаслуженно обиженной, что приняла молниеносное решение – уйти в монастырь. А куда деваться, куда ещё можно спрятаться от такого великого, как ей казалось, прилюдного и жестокого позора, такого оскорбления, такой расправы беспощадной, какие пришлось сейчас, на старости лет, пережить.

В приступе накатившей обиды Ираиде Прохоровне чудилось, что это сам патриарх сейчас на амвоне держит крест для целования, и ещё немного и ударит этим крестом её по седой голове. Но за что, за что? За смирение, за труды, за ревность по Богу? Ах, как жестоки люди, как страшен, несправедлив этот мир, подверженный упадку и гниению, опутанный бесовскими сетями тьмы… Так думала Ираида Прохоровна, с такими неприятными ощущениями подходила она ко кресту, и не в силах была посмотреть в глаза отцу Игнатию, и не в силах была проглотить застывший в горле ком.

Но молодой священник сделал шаг навстречу старухе, сошёл с амвона, обнял её, расцеловал в щёки, опустил ей в дряблую руку, поверх намотанных на ладонь чёрных монашеских чёток, большую служебную просфору. Ох, лучше бы он этого не делал. Вспыхнула Ираида Прохоровна, онемела от нахлынувших слёз, отшатнулась, и посеменила, всхлипывая, к выходу с низко опущенной головой. Кто-то подхватил с пола оброненную старицей просфору, но вернуть ей святыню не смогли: она не откликалась, не оглядывалась, по сторонам не смотрела, прятала глаза, и шла так быстро, что сталкивалась с людьми...

     ))))))) 

Великолепно.

Ольга, рассказ впечатляет. Написано  достоверно, красочно, проникновенно. Согласна с Юрием, жалко, что человек, собиравшийся в монахи, потерял веру в Богу.

Ольга, удачи и успехов в дальнейшем творчестве! С уважением, с теплом, Г.М.

Прекрасный рассказ. Очень понравился.

В первый день, когда на НЛ был опубликован роман "Никогда", я имела неосторожность оставить отзыв, состоящий из одного слова, я написала в шутливой форме: "Прикольно", отнеся сие вовсе не к произведению, а к тому факту, что самого романа читатель не может увидеть, ибо опубликованы лишь выдержки из него.

После этого, когда у меня появилась в результате сделанного, в соответствии с предложенными правилами, символического денежного платежа, возможность ознакомиться с полной версией данного текста, я пожалела о том, что и вообще оставила на этом форуме хоть какой-то след своего пребывания (имею в виду слово "прикольно").

Могу сказать так. Если бы врагу Бога и врагу рода человеческого, завистнику сатане, которого называют обезьяной Бога, предложили написать книгу, то он написал бы примерно вот такой роман, какой получился у Вл. Чучалина. Больше говорить об этом и других подобных текстах данного автора не представляю нужным.

Как просто и свежо,
              Как мудро и печально
Летит, звенит строка 
               Стихов не тривиальных,
Летит как свет легко,
                Как небо безначально,
Звенит весной, дождём,
               И счастьем не случайным.
Валерий Казаков
              – горят на небе буквы
Поэта от Небес,
                Поэта с Большой Буквы.

Это Вам спасибо, Ольга! 

Мамыко Галина. Рассказ «Мама, не кричи на меня…».

...Вечером мама что-то говорит обо мне папе. Я лежу в кроватке в детской комнате, двери во взрослую комнату и в мою открыты, потому что я боюсь, когда двери закрыты, и мама не закрывает двери. Я слышу, как папа разговаривает с мамой: «Ты к ней относишься слишком строго. Оленька ещё мала для таких завышенных требований». – «Но она мне постоянно перечит. Да, она ещё мала. Но как может ребёнок в столь маленьком возрасте быть таким тираном? Она же маленькое чудовище! Она измотала мне все нервы! Она капризничает, отказывается от того, от этого, делает то, что я не разрешаю, убегает от меня, портит вещи, разливает чай, пачкает шторы, рвёт одежду, рисует на стенах, отрывает обои, открывает кран на кухне, намыливает в ванной стены дорогим шампунем, стащила крем для реминерализации зубов и съела полтюбика…». – «Ну так со вкусом же клубники, почему бы и не съесть». – «Тебе всё шуточки. А крем стоит почти тысячу рублей. Да дело, собственно, и не в цене, а в непослушании, она меня ни в грош не ставит, она меня не уважает, у неё всюду на первом месте собственное «я». Она стремится сделать именно то, что я не разрешаю. Понимаешь? Она всё делает мне назло! Она назвала меня балдой. Да-да, так и сказала: «Мама, балда, не мешай мне!». – «Ха-ха! Ну так она же просто копирует тебя. Ох, не могу, ха-ха!». – «Да ничего смешного, между прочим. Что будет из неё, когда вырастет, если уже сейчас она пытается сесть нам на голову?!». – «Ты заблуждаешься. Ты преувеличиваешь. Её «нет» – это сигнал о формировании личности. У Оленьки переходный возраст. И это надо уметь пережить. Надо уметь пережить переходный период в три года, а также и спустя десять лет, когда наступит пубертат. Надо в ребёнке видеть личность, надо уважать ребёнка, не унижать его, не тиранить. Ты говоришь, что Оленька тиран. А мне кажется, всё наоборот. В роли тирана скорее выступаешь ты». – «Да, я тиран. И что дальше? От этого открытия ничего не меняется. Я саму себя ненавижу за это. Никогда раньше, покуда у меня не было детей, я и не подозревала в себе столько мерзких черт, я просто превратилась в бабу-ягу. Я тираню, придираюсь, я раздражаюсь по пустякам, я стала склонна к рукоприкладству, любой неправильный шаг со стороны дочери меня выводит тут же из себя… Но как, как побороть свою гневливость?! Постоянная нервотрёпка, круговерть, пелёнки, кухня, пелёнки, и нервы, нервы, и...». – «Я очень тебе сочувствую, но… Бывают ситуации, когда у людей нет детей, и они рады бы услышать детские капризы, а Бог не даёт. Давай лучше будем благодарить Бога за всё, что Он даёт нам. И не роптать. И терпеть. По-моему, это наиболее оптимальный выход. Как ты думаешь? Да и потом, далеко не так всё плохо, как тебе это кажется. Надо бороться с собой, а не с ребёнком. Дети – это одно из наиболее тяжёлых испытаний в духовном борении человека. Даже опытные подвижники благочестия признавали, что длительно находиться в детском обществе и не сорваться при этом в гнев далеко не каждому под силу. И тем значительнее победа над собой»....

[Благодарю, дорогой Юрий, за отзыв! Удачи Вам! С признательностью, Галина Мамыко.]

<a href="/~mamyko/">Мамыко Галина[/url]. <a href="/~mamyko/5154.html">Рассказ «Хук»[/url].

<p>.

Сильный рассказ. Актуальная тема. Автору спасибо.

Благодарю, дорогой Юрий, за отзыв! Удачи Вам! С признательностью, Галина Мамыко.