...Так в том-то и заслуга Леонардо, что он осознаннее относился к воздушной перспективе, чем другие. Он даже словами выразил это. Даже термин «воздушная перспектива» выдумал.

И в том – ценность наброска Леонардо, в открытии в области изобразительной техники, а не в том, что он тут двумя руками рисовал.

Технические открытия мало значимы для вечной жизни искусства. Важнее умение передать радость жизни, которая не зависит от времени создания (разве что средневековье – с его радостью смерти – должно быть исключено). Раннее Возрождение, примеры из которого я привёл, дают эту радость – зародышами воздушной перспективы. И это – эстетическая ценность, более высокая, чем техническая. Вечная, потому что радость ценности жизни вечна. Ещё важнее то особое состояние (общения двух подсознаний), какое возникает – если возникает – от картины. Такое способно автора обессмертить...

Автор вместе с А. Х. Бенкендорфом, человеком весьма осведомлённым, утверждает, что причиной написания «Сказки о рыбаке и рыбке» стали российско-польские отношения в 1815–1831 годах.

Как известно, император Александр простил полякам их участие в походе Наполеона и разорение страны.

Государь пытался сблизить русских и, как ему казалось, родственных им поляков.

Он даровал Польше самоуправление, Конституцию и лучшие экономические условия за счёт России.

Решения императора Александра по польскому вопросу, постоянные уступки недавним врагам были крайне непопулярны в русском обществе.

Чем всё закончилось – известно. В Польше поднялось антирусское восстание. Восстание подавили, и поляки потеряли все свои привилегии...

Паскуалия сперва и не думала скандалить с продавцом овощного ларька, но та вела себя слишком уж вызывающе – мало того, что она была обоняемо пьяна, так и виноград в пакет она набирала, надменно повернувшись к Паскуалии спиной. То есть, наверняка клала ей гниль. И чем старательнее продавец пыталась заслонить своей вытертой телогрейкой суть совершающегося действа, тем более нарочитым и наглым оно выглядело. К тому же, нужды в подобном маскараде не было – поздним вечером в утробе жестяного ларька и без того разглядеть ничего толком не получалось. Но, видимо, у продавца срабатывал инстинкт. Мелкий, пошлый, и при этом совершенно непреодолимый.

– Я вообще-то ребёнку виноград покупаю, – попыталась призвать продавца к совести Паскуалия, когда та протянула ей в пакете грамм шестьсот обмороженной гнили, на месте которой должен был находиться уверенный килограмм винограда.

– И чё?! Хороший виноград! Я ж вот ем! – надменно ответила продавец и, словно в подтверждение своих слов, вбросила чумазой ладонью в свой перекошенный рот несколько виноградин.

И если до этого момента природная сдержанность Паскуалии ещё позволяла ей хоть как-то терпеть наглое поведение продавца, то теперь, когда та в открытую декларировала равенство между собой и пятилетней дочкой Паскуалии, это терпение не выдержало...

Десятилетний Л. поступил неглупо: когда трое в коричневых рубашках вломились в прихожую, он не выбежал на улицу, хотя мог это сделать – те и не приметили ребёнка, схватившись сразу с его отцом. Но снаружи также доносились шум и крики, и он мгновенно сообразил следующее: безопаснее бежать с чёрного хода, выведя также и мать с сестрой. Не логикой, одним лишь чутьём угадал – сами не сообразят, обнимутся намертво где-нибудь в углу или, что ещё глупее, бросятся на помощь отцу. И потому он ринулся в родительскую спальню.

Но не поспел. Двое молодцов ворвались почти одновременно с ним. Гнались за мальчиком, однако женщины в комнате переключили их внимание. Сестра, всплеснув руками, бросилась в противоположную дверь. Мама, захлопнув её, развела руки крестом и дурным голосом крикнула, что не пустит. Один из парней ударил её и повалил, другой метнулся за девушкой...

...– Увезите меня, Виктор Эдуардович. За шкварник и к рыбкам.

– Н-е-е Караул, сейчас никак. Я же работаю, в отличие от некоторых.

– Ты своей жене и дитятям рассказывай, что пашешь, а уж мне в уши не испражняйся. Знаю я вашу работу, «безмены» – пофуршетничать да секретаршами в бане обменяться. Витя, поехали рыбалить, а? Ведь уже лет пять как не выбирались. Душно мне здесь, тошно. Только бухло и выручает, но если и дальше так пойдёт, то скоро буду деревянный потолок разглядывать. А?.. Вить?.. Поехали?..

– Клянчить перестань.

– Поехали, поехали, поехали…

– Сейчас же осень! Ты за окно выглядывал? Дожди и света мало.

– Самое то.

– Да и лодки нет.

– Я найду лодку, Витя. Всё сделаю. Всё куплю. Всех убью. У тебя есть недруги, конкуренты? Лишь бы завтра спозаранку свалить отсюда ко всем чертям.

– Ну, не знаю. У меня тут дела, конечно, но и вправду давненько не выбирались. Давай я тебя вечерком наберу.

– Ты поедешь?!

– Вечером будет ясно! Говорю же, дела, сволочь ты такая.

– Я готовлюсь, Витя. Ты меня знаешь. Лодка и припасы на мне, Витя. Я готовлюсь… Я готовлюсь?! Мне готовиться, Витя?!

– Готовься, Караул!..

Каждый плюс, как говорится, имеет свой минус. Так и со мной, толкователем произведений неприкладного искусства. Слишком много их истолковал. Настолько много, что толкование стало моим образом жизни. А так как я не штукарь, не зарабатываю этим и вообще стал писать из-за вопиющей непонятности выступлений большинства других искусствоведов, то каждое истолкование у меня является результатом везения. А ведь не всегда везёт. И вот тут – минус этой деятельности. – Накатывать стала особая тоска, когда я что-нибудь не толкую, не думаю, как истолковать, то, что почему-то захотелось истолковать, да не даётся. И то, и то – трата души. Но без этого – плохо. Скучно жить.

И ведь везением является и само то, что попадается нечто, что хочется истолковать.

А когда не попадается?

У меня есть метод для таких случаев...

...– А ты что, принцесса, боишься? Не волнуйся, видишь, как у нас тут здорово!

– А я уже ничего не боюсь!

– Проходи, проходи быстрее!

Шапочка, пальтишко, сапожки слетают с девочки в одну секунду. Мама только и успевает подхватить одежду дочери, которая тут же исчезает в водовороте событий, происходящих на площадке. Я принимаю вещи и спокойно присаживаюсь на стул в ожидании новых посетителей. Моё временное спокойствие заканчивается быстрее, чем я ожидал. В гардероб через окно летят разноцветные пластмассовые шарики: красные, зелёные, жёлтые, синие. Их в достатке на детской площадке. С напускной строгостью спрашиваю:

– Что это такое? Кто это безобразничает? Ух, я вам сейчас!

В ответ раздаётся детский смех, и шарики летят уже в другое окно.

– Да вы что, меня совсем забросать хотите?

Смеху ещё больше, шариков ещё больше. Очевидно, посетители основательно подготовились.

– Ну, держитесь, муравьи!..

...– Я понял ещё смолоду, как важна история, – говорит Ножкин. – Не в том смысле, когда кто правил, это ерунда. История – это опыт поколений, это – связь времён. Ты – крохотная часть огромного мира и своей Родины. Главное – понимать, что Родина не запись в паспорте, а твои отец с матерью, дед, бабка, десятки поколений. А ты – их продолжение, у тебя уже всё есть: язык, история, культура, богатства и просторы природы, красота, песни, традиции! И это всё заслужено, заработано кровью, жизнью, судьбой, подвигом всех твоих предков – лично твоих. Ты как вершина пирамиды, все поколения родных работали на тебя, чтобы ты появился на свет. А зачем ты появился? Затем, чтобы всё, что до тебя было, сохранить.

 – И добавить своё, – дополняю я.

– Да какой там добавить, хотя бы сберечь. Не продать, не разбазарить. Преумножить – это как Бог даст. А вторая задача – передать всё это новому поколению. Твоя обязанность, хочешь ты или не хочешь, защитить наследие любой ценой – даже ценой своей жизни. Как делали до тебя твои предки, которые бросались с булыжниками на танки. Если говорить не размытыми фразами, то я для себя сформулировал так (давно живу!): патриотизм – это осознанное чувство долга каждого нормального человека перед его прошлым и перед его будущим...

В последнее время в сети Интернет в кругах доморощенных исследователей русской истории и словесности утвердилось и всё более распространяется совершенно ненаучное мнение о том, что слово история происходит из целой фразы «из Торы я». Как только звучит такая интерпретация, можно закрывать статью или выключать ролик, так как дальнейшее чтение или прослушивание такой Volksetymologie будет пустой тратой времени.

Такое толкование слова история противоречит здравому смыслу, но страдает не только здравый смысл. По такой логике, если слово история объяснимо только по-русски, – «из Торы я», – то и английское history и французское histoire, а также когнаты из множества других языков могут объясняться только русской фразой «из Торы я».

Однако даже в иврите слово היסטוריה [hистория], через «тет», не содержит в себе никакой Торы, которая пишется через «тав», и представляет собой самый обычный интернационализм. И даже в арабском, при наличии слова تاريخ [таарих] ‘история’, имеется أسطورة‎, [усту́ра] ‘сказка, легенда’, берущее начало из того же источника, что и слово история в прочих языках.

Что же тогда даёт возможность людям, которые бесспорно являются выдающимися специалистами в своих сферах, – в частности, в истории, – так невежественно судить о происхождении этого слова?..

...Надо было спешить. «Опять? Куда?» – попыталась одёрнуть она сама себя. «Нужно спешить, – вполголоса повторила старуха. – Когда там Серёжа приезжает?». Эта простая мысль внезапно страшно её взволновала. И правда, когда приезжает сын? Аня, внучка, не сказала. «Или сказала, да я, старая, забыла?» – расстроилась старуха. Но нет, такого быть не могло. Если бы Аня сказала, старуха ни в жизнь бы не забыла. А что если сын приедет завтра? Или через месяц? Обе эти идеи одинаково ужасали старуху. К завтрему ещё ничего не готово («Что, что должно быть готово?» – вновь всполошилась она). А через месяц – дождётся ли она сына, если он и правда приедет через месяц? Старуха не знала – да никто, кроме Бога, не знал. «Надо выяснить, когда он приезжает... Как бы выяснить?» – принялась лихорадочно соображать старуха. Подождать Аню? Но она когда ещё придет?.. Бежать к соседке, звонить старшим детям – глядишь, кто-то ей подскажет? Или просто готовиться: раз уж Аня сказала ей про Серёжу сейчас, значит, он приедет скоро, на днях...

Хлопнувшая в коридоре дверь заставила старуху насторожиться. Раздалась тихая возня, но по ней старуха никак не могла понять, кого там принесло. Идти проверять не хотелось, пришлось замереть в ожидании, взмолиться...