...Митя заворожённо глядел на разбросанные фишки. Миша сорвал отличную партию, настоящую гордость любой коллекции, но ценности цветастого картона не ощущал, поэтому швырнул улов себе под ноги. Митя решил, что победитель выбросил награду и попробовал взять их, но Миша сразу очнулся и топнул около фишек ногой.

– Э, нет, рожа! Ничего я тебе не отдам, понял?

Митя смиренно кивнул и уселся вздыхать к остальным.

– А что, сильно хочешь фишек?

Митя ткнул пальцем в одну из валявшихся у Мишиных ног. Эта была в два раза больше остальных, расписанная какими-то непонятными знаками. Красивая, но бестолковая. Для коллекционеров, уважавших серийные, никакой ценности такая не представляла.

– Эту хочешь? Я тебе позволю взять, но только не просто так.

Митя загорелся, много кивал и улыбался.

Миша поднял фишку, повертел пальцами. Издевательски фыркнул и поднялся. Поманил дурачка к себе, расстёгивая штаны:

– Иди сюда, не бойся… Обещаю, отдам тебе.

Митя послушно шагал, следя за желаемой безделушкой. Услышал «вставай на колени» и подозрительно оглядел всех нас.

Мы молчали. Ровно тлела свеча в тяжёлой тишине. Лишь иногда рвался внутрь ветер – и тогда слышался вой...

*   *   *

Кто отрицает бога, лишает человеческую природу благородства.

*   *   *

Людям свойственно замечать лишь те предсказания, которые сбываются.

*   *   *

Люди думают сообразно природным наклонностям, говорят сообразно познаниям, но поступают они сообразно привычке.

*   *   *

Натуру человека легче всего обнаружить в уединении, ибо тут он сбрасывает всё показное; в порыве страсти, ибо тогда он забывает свои правила; в новых обстоятельствах, ибо здесь покидает его сила привычки.

*   *   *

Податливость хуже лихоимства: ибо взятки берут от случая к случаю, а кто поддаётся назойливости или пустой лести, того никогда не оставят в покое.

*   *   *

Один дурной приговор пагубнее множества дурных примеров, ибо последние оскверняют поток, первый же – сам источник.

*   *   *

Счастливы те, чья природа находится в согласии с их занятиями.

*   *   *

Благоденствие лучше всего обнаруживает пороки человека, бедствия же выявляют его добродетель.

*   *   *

Человек, лишённый достоинств, неизменно завидует им в других, ибо душа человеческая питается либо собственным благом, либо чужим несчастьем.

*   *   *

Человек, замышляющий месть, сохраняет свои раны открытыми, в противном случае они бы закрылись и полностью залечились бы.

*   *   *

Надежда хороший завтрак, но плохой обед.

*   *   *

Подозрения отличаются от прочих мыслей, как совы от птиц: тем, что летают в потёмках.

*   *   *

Как может человек, соблюдающий множество приличий, понять великие дела?

*   *   *

Собственная особа – жалкая цель для человеческих стремлений.

*   *   *

Нет другого такого способа внезапно преуспеть, как воспользовавшись ошибками другого.

*   *   *

Дети увеличивают тяготы жизни, но и смягчают мысли о смерти.

...Потому что, что сделал я, когда Крым вернулся в Россию?

Надо знать, как я теперь живу. – Совершенным отшельником. В невольной эмиграции. Не зная местного языка. Не имея ни одного товарища. Не проговаривая иногда ни слова вслух за день. Только и глядя, что в окно, в телевизор или компьютер. Ибо выйти из комнаты нельзя из-за жары.

Я устроил себе праздник, купив в ближайшем магазине торт «Наполеон». – Россия стала подниматься с колен!

Но. Я теперь другой насчёт понимания картин. Мне кажется теперь, что тот, нарисовавший Ай-Петри и пляж в стиле импрессионизма, предавал в себе художника, раз просто повторил то, как рисовали чуть не за сто лет до него. Те выражали восторг от абы какой жизни (иные голодали, но всё равно чтили этот империализм, который задал всему ТАКУЮ гонку, что дрожит всё – красота!). А художник времени хрущёвской оттепели точно не голодал. Гарин, в годовщину воссоединения Крыма с Россией, тоже не голодал, думаю. Такую сотворить дегуманизацию (не воспевая именно абы какую жизнь, пусть и ничтожную) было этим двоим нельзя. Разве что искусственно надумать, что они оба какие-то… Первый – диссидент, второй – что называется пятая колонна. Людей за быдло считают. За вату, которых и изображать-то стыдно. Но это – ерунда. Они такое вряд ли выражали. Вернее другое – конъюнктурщики оба. Не подсознательный идеал их самовыражался, как это было у первых импрессионистов...

...Я часто вспоминаю свой долгий разговор с одним случайным французским попутчиком в скоростном поезде Париж – Марсель лет десять тому назад.

Я не знаю французского, но сразу после посадки мой сосед по купе обратился ко мне по-английски с предложением распить бутылку Каберне – и далее наш разговор катился так же безостановочно, как летел по рельсам на юг наш скоростной поезд.

Очень скоро наша беседа превратилась в горячее обсуждение проблемы, подспудно буравящей мозг почти каждого французского интеллигента, и которую мой собеседник выразил взволнованно так:

– Как же это случилось, что наш прекрасный, богатейший, изумительно звучащий французский язык был безжалостно вытеснен на международной арене английским, который и язык-то не поворачивается назвать подлинным языком (прошу прощения за тавтологию!), ибо был он сколочен из немецкого, норманно-французского, кельтского и латинского языков? В чём причина?!

После длительной дискуссии, уже приближаясь к Марселю, мы с экспансивным потомком древних галлов пришли к единогласному выводу, что существуют четыре основные причины доминирующего положения английского языка в современном мире. Эти-то причины я и хочу изложить в настоящем эссе...

Напишу, как для своих. Они ж верят в мою правоту. Я, правда, не знаю о существовании на свете кого-нибудь из них. Но.

Вот насколько Никита Высоцкий похож лицом на своего отца, настолько он далёк от настоящего искусства…

Поймал себя на желании объяснить, что такое настоящее искусство по-моему. А как же тогда с писанием, как для своих? Свои-то уже знают…

Я рассуждаю ультрапредвзято. Раз он, Никита, возглавляет Центр Высоцкого, он должен был прочесть подаренную этому Центру мою книгу «За КСП и против ВИА» (2000) и не освящать именем Центра книгу Новикова о Высоцком. Вот должен был и всё. Я почему-то уверен, что моя книга выпадает из общего потока, что об этом известно работающим в Центре, что Никита должен был об этом выпадении слышать, насторожиться, прочесть, согласиться со мной и т. д. (Ну понятно, что я считаю, что я открыл художественный смысл песен Высоцкого, а другим это не удалось. Вот так. Нагло. Потому не удалось, что ветер моды дул не на мельницу адекватности понимания Высоцкого.) А если этого не произошло, если Никита с моей книгой не встретился (что обязательно б я почувствовал впоследствии), то что-то с Никитой не хорошо.

Это соображение подтвердил и фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой», снятый по сценарию Никиты Высоцкого. Не для него, не для Никиты, считать самым ценным в произведении искусства ЧТО-ТО, что нельзя выразить словами. Не для него...

...Субботняя прогулка по парку. Ах, как же здесь красиво осенью! Идёшь, и под ногами яркий ковёр из листьев. Саня шёл, опустив голову, любуясь творением природы, пока не услышал:

«Слезай, слезай, не бойся...». Около дерева стояла женщина и пыталась снять с него котёнка.

Он подошёл к незнакомке и робко спросил: «Давайте я вам помогу?»

Женщина улыбнулась: «Да как ты мне поможешь? Спасатель? Видишь, куда залез? Ничего, сам слезет».

Но мальчик не стал отступать. Недолго думая он подпрыгнул и, ухватившись за ветку, полез за котёнком. Она ахнуть не успела, как её питомец уже был на руках мальчика.

Саша ловко спрыгнул и смущённо протянул пушистый комок шерсти хозяйке.

Женщина, не веря своему счастью, бережно взяла его на руки: «Спасибо тебе огромное, мой маленький помощник! Могу я узнать твоё имя?»

Он поправил шапку: «Санька я».

«Какое красивое имя – Александр! А кто тебя так назвал, мама или папа?»

Саня опустил глаза и тихо прошептал: «Нету у меня ни мамы, ни папы»...

...А в голове Аркадия между тем произошёл интересный хмельной процесс: картавая дочка Мстислава Сергеевича и безропотные андроиды Фёдора Николаевича нашли общее в своих судьбах, в связи с чем подкинули ему идею обсудить одну очень важную проблему.

– А скажите, святой отец…

– Отец Олег.

– Ох, отец Олег, извините, отец Олег. Мне вот всё не даёт покоя одна мысль: почему господь бог позволяет страдать детям?

Аркадий заметил, что священник чуть вздрогнул от такого вопроса. Он явно не был готов к нему. Гости взволнованно загудели. Ответил отец Олег не сразу.

– Это очень сложный вопрос.

– О, я не сомневаюсь. Тем не менее, мне бы хотелось услышать вашу точку зрения. – Видя, что отец Олег по-прежнему не спешит объясняться, Аркадий продолжил пикирование: – Допустим, мы, взрослые, страдаем за дело. Ну, погрешили чем-то, вот на нас и обрушился гнев господень… А дети-то за что? Ведь они по умолчанию невинны. Я правильно понимаю?

– Да, несомненно. Ребёнок страдает невинно.

– Так вот, почему? За что?

– Ради Вечности, ради своего пребывания в Вечности. И ради нас с вами.

– Вот как. Ради вечности. Интересно. Поясните-ка.

– Извольте, как смогу. Существование во плоти, земная жизнь – это, образно выражаясь, лишь несколько страниц в Книге Жизни, – отец Олег говорил медленно, взвешивая каждое слово, – жизни подлинной, жизни Вечной. Все же остальные страницы этой Книги – за гранью нашего, простого человеческого понимания. Они в Вечности. Там, в Вечности, и воздастся ребёнку всё то, что он перенёс на Земле.

– Это демагогия, – Аркадий не был удовлетворён ответом и с трудом сдерживался от проявления бурных эмоций. – Как та же десятина: не отнекивайся и плати, в загробной жизни зачтётся!

– Не очень понимаю, при чём здесь десятина. Но в том, что вы назвали «загробной жизнью», действительно зачитываются все наши свершения и грехи, юдоли и страдания. И страдания невинного ребенка в Вечности будут – в этом можно не сомневаться – приравнены жизненному подвигу рабов Божьих, кои своё бренное существование посвятили служению людям и Ему, Богу.

– О как! Так он ещё и благодарить его будет за свои страдания, так, что ли? Ребёнок – бога, в смысле, – продолжал заводиться гость.

– Я не в силах направить свой взор в Вечность и сказать вам, что происходит за покровом смерти. Того, что принято называть смертью, – все это откроется нам только в Жизни Будущей. Но я скажу вам, что Душа Вечная, – священник не выдержал и пригубил вино, бокал с которым на протяжении всего нелегкого для себя диалога держал в руке, – она оценивает всё принципиально иначе, нежели человек плотский. Так что, возможно, душа страдавшего ребёнка действительно будет благодарить Всевышнего за свои страдания при жизни. В этом и заключается Промысел Божий, коий для нас, смертных, покрыт Тайной.

– Ну, промыслом вообще что угодно можно прикрыть!

– Не надо так выражаться, прошу вас, Аркадий. Однако Промысел ведь действительно охватывает всех нас, и все мы так или иначе вовлечены в него. Вот вы, например, с чего вы заговорили о страдающем ребёнке? Скорее всего, вы увидели страдающего ребенка, и его страдания перевернули вашу душу.

– Хм, пожалуй, отец Олег, здесь вы в самую точку.

– Вот видите! – священник как-то странно посмотрел на Аркадия. – Так и проявляется Промысел Божий! Он в том, что страдания одних затрагивают других, все переплетается, и в итоге все мы проникаемся особым чувством, все мы преображаемся, все мы очищаемся! Своим страданием ребёнок содействует Спасению Человека!..

Я в неглубоком пессимизме. Потому что, хоть и хвастался, бывало, но в глубине души знал, что я слабоват в искусствоведении. Что я хорошо могу – это переосмыслить то, что думают о художнике имярек другие искусствоведы. Я вторичен. Мне без подсказки почти невозможно обнаружить противоречивость в картине – то, что Выготский считал первым признаком художественности. Тот факт, что я мало что видел (да и читал), играет свою роль в понижении моего искусствоведческого потенциала. Я не знаю тенденций в современной живописи. И не знаю, где искать исследования о них.

Казалось бы, должны б помогать те несколько усвоенных мною догм, которые хорошо работают на объяснении живописи прошлого. Но они не работают. Скажем, синусоида идеалов. Продолжи на сейчас то, куда поворачивала живопись вчера, и всё – ответ, в чём перец сегодня, готов сам. Но я ж не знаю, как синусоида металась за вчерашние несколько часов. Прошли времена, когда идеостиль длился десятилетия.

В общем, я беспомощен перед картинами нового художника, как любой человек, не посвящённый в искусствоведение...