Седой полицейский вошёл в кабинет и положил на стол пухлую папку. Молодой, коротко стриженный напарник поднял глаза на вошедшего коллегу.

– Новые дела?

Старик достал пачку сигарет, щелчком выбил одну из них и, вытащив зубами, поджёг, щёлкнув зажигалкой.

Напарник удивлённо поднял глаза, но быстро сориентировался и подставил чайную кружку:

– Для пепла.

– Будешь? – седой полицейский протянул пачку сигарет.

– А-а-а, чёрт с ним, давай, – молодой человек щёлкнул зажигалкой, – рассказывай!..

У меня постепенно чеканились формулы моего эстетического мировоззрения. Когда-то, давно уже, мне стало до смешного ясно, что если художественное произведение о чём-то, то оно – не о том.

В последнее время моя идея-фикс состоит в другом: что художественность – след подсознательного идеала автора, и ощущение художественности передаётся сознанию восприемника в виде ЧЕГО-ТО, словами невыразимого, а подсознание при этом заставляет меня, например, плакать. Почему-то.

И вот я, можно сказать, не слишком утрируя, проплакал все две серии фильма «Почти смешная история» (1977) Фоменко. – Почему? – Потому что невозможна на Этом свете взаимная любовь. А тут, оказалось, возможна. Иллария Павловна и Виктор Михайлович полюбили друг друга. – И я вспомнил про своё давнее озарение: что фильм – не о том, что я видел глазами...

...– Тебе нигде не будет места, дядь! Ты веришь в плохое и хорошее. Но человеку некомфортно не потому, что происходит плохое. В плохом человек адаптируется прекрасно. Человеку некомфортно, когда происходит стихийное. Мы предпочтем ад, созданный нашими руками и по нашей логике, раю, предложенному извне и созданному по божественным лекалам...

В обычной российской школе должным образом иностранный язык не освоить. Не помогут ни учебники с цветными картинками, ни увеличение часов, выделяемых на иностранный язык за счёт самых нужных предметов: математики, русского языка, химии, литературы, физики, биологии, ни иные ухищрения. Хоть и продвинется ваш ребёнок за годы обучения в познании иностранного языка, но всё же не настолько, чтобы овладеть им в нужной для жизни мере. Не столько благодаря учёбе, сколько вопреки ей. Ребёнок изначально обречён на «мартышкин труд» и скуку, доходящую до степени отвращения к предмету «иностранный язык».

Причин много, но главная, та, что лежит в основе, – это подмена понятий. В школе иностранный язык ИЗУЧАЮТ. И большинство воспринимает этот тезис как нормальный, само собой разумеющийся. Но именно здесь кроется корень зла. Язык большинству из нас изучать вовсе не требуется. Пусть его досконально изучают немногие узкие специалисты, языковеды. Подавляющему большинству из нас необходимо иное: НАВЫКИ ВЛАДЕНИЯ ЯЗЫКОМ, чтобы понимать сказанное, написанное, уметь выражать собственные мысли и чувства устно и письменно.

Поясню сказанное примером...

на сборник рассказов Виталия Семёнова «Апогей»

...В постсоветской России широко распространён род антифашизма, который лично я называю кастрированным (желающие могут предложить другой термин). Антифашисты такого рода полезны только при соблюдении трёх условий:

1. Война с фашизмом идёт на государственном уровне, страна на страну, а не в форме гражданской войны или ещё как-то, то есть это именно Великая Отечественная.
2. В их стране сталинский режим (ибо постсоветские режимы против реализации планов Гитлера особо ничего не имеют (см. «Танец Гитлера» Яны Кандовой), и неизвестно, как в Великой Отечественной себя поведут).
3. Они находятся на неоккупированной территории, где есть возможность вступить в регулярную армию (на оккупированной территории можно бороться только как партизан, как террорист (с точки зрения новых властей), и тут они начинают смутно ощущать «незаконность» такого поведения). Кастрированный антифашист любит порядок. Действовать может только по указанию свыше, легально.

Во всех иных случаях – даже если отсутствует только одно из вышеназванных условий – от кастрированного антифашиста пользы нет. Потому буржуазные власти против него ничего не имеют. Он ведь никогда не прибегнет к «физическому насилию», «партизанщине», а только демонстрирует «разум и выдержку». Буржуазия против демонстрации сих похвальных качеств ничего не имеет. Особенно против выдержки. Она даже сама к этому призывает, к выдержке, мол, денег нет, но вы держитесь...

...От ненависти к капитализму он положил начало так называемой экспрессионистской тенденции в широком смысле этого слова.

Но отрицать… Дон Кихота?! Борца за справедливость…

Да, Дон Кихота осмеивали люди Пользы, люди нарождавшегося в Европе капитализма (когда этого слова «капитализм» ещё не существовало, но примат Чести уже массово пропадал). Да, его осмеивал сам повествователь в великом романе. Но он его осмеивал сквозь слёзы, ибо «В романе явственно светится другой смысл: нет, это весь мир безумен, это весь мир погружён во мрак, низость…» (Кожинов. Происхождение романа. М., 1963. С. 160).

Так «весь мир», а не Дон Кихот! Дон Кихот из отвергаемого мира исключён Сервантесом.

А что сделал Домье?

Он свою «фэ»-экспрессию направил на чистейшего (пусть и по самоощущению) персонажа! Ну что с Домье стряслось?

И какими по отношению к этой картине андерсеновскими фальшивыми людьми надо быть, чтоб, как те, не видеть короля голым?..

...Откуда берётся чувство одиночества? Разве от того, что рядом никого нет? Разве мало одиноких в городской толпе? Одиночество проникает в душу человека не извне, оно вызревает в самой этой душе от самообособления, от того, что человек сам исключает себя из окружающего его мира, как нечто особое, особь. Он создаёт свой, особый мир для собственного пользования: мир городов, дорог, каналов, заводов, машин… В этом мире есть многое, но нет главного: чистого воздуха, чистой воды, чистых, незамутнённых человеческих отношений, где каждый человек готов прийти на помощь своему собрату. «Человек – царь природы!» – восклицает человек, опьянённый гордыней. Одиночество возникает от эгоизма, когда каждый сам по себе, когда «своя рубашка ближе к телу»...

...– Друзья, – начал свою речь Гиора, – те из вас, кто выразил благородное согласие вступить под мое знамя, прославят свои имена и преподнесут справедливость в дар нашей планете. Мы не совершим зла, отняв у толстосумов неправедно нажитое, и сотворим благо, вручив добычу неимущим.

– Ура командиру! – раздались голоса.

– Земляне, попавшие на Марс из рая, несомненно, помнят напутствия ангелов Михаэля и Габриэля. На планете этой не встретишь насилия, и горячая любовь – редкость. Мы, праведники в прошлом, вступаем на разбойничью тропу и самостийно возлагаем на себя священную миссию. Деяния наши вырвут людей из полусна и подарят им полную жизнь, – заключил трибун.

– Мы с тобой, Гиора!

– Не словеса, но жестокие схватки приведут нас к успеху. Насилие священно в борьбе за добро. Без сантиментов принуждая и убивая, мы удружим одним и разбудим истинную природу в других. Нас ждут ненависть, любовь и слава!..

...– Я когда маленькой была, – поглядывая на мужа Ивана, рассказывала Мария, – мы тогда в Калуге жили, а там война, зима, голод. В общем, как-то раз мама нас, ребятишек, собрала, одела, по сухарику выдала и повела к дороге. Шли мы долго, всюду сугробы, ночь скоро, пурга. А мама сама не своя. Подвела нас к какому-то мосту и говорит «Стойте», развернулась и пошла. И только тогда я поняла, что она нас бросила. Кинулась за ней, закричала: «Мама! Мама!», а она от меня. Правда, я всё равно её догнала. Говорю: «Мамочка, я кушать просить не буду! Только не бросай меня!». И тут мать на колени упала и зарыдала…

Гвозди в характере – так назвал меня начальник отдела, возможно, за то, что я не уволился, когда – во исполнение поручения областного куратора КГБ по нашему НИИ – меня велели начальству уволить по собственному желанию, начальство мне сделало плохую жизнь, а я не уволился и продолжил поступать по-леводиссидентски. А потом наступила перестройка, поручение от КГБ стало выполнять не обязательно, мне через 9 лет наконец повысили зарплату. Для чего приглашён я был в кабинет для подписания соответствующего приказа. А я опять учудил – подписал не глядя. За что и заработал ту характеристику. – Неприятный человек. Нет, чтоб поступать, как все…

Я прочёл слова:

«Пропорция картины – золотое сечение или около того (1,3 – 1,6). Это гармония и покой» (Александров. Понимание искусства. М., 2013), –

вот об этой картине...