Дерюгина Александра. Рассказ «Гертрудино счастье».

...Пенсионерка искренне обожала дарителя, вежливого, долговязого холостяка тридцати шести лет, и всегда удивлялась, отчего девочки обходили стороной столь завидного жениха. Васенька проживал вместе с мамой в темноватой однушке на втором этаже, работал в непонятном учреждении, а в свободное время постоянно заботился о процветании государства.

Заботы призвали его возглавить отряд пенсионерок-патриоток, которых вожак иногда потихоньку величал «маразматушками». Подопечные часто перебарщивали с эмоциями и лозунгами на митингах. После яростных обвинений недемократической Америки они дружно крестились и скрипуче, старчески кричали «Слава Богу» в адрес родины. Оппозиционно настроенная часть населения, давясь непочтительным смехом, отправляла видео в сеть. Спектакль становился вирусным. Васенька тихо бранился, но другого контингента у него не было.

Впрочем, Гертруда Ивановна сильно выделялась среди пожилых наседок. Ей хватало злости, чтобы ненавидеть врагов России, и ума, чтобы гонять идейно чуждых в социальных сетях. Охрану любимого президента она почитала призванием и личной высокой миссией. Васенька обеспечивал защитницу всеми необходимыми материалами для перепостов. Гертруда Ивановна с утра до ночи мучилась со слабеньким смартфоном и не раз жаловалась портрету президента: «Вот если бы у меня был компьютер… мы бы тогда их всех..!» И закручивала невидимые гайки энергичной, крепкой от гнева рукой.

– Вот, если бы у меня был компьютер… – вздыхала она на собраниях отряда. – Я бы им всем кузькину мать показала.

Васенька слушал и мрачно молчал.

А теперь мечта сбылась!..

Дерюгина Александра. Очерк «Никогда не забуду».

...Наверное, есть места, где можно вставать с солнцем. Ступать босиком в тёплую пыль, гулять в поле и в лесу, дышать цветами и травами, а не бензопиреном, слушать тишину, жить среди деревьев, а не среди машин. Никуда не спешить. Ни от кого не уворачиваться. Никому не мешать. Просто жить. Владивосток, ты меня достал!

Но это пройдёт. Завтра закончится морось, или послезавтра, или через две недели, короче, когда-нибудь! Июль будет тёплым, и если не июль, то август точно согреет наши скалы. И море отдаст все свои туманы. Встанут в чистом небе высокие купола облаков. Мы поедем на Шамору. Простор ослепит солнцем. Если не будет солнца, природа сотворит другое чудо. В пасмурный день вода отразит серое небо, покроется перламутром, горизонт растает. Ляжем в мерцающей вечности, заснём в мягком движении волн, как в колыбели. Бог не пожалел соли для Японского моря. Местные, действительно, спят (или грезят) на воде. Не на матрасах надувных, а на покачивающемся, «жидком», так сказать, ложе.

А если начнёт штормить, будем скакать, как пробки, и визжать от восторга, буравя кипящий пеной вал.

Потом придёт осень. Бухты всё ещё будут дышать теплом. Вспыхнет тайга вокруг таким ярким багрецом, таким слепящим золотом, какого не встретишь ни на юге, ни в средней полосе России. Солнце все своё сердце отдаст листьям, и деревья запылают неистово перед суровой зимой...

Дерюгина Александра. Эссе «Сорок три укушенных».

...В Приморье всё так – экстремально, красиво и опасно.

Море летом прогревается в заливах до температуры Черноморского побережья. Ласковые воды и песчаные пляжи манят: «Приди, окунись, освежись!».

Но не только людей привлекает тёплая водица. Сюда же приходит размножаться крошечная медузка – «крестовик». Размером медузка с рублёвую монетку, но вредности в ней на миллион. Если ошпарит, спасайся в больницу, под капельницу.

В августе по местному телевидению передают предупреждения: «Внимание! Опасность! Жертвы на всех пляжах. Больше всего на Тавайзе – там сорок три укушенных».

– Моего мужа однажды укусил крестовик, – рассказывает всё та же коллега.

– И что? – спрашиваю я, затаив дыхание.

– Температура подскочила под сорок, и несколько раз сознание терял, пока до больницы доехали.

– Больше не купается?

– Ещё как купается!

В августе все во Владивостоке ещё как купаются. Вопреки предупреждениям, вопреки сорока трём укушенным на Тавайзе...