...«Несвятые святые» – так называется книга. Наверное, подразумевается, что каждый из героев рассказов от писателя из священников, хотя сами себя не считают святыми и уж, конечно, не канонизированы Церковью, сокрыто несут в себе несомненное качество святости.
К сожалению, мне это увидеть не удалось. Возможно, в каждом из них это и есть, но так, чтобы зримо, рассказчик для меня этого не раскрыл. Я невольно опять вспоминаю о том, что в литературе определяет принцип художественности: идея писателя перед мысленным взором читателя должна проявиться. Если я, к примеру, читаю роман о любви, я жду изображения этого чувства, а не простой констатации, что де герой с героиней друг друга любят. Если я читаю о ревности, ненависти, предательстве, подлости – я хочу все это прочувствовать и увидеть, а не довольствоваться скупым повествовательным авторским утверждением. В точности того же (ну а почему бы и нет?) я ожидаю и от книги о святости. Коль писатель берётся писать, ему следует потрудиться ключевую идею обрисовать образно и конкретно. В данном же случае у меня складывается впечатление, что своих добрых знакомых он наделил желаемыми ярлыками, а достоверность ярлыков мне предлагается принять слепо, на веру.
А в чем, собственно говоря, их святость? В том, что они – монахи? В том, что удалились от суеты? В том, что несут положенные послушания и выдерживают положенные посты? В том, что к ним тянутся прихожане, алчущие отпущений и исцелений? В том, что они роняют порой афоризмы, способные чаровать религиозно настроенного обывателя? В том, что они попросту, в плановом порядке, выполняют свой церковный долг службы – как и любой человек, в своём деле, в профессии, независимо от религии, свой долг, в общем-то, выполняет, однако не претендуя на некую исключительность, достойную преклонения?
При всём уважении к монашеской братии, святость отдельных, избранных автором, для меня, извините, неубедительна.
Где их духовный подвиг? Где преодоление невозможного? Где запредельное испытание, драма, ломка души, экзистенциальная мука? Где жертва собой? Ничего подобного из рассказов не явствует. За вычетом изредка подёргивающей нервотрёпки – вроде того фарсового конфликта с властями, пытавшимися закрыть монастырь; впрочем, в эпоху, когда за религию уже не сажали и уж, конечно, не ставили к стенке, – во всём остальном мы видим размеренное и уютное, экологически чистое бытие людей, выбравших для себя монашество как беззаботный способ существования и отменного долголетия, а если и есть у них какие-то трудности да периодические неприятности, их амплитуда едва ли больше, чем у всякого смертного, тянущего лямку жизни...