...И Сергей Иванович, когда поселился у него, заметил: старик ворчит-ворчит, всё не так ему, а глаза радуются. Видать, всё же надоело одному-то в пустой избе. А то, что брюзжит, так возраст такой – ворчливый, можно сказать. Всё истории рассказывает. Заслушаешься. Много знает. Откуда, даже непонятно. И вот сейчас, зацепился за облака. Утверждает, что они живые. Значит, опять начнёт рассказывать историю. Интересно его слушать. Кажется, небылицы плетёт, а в то же время, правдиво. Вот и задумываешься над его словами. А вдруг не обманывает?

После ужина Сергей Иванович со стариком пили чай с печеньем и простыми карамельками. Долго пили. Старик любил из блюдца чаи гонять. Чуточку плеснёт. Покатает во рту карамельку, подует на горячий чай и шумно отхлёбывает. Швыркаю, как он говорил. Так и швыркали с ним, пока крупные капли пота не потекли. Наконец дед Гриша поднялся. Серым застиранным полотенчиком вытер вспотевшее лицо и принялся убирать со стола. Сергея отправил во двор, чтобы не путался под ногами.

Сергей Иванович вышел на улицу и присел на ступеньку, тоже утираясь полотенцем. Так было всегда, когда они пили чай. Словно старались друг друга перегнать, кто больше выпьет. И всегда старик побеждал. А потом посмеивался над постояльцем, мол, слабый народишко пошёл, даже чай пить не научились. И хекает сидит, а по глазам видно – доволен.

Повесив полотенчик на перила, Сергей Иванович привычно принялся осматривать окрестности, останавливая взгляд на каких-либо мелочах, и снова смотрел, стараясь всё запомнить...

...Эльвира. Конечно. Теперь тебе, может быть, понятна моя незамедлительная расположенность к тебе. Таких глубоких мужчин почти нет.

Михаил. Это я – глубокий? (Усмехнулся). Вот почему не могу найти хорошую работу.

Эльвира. Видишь ли, я наблюдаю у нашего народа редкий дар: искусство не замечать. Не замечать, что едят всякую дрянь, не замечать хамство, унижения со стороны чиновников, начальства и так далее. А у тебя это качество недоразвито. Ты неудобен работодателю.

Михаил. Но я же нигде не выпендрючиваюсь: делаю, что скажут.

Эльвира. Но личность не скроешь, а это напрягает тщеславие вышестоящих. Собака никогда не нападёт на чужого щенка, если чует породу. Порода, они её чуют.

Михаил. И что с этим делать? Упражняться в убогости?

Эльвира. Искать. Мало, но есть и достойные уважения, которым тоже не хватает рядом с собой достойных. В этом уровень нашей жизни. То есть в количестве достойных. В этом и только в этом.

И поверь: какая это прелесть – просто понимающий человек. Редкость...

Сергея я нашёл пасмурным будним утром. Сразу почувствовал: что-то не то. К кисловатому амбре алкоголя, немытого тела и рвоты примешивался новый сладковатый запах. Как позже понял, запах смерти. Сосед по комнате лежал странно: голова и грудь на матрасе, а ноги на полу, как будто он хотел сползти с кровати, но не хватило сил. Между небом и землёй, звучит так романтично, а между кроватью и полом – не очень.

Я тронул его за плечо. Он не пошевелился. Взял за руку – холодная… слишком холодная. Потрогал пульс. Сильно прижал щепоть пальцев к его запястью. Ничего. Начал вспоминать, что ещё делают в таких случаях, как проверить, жив человек или нет. Мысли путались. О, зеркало. А где взять? Принёс из ванны, снял с ржавого гвоздя. Большое, со встроенным ящиком, еле отцепил, ещё и проволокой подмотано. Повернул Серёгину голову, зарывшуюся в одеяло, в сторону, поднёс зеркало к губам. Нет. Ничего. Зеркало было в крапинку от брызг пасты и мыла. Я тыкал ему в лицо это проклятое зеркало, но оно так и осталось – грязное, не затуманенное.

– Сергей, хватит! Не смешно! Вставай! – я тормошил его так, что кровать издавала скрипящие звуки, словно просила о пощаде. Я испугался, что оторву ему руку. Позвонил в скорую...

...Мы лежали в холодной кровати, пытаясь согреться друг о друга после сегодняшнего приключения. Каждый в своем смартфоне, мы проверяли, не произошло ли в мире снова чего-то непоправимого. Глаза резало от усталости, голова разболелась из-за пива, но прежде чем погасить свет, мне нужно было кое-что найти, нужно было сформулировать запрос в поисковой строке, чтобы не забыть подробно почитать всё завтра. Ок, гугл, 3,5 млн результатов. Впечатляет...

...– Итак, друзья мои, – произнёс Николай деловым тоном, – вам Вячеслав уже рассказал о моей новой должности? Крутая перемена, не правда ли? Сознаюсь, не сразу решился. Мы со Славкой в партию в Афгане вступили. В самый разгар боёв. Вячеслав – мой боевой друг, значит, его друзья – мои друзья. Поэтому буду с вами откровенен, как ни в какой другой компании. Настали трудные времена, но будет ещё трудней. Нет, нет, партия не погибла, партия бессмертна. Придёт время, появится лидер, и партия воскреснет, я уверен. Но сейчас партийные кадры перетекают в другие структуры. В банки, корпорации, госструктуры. Туда, где можно делать деньги, делать быстро и эффективно, не наши деревянные, а зелёные, только они и ценятся. И когда у меня созрел план, как действовать в этом направлении, и я понял, что план реален, я принял решение, задействовал свои связи, и вот я здесь, на новой должности.

Чем хорош наш НИИ? Наука? Да, самая передовая. Но кто сегодня вкладывает в науку? Когда придёт прибыль? Нет, ценность нашего НИИ не в науке. Ценность – в территории. Большая территория, ограждённая, на окраине Москвы. Рядом Минское шоссе, кольцевая. Будем работать по импорту. На территории НИИ создадим Склад временного хранения с таможенной службой. Сейчас их остро не хватает. Часть товаров пойдёт дальше энд-юзерам, часть останется в нашем распоряжении, фирма «Светоч» займётся их реализацией.

– Так НИИ совсем ликвидируют? – спросил Вячеслав.

– Нет, пока об этом речь не идёт. Только строение-5. На его основе создадим склад и таможенную службу.

– О боже, – воскликнул я, – а как же детище академика Пеликова, будущее нашей энергетики?

– Работы в этом направлении признаны нецелесообразными. У меня заключение Академии наук. Ваш Генеральный тоже подписал. Экспериментальная установка подлежит ликвидации. Так и сказано.

– Так ведь весь корпус буквально забит оборудованием. С ним как быть? – Я не мог прийти в себя.

– Этим и займёмся в первую очередь. Предварительная оценка уже проведена. Чермет, цветной металлолом, медь, бронза, никель, редкоземы, драгметаллы можно реализовать на сумму 500 тыс. долларов. Покупатели из Эстонии завтра прибудут. Подпишем контракт, а дальше – работа. Газорезка и взвешивание. Всё оприходуется и оплачивается. Они ушлые ребята, нужен будет глаз да глаз. Так что людей потребуется много. Платить они будут «Светочу», а «Светоч» – НИИ. Так что часть выручки, и не малая, осядет у нас.

Друзья, где мы будем через пару лет? В стане победителей или в стане нищебродов? Вот этот вопрос и решается именно сейчас. Решается жёстко и круто, без сантиментов.

Да, кстати. Агитпункты закрываются, так что поезжайте и заберите компьютер, сейф, всё, что считаете нужным. На днях помещение опечатают. И стелу снимите, она ещё нам пригодится. Только название будет другое – «ООО Светоч»...

...– Послушайте, ну не о чем тут спорить! – перебил его дед с седым начёсом. – Уже по выбору произведения всё ясно. Шолохов – это не литература. Шолохов – это пропаганда! С такими предпочтениями определяться нужно совсем в другой вуз… Едут к нам из этих регионов, у них же ни одной нормальной темы нет!

– Аркадий Владиленович, не стоит так горячиться. – Председатель повысил голос, пытаясь охладить тон дискуссии. – Вы же знаете не хуже меня, что есть квоты… Нельзя так категорично отмахиваться от девушки.

– Ты мне, Петя, про квоты не рассказывай! – зарумянился в скакнувшем давлении дед, и челюсть у него задрожала от гнева – Я сам тебя тридцать лет назад принимал! Я цену регионалам этим знаю, сил на них не хватает. Они ж из нас все соки высосут. Наприсоединяли. И все-то, выходит, там гениями оказываются, самородками!

– Вот-вот, – завёлся вдруг и блондин-хореограф. – Почему мы вообще должны оценивать происхождение, как на собачьей ярмарке… Ой! На выставке, то есть… Я третью постановку в том сезоне делал за патриотику. От меня уже двести френдов на Facebook* отписались, и все иностранцы почти! Скеллер отписалась, и Джаркуш отписался вместе с мужем. Один Фурджато держится. Гастроли поотменяли, полтруппы уехало, а теперь ещё всех вот такими вот девахами заменять? Да как работать-то прикажете?!..

* Соцсеть Facebook запрещена в России, принадлежит корпорации Meta, признанной в РФ экстремистской организацией.

Ада любила смотреть в окно. Пусть в нём был виден лишь кусочек асфальта, зелёные пятна деревьев вдалеке и, конечно, ноги. Лаковые туфли и нефорские ботинки на тяжёлой подошве, вычурные босоножки и начищенные туфли клерков. Её дочь, Ида, окно не очень любила – только когда на улице было солнечно, и свет, проходящий через клетчатую зелёную занавеску, бросал в их убогую квартирку изумрудные блики.

Хотя кому Ада врёт, бесило её это окно. Ей просто нравилось рассказывать полуслепой дочери, что там происходит...

...Многие писатели и поэты, как в Японии, так и во всём мире, зарабатывают на хлеб исключительно трудом, связанным с литературой. Кто-то преподаёт в университете, а кто-то идёт в школьные учителя. Личность Хацика Хито уникальна в том числе тем, что он – один из немногих современных японских поэтов, в совершенстве овладевших сразу двумя разными ремёслами. Потому что известный поэт Хацика Хито всю свою жизнь был… выдающимся пчеловодом.

И вот здесь как раз уместно будет сказать о той незначительной детали, которая так удивила студента, когда он впервые открыл пожелтевшие страницы стихотворного сборника неизвестного автора. Деталь, которая запустила цепочку удивительных находок, разбудила интуицию молодого исследователя и принесла заслуженную славу объекту его научного интереса.

Все стихотворения Хацика Хито – а на сегодняшний момент их известно более шести тысяч! – написаны от лица пчелы.

Вы можете вообразить лица университетских профессоров Оахаки. Вы можете представить лицо юного Юкио Такахаси, с бесконечным терпением достающего из руин библиотеки всё новые и новые выпуски «Тоцукава Сеймэй». Вы можете просто посмотреть в зеркало на своё собственное лицо. Таких удивительных поэтов, как Хацика Хито, в истории литературы не встречалось никогда...