На рассказ Олега Золотаря «Грязь»

...Что это за критическая статья? – скажут. – Прямо Фридеберт Туглас какой-то: «Честный критик, выступая перед аудиторией, обязан честно признаться: “Господа! Сегодня по случаю юбилея Шекспира я хочу поговорить о себе...”». Поток сознания какой-то. Разбор не произведения Золотаря, а предстояние перед публикой самовлюблённого идиота. 26 местоимений «я», «мне» и т. д. Сперва про боязнь читать ерунду, потом про то, где он живал, потом о своём атеизме, потом, как он стал воинствующим атеистом по случаю смерти своей матери. Статья как бы посвящена разбору рассказа. И действительно о нём сказано. Но адекватные авторы, принимаясь за написание статьи, знают, какова её цель, что они хотят сказать читателю. Тут подход другой. Критик не знает, что получится в итоге. Иными словами, куда кривая вывезет. Лишь бы что-то написать – типичный подход графомана.

Да, все пишут не так. Все сначала обдумают, а потом уж принимаются за разбор. И где-где иногда только мелькнёт личное местоимение при мнении. У читающего полная иллюзия объективного исследования.

То, что в основе его лежат личные предпочтения выбора среди теорий об искусстве, оказывается спрятанным. Если выбор среди теорий общепринятый, такой, как и у наслышанного читателя, вопросов к критику не возникает.

Тут же предлагается другой подход, считающийся с тем фактом, что произведение искусства существует не материально, а идеально и только в двух душах: автора при создании и восприемника при восприятии. Как процесс, а не результат. С незнанием, что получится в итоге...

...Как нам показалось, ударило где-то внутри горы… не громко ударило, но как-то особенно знобко, с сильной нутряной вибрацией по всему склону. Секунд через пять после этого макушка громадины едва заметно качнулась и решительно поехала вглубь самоё себя, распыляя окрест гейзеры белой, как пудра, пыли и покрываясь ветвистыми трещинами сверху вниз и справа налево. Когда подорванная макушка полностью ушла в основание горы, внутри её что-то гулко хрустнуло, и буквально в метре от нас весь грунт покачнулся и стремглав ринулся к подножию, по ходу увлекая валуны, груды земли, стволы старых деревьев и оставленную нами амуницию. Стоявший ближе нас к обвалу Бляхман то ли от вибрации, то ли от неожиданности нервно качнулся и, упав на колени, стал быстро сползать к сыпучей яме, нервно цепляясь коротко остриженными ногтями за мелкие шероховатости гранитной тверди. Я попытался вытянуться в его сторону, но ноги, став совершенно чужими, совсем меня не слушались, а в поясницу как будто вставили кол. Сильно прикусив нижнюю губу и нервно плюя под себя сгустками крови, боковым зрением я уловил, как Санька, хитро вывернувшись, буквально прыгнул к краю провала и, прихватив напряжённую голову Бляхмана с безумно сверлящими пустое небо глазами непонятно как снятым брючным ремнём, упёрся ободранной коленкой в острый обломок гранитной плахи. Петля Санькиного ремня тут же стянулась на перехваченной шее под весом сползающего вниз тела, и Лёва прямо на наших глазах стал умирать от удушья, катая на губах пузыри и безумно вращая красными белками неестественно выпученных глаз...

В жизни СССР 1960-70-х годов, и мира в целом, трудно найти сколько-нибудь значимое событие, явление или личность, которые не были бы отражены в песнях Владимира Высоцкого. Он с детальной точностью запечатлел эту эпоху не только как поэт, но и как журналист.

«Теперь две шуточных песни. Вернее – это две серии одной и той же песни. Первая песня называется “Полчаса в месткоме, или Инструкция перед поездкой за рубеж”», – представляет Владимир Высоцкий свой номер во время концерта 28 апреля 1980 года в Институте физики высоких давлений академии наук СССР в Подмосковье.

Для чего советским гражданам перед поездкой требовался инструктаж? Какую роль играли месткомы? И почему именно клеёнку просит кузнеца Николая привезти его супруга Дуся?..

...Для нас, постсоветских русскоязычных, в деле сбережения русского языка могут послужить образцом все персонажи фильма. Бандиты в том числе. Постсоветия взяла всё худшее у бандитов былых поколений – разгул преступности, блатную мораль («понятки»), блатной жаргон, цинизм. Только вот в СССР даже криминал говорил на более чистом и богатом русском языке, чем сейчас – большинство писателей, журналистов и теледикторов.

О «баклане» мы уже говорили.

«Гони её прочь, тугу-печаль…», – говорит Горбатый Шарапову. Туга-печаль… Многие ли сейчас это слово используют? А ведь оно прекрасно. Нет, ребята, не «тугая печаль», а именно «туга-печаль». Вот истинно по-русски.

«Обмануть хотел… Дурилка картонная…». Дурилка картонная. То бишь муляж. Картонный. Фикция. Кстати, в электронном варианте романа Вайнеров ошибочно написано «дурилка кордонная». Неудивительно – в РФ мало кто владеет русским языком...

«Выстрел» – одна из пяти «Повестей покойного Ивана Петровича Белкина», была написана в конце 1830-го и напечатана в 1831 году.

Читатели, уделившие время для прочтения повести, не были разочарованы. «Выстрел» был написан настолько мастерски, что невольно приходилось верить в его маловероятные события.

Учитывая авторитет Пушкина, в «Выстреле» усмотрели даже некоторый романтизм, а в дуэлянте Сильвио – байроновского героя.

– Однако бывает ли так? – снова задавали вопрос.

Большинство читателей и критиков из числа «Повестей Белкина» отдельно «Выстрел» не выделяли. Все их назвали поверхностными и детскими.

Виссарион Белинский сразу отверг повести, объяснив тем, что уважаемый классик решил передохнуть от серьёзной работы. Но к «Выстрелу» Белинский вернётся и предложит совсем другую оценку.

С годами «Выстрел» будет только набирать популярность и войдёт, как утверждали специалисты, в список «золотой классики» русской литературы.

Как известно, Пушкин увлекался игрой в карты, и от него следовало ожидать соответствующих произведений.

Таковые были. В 1817-1818 годах он принялся писать рассказ «Надинька»...

...Свет зимнего заходящего солнца освещает Мастера, сидящего за столом, на котором полукругом расставлены догорающие свечи.

На столе, в центре полукруга, лежит большая книга.

И ещё одна рядом с ней. «Мания. Любовь-одержимость. Безумие от Богов, как называли её», – говорит Мастер Рудольф Данилову.

За спиной мастера фрески. На них Лоренцо, и Франческа, и тени, которые вокруг них. Фрески другого мира словно оживают.

Мира тёмной реальности, более плотной и сгущённой ирреальной, и реальной даже более, чем эта реальность, так называемая наша. «Взгляните на них, – говорит Мастер. – Они теперь вместе. В месте, которое мы назвали бы «ад».

Но они так его так не воспринимают. Подойдите ближе.

Они не видят вас.

Не воспринимают этот слишком ваш свет. Хотя…

Я пытался избавить Лоренцо от Франчески потому, что это была Мания.

Любовь-одержимость, уводящая во тьму. Но я допустил ошибку.

Мои попытки спасти его от злого очарования ещё больше привлекли его к ней.

Но они отвлекают нас от дел».

И он резким движением отодвигает тот мир. Ушедший как бы сквозь стену.

«Послушайте, Данилов, – говорит мастер Рудольф. – Разве Гоетия в Псевдомонархии демонов, описанная Иоганном Вейром и расширенная Алистером Кроули и Макгрегором Мазерсом в их книге, не доказательство существования Небесного, прекрасного мира?

Разве те страшные, космические силы, отпавшие от света, не доказательство света, от которого они ушли?»

Мастер говорит Данилову о современных технологиях, о демонах и ангелах, о пространстве Интернета. О необходимых условиях, чтобы занять достойное место в этой иерархии, и предлагает ему договор.

Чтобы он, Данилов, его подписал...

...– Отношение к русским туристам и временно поселившимся, скажу откровенно, за последнее время здесь тоже изменилось. С одной стороны, на них смотрят как на сочных бройлеров, пока они платят за жильё, за еду, за сервис. С другой – они граждане страны, оттяпавшей у нас территорию. Поэтому русским в Грузии лучше держать рот на замке и время от времени вслух проклинать Путина. Но и этого мало. Открестился от Путина – от тебя тут же потребуют проклинать и Россию, а потом и всех русских, то есть от себя самого отказаться. Мол, мой народ ужасен, но сам я в нём приятное исключение. Я не ожидал такого от русских, но, знаешь, Дементьевич, многие ваши соглашаются на это. Не все, конечно. И тогда то там, то тут, на рынках, в кабаках, возникают серьёзные потасовки, русских с грузинами. Турки держатся в стороне, они господа. Не дело господ вмешиваться в драки черни. А дальше самое интересное. Те, кто отказался от России, плюнул в её сторону, напрасно думают, что породнятся и станут здесь своими. Нет, наоборот! Такие становятся ещё более чужими, презренными – они же предатели, отказавшиеся от своей страны, своего народа. А на Кавказе это последнее дело, подлое дело, потеря лица. После этого ты никто, бройлерная тушка, не человек.

– Но если у человека есть средства – может же он держаться независимо, не заискивая, не подличая, не влезая в политику?

– Жить с гордо поднятой головой всё равно не получится, рано или поздно спровоцируют на конфликт и выдавят из страны. Конечно, я не о тебе говорю, не о людях такого масштаба. Вот сейчас к остальным ещё и ваши дезертиры добавились. Этих, с клеймом трусов и беглецов, совсем опустят. А то ещё и силком погонят воевать за Украину. Если амеры скажут – здесь под козырёк возьмут. Грузины же там наёмниками воюют. Вот и этих прихватят с собой. Так что у бегунков ещё всё впереди…

– Да, нарисовал ты мне, Георгиевич, прелестный пейзаж за окном, картину маслом!

– А как ты думал! Страна у нас маленькая, много бедных, а все гордые, все хотят стать богатыми. Это только у России широкая душа. Так выпьем за Россию, Борис Дементьевич! Пусть у вас всё будет хорошо, тогда и у нас будет хорошо. А эти все хмели-сунели, что сейчас творятся, пройдут же когда-нибудь.