Форум журнала "Новая Литература"

Литвиненко Игорь. Рассказ «Последний шанс».

...– Почему они погибли?

– По глупости. Они поднялись на высокую гору, чтобы стать как можно ближе к солнцу... И солнце сожгло их.

– Сожгло? – прищуриваясь, переспросил Агесандр.

– Да, – повторил Формен. – Сожгло солнце. Они сгорели в его лучах.

– А ты? – Агесандр ещё больше сощурился. – Почему ты не сгорел вместе с ними?

– Потому что меня там не было. Я не пошёл с ними на эту проклятую гору. – Формен заговорил торопливо, с каким-то неудовольствием. – Они оставили меня внизу. Сторожить вещи. А сами ушли в гору, все ушли...

– Сторожить вещи? От кого сторожить?

– Ну... мало ли.

Агесандр недоверчиво поджал губы и несколько секунд разглядывал в упор Кона Формена. Потом тяжело откинулся на подушки и отвернулся.

– Ты врёшь, – сказал он.

Воздух над морем загустел ещё больше. Агесандру захотелось узнать, как называется этот цвет. Но он не стал спрашивать. Он ждал, когда Кон Формен встанет и уйдёт. Он уже не думал о Формене, он думал о себе и о том, что будет завтра... Надо стерпеть унижение, надо выдержать... Когда разъярённая толпа станет кричать грязную брань, а с балкона Общественной Ратуши кто-нибудь из членов Великого Кворума провозгласит тираду вечного проклятия и приговор отлучения...

– Почему ты не веришь? – прозвучал в тишине хриплый голос. – Ты первый, кто не поверил моему вранью.

– Когда говорил, ты прятал глаза.

– Сам же просил не смотреть в твою сторону.

– Не имеет значения. Кроме того, в одном месте ты допустил оплошность. Сказал, что очевидцы живут в горах, а потом поправился – жили.

– Да, ты прав.

– Но это не главное. С первой минуты я понял, то ты будешь врать.

– Это почему?

– Потому что... у тебя такое лицо.

– Может быть, – согласился Формен. – Слепцы не видели моего лица, их я легко сумел обмануть. А тебя не проведёшь.

– За эту ложь ты купил себе место в Обществе? Верно я понял?

– Да, верно! Ты догадлив, чёрт возьми. – Формен побагровел. – Я прожил с очевидцами ровно шесть месяцев, а потом пришёл к великому Кворуму и сказал, что ненавижу солнце и раскаиваюсь, раскаиваюсь, раскаиваюсь... – он уронил лицо в ладони и умолк, переживая своё давнее унижение.

– Почему ты покинул их?

Формен вскинул искажённое гримасой лицо.

– Почему я ушёл? Ты хочешь знать?

– Хотелось бы, – тихо сказал Агесандр. – Только без вранья. Если можешь, конечно.

– Ладно, скажу...

«Вода, вода, кругом вода…» Константин Ваншенкин

В список обязательной для чтения литературы эти фантазии, полагаю, включать нельзя. Хотя автор наверное старался выжать из себя нечто «гриновское». Может, перестарался? Водянисто это всё и картонно. Без обиды. Вот тут в профиле автора появилась его фотография – видать тридцатилетней с хвостиком давности. Зря, надо было тиснуть актуальную, это честнее. И кстати лет тридцать назад я бы текст принял на ура, а сейчас не смог по искушённости дочитать до конца. Не увлекло, увидел курсовую работу с невнятной позицией, паутину между строк. Простите...

Лет двадцать назад читал статью о нонконформизме в каком-то художественном журнале. Интервьюер пытал художника: что, да как? Смотрите сюда, объяснял художник, показывая некое абстрактное полотно, а потом сюда. Журналист поворачивал голову недоуменно, всё так же ничего не понимая. Перед ним были два полотна, одно известного классика живописи, другое неизвестное. Последнее было творением хозяина мастерской. Я беру квадратный сантиметр известного полотна, всматриваюсь в него и пишу, теперь поняли, объяснял нонконформист.
Теперь и я понял, что эта форма выражения себя, как ни крути, самая плодотворная. Я не увидел ничего "гриновского" в этом рассказе. Суть вещи скорее напоминает "Слепого музыканта" В. Г. Короленко. Мне нравится, что автор не стал политизировать своё волеизъявление, что он привязал его к художественной стороне восприятия человека. И правильно сделал.
Конечно, толчея букв немного утомляет, но я склонен это расценивать как невнимательность нерадивого сына по отношению к мудрому отцу.
В общем, спасибо.

В МУЗЕЕ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНЫХ ИСКУССТВ

На страданья у них был наметанный глаз.
Старые мастера, как точно они замечали,
Где у человека болит, как это в нас,
Когда кто-то ест, отворяет окно или бродит в печали,
Как рядом со старцами, которые почтительно ждут
Божественного рождения, всегда есть дети,
Которые ничего не ждут, а строгают коньками пруд
У самой опушки,—
                             художники эти
Знали — страшные муки идут своим чередом
В каком-нибудь закоулке, а рядом
Собаки ведут свою собачью жизнь, повсюду содом,
А лошадь истязателя
                             спокойно трется о дерево ладом.

В «Икаре» Брейгеля, в гибельный миг,
Все равнодушны, пахарь — словно незрячий:
Наверно, он слышал всплеск и отчаянный крик,
Но для него это не было смертельною неудачей,—
Под солнцем белели ноги, уходя в зеленое лоно
Воды, а изящный корабль, с которого не могли
Не видеть, как мальчик падает с небосклона,
Был занят плаваньем,
                             все дальше уплывал от земли...
Уистен Хью Оден
Перевод П. Грушко

Перекидывал супруге на планшет данный рассказ и решил набраться мужества, чтобы дочитать его до конца. Этого потребовал интерес и симпатия к автору. Что хочу сказать: из темы можно было выкатить нечто большее, чем интеллектуальную притчу. Если удариться в философию, то маячило показать мерзость «видимого мира» и сахарную сказочность мира «невидимого», так как знание ещё с древних времён считается у мудрецов злом. Можно было предоставить большее поле для высказывания сторонникам «очевидения», неким пассионариям, как и полнее описать насколько расширяются возможности слепцов. Возможно, тогда текст воспринимался бы логичнее. Просто красивой идеи мало, нужно ещё адекватное ей воплощение в материале букв и запятых.