Костюнин Александр. Очерк «Моё знакомство с Вячеславом Тихоновым».

...− Саша, я прочитал твой рассказ «Рукавичка», он мне очень понравился. В судьбе киноактера многое зависит от режиссера. Но без драматургии нет настоящего кино. Полонский написал прекрасный сценарий о школе. Очень смелый по тем временам. И готовый фильм долго не выпускали. Всё требовали что-то выбросить, перемонтировать. Гавриил Николаевич Троепольский написал добрую повесть о собаке. Он жил в Воронеже, никогда не рвался ни в какие президиумы. Простой, порядочный, очень талантливый, мудрый человек. «Белый Бим...» − это ведь не только о собаке. Это разговор о людях, о жизни. О том, что каждое живое существо индивидуально и нельзя судить всех по одним стандартам. Лев Толстой – отдельный разговор. Мне близки поступки князя Андрея. Его нравственные искания. Помнишь разговор Пьера и Андрея на пароме? Перечитай.

Вячеслав Васильевич говорил, и мне с ним было легко и понятно. Он делал паузы, что-то вспоминал, воскрешал в памяти:

− А помнишь, образ дуба… Человек не сразу начинает понимать жизнь, он проходит через страдания. В твоём рассказе есть глубина, есть второй и третий план, есть чувства. Это хороший материал для сценария. Не переживай, если он понравится не всем. Те, кому не понравится, пусть идут «на тусовку», как сейчас любят говорить. Там не нужно ни думать, ни сопереживать. И твой рассказ «Орфей…» тоже сильный. Я сам не охотник и никогда им не был. А всё почему… Однажды в детстве мы с ребятами не нашли, чем занять себя, и я взял из дому духовое ружьё. Пошли ватагой к Клязьме. Идём по тропке, смотрю: на берёзе стая воробьёв. Сидят себе, весело чирикают. Я вроде и не сильно целился, взял и стрельнул в центр стаи. И оттуда, сверху, прямо мне под ноги свалился маленький воробышек. Крылышки опущены, на боку перья взъерошены. Капелька крови на клювике… Я гляжу на него сверху вниз и думаю: «Зачем?» Так жалко стало… И стыдно...

Костюнин Александр. Рассказ «Афганская ёлка».

...Заранее по мегафону объявили: «Женщины и дети, покиньте населённый пункт!» Один раз сказали. Два. Не выходят. Всё, начинаем. (Военное искусство тоже требует жертв.) Пушки, ракетные установки обрушили шквал огня на хижины бабаев… Кишлак горит. Ветром дым пригибает к земле. Не бой – аутодафе.

Привезли карту. Чуть скорректировали огонь. Ещё два часа перепахивали.

 

Вдруг видим, из горящего кишлака идёт по полю женщина в чёрном.

Длиннополые одежды её разметаются ветром.

На голове белый платок.

 

Вокруг громыхает. Дым. Осколки. Шальные пули. Ад. Женщина идёт прямо на нас по открытому месту. Идёт не согнётся.

Афганские правительственные воины-сарбазы в тревоге. Стрельбу прекратили.

Подходит. На руках ребёнок. У него из носа две тонкие струйки крови. Ещё живой. Она в безумном состоянии.

Быстренько машину. Быстренько охрану. Быстренько в больницу.

 

С кем воюем, кого защищаем?!

Бред.

Хорошо – научили не сомневаться, не дрогнув, исполнять любой приказ, а то бы – труба…

Костюнин Александр. Рассказ «Полёт летучей мыши».

...Доставили нас в лагерь, помыли, одели. Всем и ботинки дали, и одёжу, старую, но чистую, без дыр. Поп молитвы принялся петь: наши подпевали, я-то не умел, слов не знал. Потом от Америки помощь была: посылки «нашим братьям из России». Выдавали один пакет на троих. Каждый свёрток загодя был вскрыт: какое-то «ко-офе» снято. Его охранники забирали себе, остальное – нам.

Вокруг, надо не надо, все по-фински чешут. Я-то с русской деревни, у меня не особо разговор, а наши как залопотали:

– О, суомалайнен! Свои!

В ответ пренебрежительно:

– Рющщю…

Ночами я ел припасённые американские сухари, ворочался на жёстких нарах и думал, думал, думал…

Другой мне виделась встреча с родиной. Для русских мы – «чухонцы», для финнов, оказывается, «рющщю»... Нигде с рождения я не был «своим». Таких называют: «гражданин Мира», но себя ведь не обманешь. Когда ни один из берегов не стал родным, чувствуешь себя дерьмом в проруби…

Костюнин Александр. Рассказ «Рукавичка».

...Ребята, робея, вставали из-за парты и, понурив голову, выдавливали одно и то  же: «Я не брал, Алла Ивановна».  

– Так, хорошо, – зло процедила наша учительница, – мы все равно найдем. Идите  сюда, по одному. Кондроева! С портфелем, с портфелем…  

Светка Кондроева, вернувшись к парте, подняла с пола свой ранец. Цепляясь  лямками за выступы парты, она, не мигая уставившись на учительницу, безвольно  стала к ней приближаться.  

– Живей давай! Как совершать преступление, так вы герои. Умейте отвечать.  

Алла Ивановна взяла из рук Светки портфель, резко перевернула его, подняла  вверх и сильно тряхнула. На учительский стол посыпались тетрадки, учебники.  Резкими щелчками застрекотали соскользнувшие на пол карандаши.  

А цепкие пальцы Аллы Ивановны портфель всё трясли и трясли.  

Выпала кукла. Уткнувшись носом в груду учебников, она застыла в неловкой  позе.  

– Ха, вот дура! – засмеялся Леха Силин. – Ляльку в школу притащила.  

Кондроева, опустив голову, молча плакала.  

Учительница по домоводству брезгливо перебрала нехитрый скарб. Ничего не  нашла.  

– Раздевайся! – хлёстко скомандовала Алла Ивановна...