Азнаурян Ованес. Рассказ «Прощание».

…И он знал, что действительно не напишет, и знал, что она будет ждать от него сообщений. Телефон лежал перед ним на журнальном столике, но он не притрагивался к нему... Он думал, что может быть помешает ей... Он знал, с кем она встречается, и думал, что она больше никогда не вернется к нему. Думал об этом с самого утра, и думал весь день, а вечером, особенно, когда начало темнеть, стал думать еще больше и еще больше мучил себя. Он знал об ее взаимоотношениях с друзьями, и думал, что она не выдержит и уйдет с кем-нибудь из них. Не то, что он был неуверен в ней; он был неуверен в самом себе, и это выражалось в следующей фразе: «Зачем ей я такой, в инвалидной коляске?».

Вчера, когда позвонили и пригласили ее на сегодняшний вечер, и когда он увидел, как она взволнована, у них случился очень тяжелый разговор. Он мучил себя и мучил ее, а потом жалел обо всем этом. Он просто говорил все время: «Я болен, Марго. Ты ведь видишь, как я болен... Зачем тебе я? Брось меня. Мне ведь плохо от того, что ты за мной ухаживаешь. Ты погибнешь вместе со мной...»…

Азнаурян Ованес. Повесть «Последний полет Жанны».

...Так все и кончилось, и я умерла, ибо это была настоящая смерть, и пусть кто-либо скажет, что не такой бывает смерть. Я потеряла свою любовь, потеряла навсегда, и дело было не в том, что моя бабушка, которая всю жизнь хотела мне добра, но всю жизнь делала мне больно, запретила мне встречаться с Айки (я бы, понятно, ее не послушалась и встречалась тайно). Дело было в том, что о разговоре моей бабушки и матери Айки (“с особой важностью произносится в уме ее фамилия”) узнал сам Айки, мой Айки, и тогда не только все кончилось, но и началось нечто совсем другое, и это было похоже на надругательство над трупом уже умершего человека (трупом была я): Айки решил мстить мне. Первое, что он сделал, это однажды, когда я возвращалась домой из школы (уже одна, без него!), он подошел ко мне и в присутствии своих друзей дал мне пощечину; я упала на асфальт и потом с трудом (голова кружилась) поднялась на ноги под хохот 6-7 подонков, дружков Айки, и я пошла домой, думая о том, как объяснить бабушке, почему у меня правая щека вся красная (Айки был левшой). Потом Айки поступил еще подлее. Он распустил слух у себя во дворе, в своей школе, а также в моей школе, что я переспала с ним, что я умею делать всякие такие вещи в постели и т.д. Это означало, что я уже не могла вернуться домой без того, чтоб меня не сопровождала целая орава мальчиков из младших классов, которые кричали мне вслед всякие грязные слова… Это продолжалось целый год, и тогда я хотела покончить жизнь самоубийством, рисовала в своих тетрадках повешенных, зарезанных и т.д., и не сделала этого только потому, что пожалела бабушку (которая убила мою любовь). Это было страшное время, похожее на сплошной кромешный, нескончаемый ад, и я никому не могла ничего рассказать, ни у кого попросить о помощи; я это должна была нести в себе и терпеть (в последствии это мне очень помогло в жизни; выжив тогда, в то страшное время, я уже научилась выживать всегда, несмотря ни на что!)...

Азнаурян Ованес. Рассказ «Летом».

…Теперь он бросил подальше окурок сигареты и стал протирать лобовое стекло машины. Машина была старая, но прекрасно служила, к тому же была недавно отремонтирована, и он любил свою машину и пока что не хотел с ней расставаться. Зачем расставаться? Еще неизвестно, какой окажется новая…

Он подумал о жене. Подумал даже с какой-то нежностью, и это его удивило, но он сам сразу же нашел причину этой нежности: две ночи они были вместе. Это было какое-то сумасшествие, очень давно не испытанное и тем более непонятное. Этого не должно было быть. И они не за тем сюда приехали… А для чего приехали? Приехали ради дочери. Так и было решено сначала. Что эти субботу и воскресенье они приедут на дачу, проведут два дня вместе, отметят день рождения дочери, чтоб потом поехать обратно в город и распрощаться… И то, что случилось в ночь с субботы на воскресенье, и потом повторилось этой ночью, не должно было случиться. Но это случилось… И что с этим теперь делать?..