Голубовский Юрий. Рассказ «Черемша».

И вот получается, что он заблудился. Это было даже интересно. В местах, где он уже не в первый раз собирает дикий чеснок. Началось всё с самого начала скверно. Поссорился с отчимом. С ним мать сошлась, когда ему было шесть лет. Родной батя пил по-чёрному. Месячными запоями. Какая женщина такое выдержит? Отчим трезвенником тоже не был, но он хотя бы не орал дурниной и не бил его и мать. В остальном достоинств больших он не видел. Понимал, что матери нужен какой-никакой мужик. Бабушка всё любила говаривать – одинокая баба, что репей у дороги. Всяк прошедший ущипнуть норовит. Да и он не лучше. По нему пословица практически прошла катком, придавив всей тяжестью, – где крови ни ложки, жалости ни крошки. После того как мать родила сестрёнку, про него вообще забыли. Рос брошенным. Ходил с детства, где хотел и сколько душа желает. Любые поездки к дальним и ближним родственникам не только не возбранялись, но даже и приветствовались. Условие было одно – не загреметь в тюрягу. Прошедший девятый класс прошёл в кошмаре. Отчим ещё с осени стал подсовывать всякие рекламации о поступлении в военные училища с полным гособеспечением. Расписывал цветные перспективы будущего полковника. Приёмный папаша не скупился на краски. После очередной бомбардировки генеральскими погонами он выскочил из дома и, забившись на сеновале, рыдал от бессилия. Было мерзко от того, как красиво он хочет от него избавиться. Помнится, была тогда мысль уйти в лес, заблудиться и сдохнуть там. Чтоб новый папаша наконец-то успокоился.

И вот мечта, похоже, сбылась...

Голубовский Юрий. Рассказ «Джос».

Лосиха пришла телиться в это место уже не в первый раз. Не одно поколение лосей вышло из этих уютных мест. Здесь было всё, что нужно для молодых лосят. И большие чистые поляны, и густой хвойник, и высокие, врезающиеся в болота гривы. На этих языках, лишённых деревьев и продуваемых со всех сторон ветрами, очень часто отдыхало лосиное семейство. Здесь они нежились под лучами майского солнца. Комар ещё не поднялся. Редкое в Сибири время благоденствия. Лосятам было десять дней от роду. Они уже уверенно держались на своих тонких ножках. Насосавшись молока, даже порой дурачились, не отходя однако далеко от матери. Быстро утомившись, падали на сухую прошлогоднюю траву, сквозь которую уже пробивалась молодая зелёная поросль.

Лосиха с виду всегда была спокойна. Если не брать в расчёт постоянно двигающиеся уши, фиксирующие все звуки леса, и раздувающиеся ноздри. Через них проходили все запахи, приносимые ветром. Иногда она замирала, резко повернув голову в сторону источника звука или запаха. Поняв, что ничего не угрожает, опять расслаблялась. Начинала лизать лосят. Так прошло ещё семь дней. Было всё как всегда. Ещё в сумерках сходили на солонец. Покрутились по лесу. Напились болотной воды. Уже заметно рассвело, когда они вышли к подножью любимой гривы. Потоптавшись на месте, опытная мать повела лосят вдоль горы. Пройдя приличное расстояние, поднялись по одному из логов на материк. Опять стояли. Слушали. Не идёт ли кто по их следу. Потом, не спеша, останавливаясь и принюхиваясь, лосиха дала большую петлю и вернулась обратно. Пройдя по врезающемуся в болото языку, легла на его вершине под свой утренний след. Солнце было уже в зените, как вдруг лосиха резко встала. Раздувая ноздри, она, казалось, с жадностью глотала потоки воздуха. Лосята ещё ни разу не видели её такой. Тревога передалась и им. Вскочив, они прижались к матери, не понимая, что происходит. Лосиха напряжённо смотрела вниз, в густой болотный подлесок, откуда несколько часов назад они вышли.

Вонь усилилась настолько, что её почувствовали теперь и лосята. Запах настолько отвратительный и резкий, что телята даже стали трясти мордочками. Мать была словно высечена из камня. Был ещё шанс, что незваный гость пройдёт мимо. Тянулись минуты...