Когда пишешь подобного рода затеси...

Кроме двух топонимов: названия деревни и реки - ни одна из реалий и ни одно из событий, описанных в произведении, не имели места в действительности. Жаль, что кому-то в наше время ещё приходится напоминать о таком понятии, как "художественный вымысел". Допускаю, что иных читателей сбивает с толку выбранная манера повествования - от первого лица. Но тут уж одно из двух: или ты литературный девственник и с благоговейным придыханием веришь каждому печатному слову, или ты критикан-самосейка, из тех, что торопятся заполонить  неубиваемым чертополохом доморощенного резонерства всё, до чего дотянутся, и поучать пишущих, как и что им следует говорить.

Соколова Наталья. Повесть «Шумы, помехи и высокие частоты Ангелины Зябликовой».

...Всё становится слегка нереальным, даже твои друзья и старая мудрая собака, да и ты сама, и только чуткая ко всему на свете твоя душа еще бодрствует и взыскует, но и она мало-помалу разматывает волшебный клубочек, все свои недавние томления и горести, чтобы взмыть в высоком и лучезарном одиночестве в безмерную полноту бытия, навстречу невечернему свету, и в свой срок раскованные вещими снами хлынут к тебе неизмеримая радость и вечная любовь, чтобы прорасти в тебе новой жизнью, новой бесконечностью и новым беспокойством.

Неси меня, река, неси...

Соколова Наталья. Роман «Cocotau».

Старость – это старость. Постепенно ты привыкаешь к своему телу как к чужому, новому для тебя. Как к неловко сшитому костюму, который постоянно где-то жмет и тянет, и надо помнить об его изъянах, чтобы ненароком не попасть впросак.

Что ж, годы, годы… Но мои года – это прежде всего повод для гордости. И рассказ о них станет Золотым храмом моей судьбы. Исповедью сына века. Первой в своем роде. Оставим за скобками воззрения томных котов и хронологическое биение и тиканье собачьих сердец. Что толкового могут явить миру бескрылые немые, шныряющие исключительно по земле под ногами своих таких же бескрылых хозяев. Несовершенную же человеческую природу отчасти извиняет только то, что они, люди, иногда все-таки умудряются сделать правильный выбор спутника своей жизни и приближают к себе такую исключительную особь, как я. Меня, императора духа и мысли, призванного скрасить их суровые будни (пустое и праздное человеческое заблуждение), в действительности же пролагающего собственное дао в испещренном трассами чужих пернатых судеб пространстве. Гедонист, эпикуреец, завсегдатай горних олимпийских пиров, но и свидетель, соглядатай адской изнанки жизни homos soveticus, каким он стал еще до Советов и остался прежним после величайшей геополитической катастрофы двадцатого века.

Да, много воды утечет и мисочек с кормом сменится, прежде чем я произнесу с облегчением: еще одно последнее сказанье, и летопись окончена моя. Пугает ли меня взятый на себя труд? И да, и нет. Привычка к дозированности и упорядоченности возьмет свое, и я сделаю это дело – пошагово, ступенчато, порционно. Торопиться мне некуда, хотя крылатое memento mori с каждым днем становится для меня все актуальнее. Это моя схима, мой подвиг, предвижу – сизифов труд, ибо колодец памяти неисчерпаем, и танталовы муки – ведь сколько ни входи в воды юности, живой и молодильной она для тебя не станет...