Маверик Джон.
Сборник рассказов «Все художники попадают в ад».
...Утро было свежим и размытым, будто прорисованным бледной акварелью. Солнце охристыми пятнами окропило круглый стол, тёплый и слегка влажный на ощупь, каким бывает только свежее дерево, ещё пахнущее лесом и смолой. За окном пенистой зелёной киноварью расплескались тополя. Сегодня Лина закрутила волосы в толстый жгут и перекинула через плечо. На её щеке золотился лёгкий пушок. Мочка уха розовела нежно, как предзакатное небо.
Марек не любовался игрой оттенков, а пил их бережными глотками, как очень дорогой и очень сладкий ликёр. Он успевал отмечать, как хорошо смотрится блестящий кофейник посреди стола, как мягко просвечивает фарфоровая чашка, как живописно сгруппировались на блюде бутерброды с колбасой. Он почти не слышал то, что читала жена, пока одна фраза не царапнула слух.
– Все писатели попадают в ад? Это ещё почему?
Хотя литературу Марек не любил, а большинство авторов считал праздными пустословами: ему претило вчитываться в то, что можно ухватить разом, цельной картинкой – столь суровый приговор удивил даже его.
Лина хрустнула газетой, расправляя на коленях листок дудвайлерского Вохеншпигеля.
– Журналисты, – пояснила она, – придумывают всякие нелепости. Ад, рай и прочие библейские клише – а смысла на цент. Только бы привлечь внимание. Так ты будешь слушать статью?
– Буду, – покорно согласился Марек.
Под нелепо броским заголовком оказалась банальная выдержка из городской криминальной хроники. Известный писатель покончил с собой, оставив на столе записку: «Моя жизнь лишилась смысла». Обстоятельства самоубийства расследуются. Мэр города Саарбрюккена выражает соболезнования дочери и внукам покойного.
– Странный народ эти бумагомараки, – сказала Лина. – Только чудаки-писатели пытаются отыскать в жизни какой-то смысл. И попадаются в собственную ловушку. Не понимаю таких людей, – пожаловалась она.
Марек неуверенно кивнул и поёжился. Обычно серый, как нудная осенняя морось, газетный текст вдруг окрасился для него в оранжевый цвет опасности, как будто короткое словечко «все» относилось и к нему. Писатели, художники или музыканты – каждый воспринимает мир на свой лад, но при этом каждый старается перепрыгнуть через что-то внутри себя, и ад один на всех. Ад – это пустота, в которую срываешься, если прыгнул слишком высоко...