...Через полчаса Макеев был готов – чисто выбрит, обряжен в костюм, купленный в Милане, и туфли, купленные в Лондоне. Под мышкой он держал кожаный портфель с бронзовыми застёжками.
Сел в машину, глянул в зеркало. Исфандияр-ака восседал на заднем сиденье и невозмутимо смотрел вперёд.
– Ну, Хоттабыч, поехали, – сказал Макеев, поворачивая ключ зажигания.
На повороте Макеев притормозил около знакомого шалмана, где его уже ждали. На обочине топтался смуглый парнишка, не то узбек, не то таджик. Макеев обменял купюру на замасленный пакет, от которого валил пар, и передал пакет Исфандияру. Процедура напоминала дозаправку самолета в воздухе, настолько слаженно действовали все участники.
Машина покатила по Новой Риге. В зеркале заднего вида Макеев увидел привычную картину. Старик с длинной серебристой бородой сжимал лепёшку ладонями и жадно втягивал ноздрями горячий хлебный дух.
В который раз Макеев пообещал себе проследить, что же произойдёт с лепёшкой. С тем, что Исфандияр-ака является галлюцинацией, он давно смирился, но куда девается лепёшка? Ни разу он не находил в салоне не только её саму, но и крошек.
Галлюцинация съела материальный предмет? Чушь какая…
Или приходится признать, что всё, что его окружает, тоже галлюцинации. И дом в три этажа, и жена, и вот этот мерс, и тандырная на повороте, и он сам.
И как будто в пандан его мыслям ветер вздул крупитчатый снег, завертел, скрывая лес по обеим сторонам шоссе, бросил горсть на лобовое стекло.
Не-ет, не галлюцинация, врёшь! Немецкие откалиброванные дворники дисциплинированно замахали, стирая с безупречно прозрачного стекла снежное российское недоразумение.
Омыватели, подогреватели, климат-контроль, вкусный кожаный запах.
Кстати, о запахе. Исфандияр-ака сидел, мирно сложив руки на коленях. Лепёшки не было. Вот блин, незадача! Ну ладно, завтра-то он точно проследит...
