Бреднев Владимир.
Повесть «Годины».
...Через неделю ночью в дверь Максимовой избы раздался требовательный стук. Гринька, ставший уже подростком, поднялся первый. И хотел уже скинуть засов, но отец остановил. Максим молча потянул сына в дальнюю комнату.
– Гриня, быстро в мешок порты, рубашку, краюху, денег, сколько есть, и в окно. Поди, не догадались вокруг встать. И беги огородами, беги в город.
– Тятя, что случилось?
– Давай, сын. Давай. И про меня никому ни слова. Детдомовский. Это, сын, годины пришли. Те самые камни с неба, с которыми не совладать, – проговорил Максим уже в распахнутое окно.
В дверь били прикладами. Максим пошел открывать.
Товарищ Кащий состарился, но Максим узнал его сразу.
– Собирайтесь, гражданин Яровеев, – спокойно, без эмоций, сказал Кащий.
– Может, скажете, в чём дело?
– Скажу. Вас обвиняют в целенаправленном вредительстве экономике советского государства, в попустительстве врагам народа и симпатиях к бывшим белоказакам и белогвардейцам. Сам вы сын раскулаченного собственника, станичного атамана. Бывший царский офицер казачьих войск, доблестно сражавшийся за царя на империалистической войне.
– Ты, товарищ Кащий, войну не трогай. Я там с врагами России-матушки бился.
– Во-первых, я вам не товарищ, гражданин Яровеев, а во-вторых, вы тогда против интернациональных принципов выступали, кровавого царя и его гнилой и ненавистный строй защищали.
– Да уж, в интендантской роте не ошивался, – зло проговорил Максим.
Кащий только усмехнулся. Кивнул в сторону Максима, и солдат из НКВД застегнул на руках бывшего председателя колхоза «Светлый путь» воронёные блестящие наручники...