...А солнечный луч заигрался в Наташкиных волосах… Паша вдруг испытал озарение. Её тёплая шея, покрытая детским пушком, это миниатюрное ушко, словно розовое, прозрачное на просвет средоточие женственности. Он унёс этот образ домой, он блаженно и трепетно, спрятав в себя глубоко, с этим образом пил молоко, с этим образом умывался, этот образ ласкал зрачками сквозь плывущие мимо книжные строки, двоящиеся и ускользающие из фокуса в мягкой вибрации, подобно обиженному отражению лица в потревоженной ветром воде. А потом он в лишённой намёка на сон темноте рисовал себе мыслью её, повлажневшей ладонью водил по подушке, которой назначил завидную роль нежной девы… Ушко… шея… и Паша уплыл в мир грёз, где, уже осмелев, он продолжил свой путь до горячих плеч, живота… в эту ночь он изведал всё (как казалось ему), дошёл до запретных глубин…
Золотящийся завиток волос. Павла после вынесло в жизнь. Он пыхтел, покоряя вершины, дрался, делал открытия, методично трудился, терял и находил, взмывал в небеса и месил по болотам грязь. Он влюблялся и разочаровывался. Он женился, он создал дом, он по камешку выстроил мир, насыщая его дарами, метками памяти, атрибутами счастья… но порой, замерев на миг посреди траектории бега, он выхватывал из суеты краем глаза, нет, краем мысли… золотящийся завиток волос. Раза два Паша ошарашено просыпался с чувством, будто что-то оставил во сне, её образ, её тепло… и сомнения мучили непутёвую голову аж до вечера – вдруг тогда он ошибся… вдруг он самое главное упустил… свернул не туда… проспал, потерял… а могла жизнь случиться иной...
