 |
Олег Бондаренко
Пьеса
Творческий вечер господина Иваниди как способ продвижения поэзии
Действующие лица:
Иваниди – поэт Петрофф – издатель Сидорофф – литературный критик Ковалёфф – педагог Бубликофф – госслужащий Журавлёфф – врач Каменефф – скульптор Зиновьефф – программист Гаврикофф – академик Мельникофф – физик-ядерщик Задофф – юрист Смирнофф – бармен Хренофф – кладбищенский сторож Следователь
На сцене полная темнота, ничего не видно. Загорается свет – но постепенно, он становится всё ярче, ярче – пока не достигает обычного сценического уровня. На переднем плане виден длинный-предлинный стол, протянувшийся через всю сцену. За столом тринадцать человек, причем один из них – в центре – стоит с бумагами в руках, лицом к зрителям, а остальные сидят по разные стороны от него: шестеро слева, тоже к залу, хотя взглядами обращены к стоящему, и еще шестеро – справа, и тоже взирают на центрового. На столе – остатки ужина, посуда, графины с недопитым вином, чайники и чашки. Картина структурно воспроизводит «Тайную вечерю» Леонардо да Винчи. Задник – декорация – выполнен как продолжение «Вечери», он должен подчёркивать сходство. Стоящий в центре – худой, с бородкой и возвышенным взглядом; в нём должно быть нечто неземное. Все остальные – по виду обычные люди, двенадцать обыкновенных мужчин. Поскольку они разных профессий и занятий, то одеты не однообразно. Начинается всё с немой сцены. Присутствующие застыли в определённых позах. Главный, стоящий – величественен, очевидно, он только что закончил читать вслух текст, который всё ещё держит перед собой. Сидящие за столом – потрясены либо в состоянии крайнего изумления, восхищения, кое-кто в растерянности. Чувствуется, что они только что внимали выступавшему и находятся под сильным впечатлением. Минуты две на сцене ничего не происходит… Постепенное пробуждение. Люди приходят в себя, начинают двигаться, оживают. Они возбуждены.
СИДОРОФФ: Это… Это просто… потрясающе! Слов нет!!! Господин Иваниди, сегодня вы превзошли самого себя!!! КОВАЛЁФФ (пылко): Да-да, я согласен с нашим литературным критиком! Господин Сидорофф правильно сказал: удивительно! Вос-хи-ти-тель-но! То, что вы нам сейчас прочли, – кому ещё дано так написать?! Силища!!!!! Какой сло-ог!.. У-у-у!.. БУБЛИКОФФ (перебивая): Господи ты Боже… Господин Ковалёфф, дайте и мне сказать!.. Разве мог я, простой госслужащий Бубликофф, подумать-с, что одним из первых услышу-с эту гениальную поэму?!. Невероятно! Браво, поэт! Браво-о-о!!! БОЛЬШИНСТВО ГОЛОСОВ (сначала нестройно, потом в унисон): Браво-о-о-о!!! Виват!!! Вива-а-ат!!! Молодец! Молоде-е-ец!!! Люди в крайней степени возбуждения, горячатся, тяжело дышат, некоторые плачут от избытка чувств. ИВАНИДИ, он же центральная фигура за столом (тронутый вниманием): Спасибо, друзья мои… Вы такие благодарные слушатели… Каждый раз, когда я на таких литературных посиделках читаю вам, я чувствую себя по-настоящему нужным! Присутствующие взрываются. Всякий пытается вставить слово. Галдёж. ЖУРАВЛЁФФ (пытаясь перекричать): Что значит нужным, господин Иваниди?! Да вы – величайший поэт нашего времени!!! Я… – тихо, тихо! – всегда знал, что ваши стихи творения несут человечеству добро – это я как врач заявляю, я же знаю, как действуют стихи на пациентов! Но нынешняя поэма – вообще нечто сногсшибательное. Вы перевернули современную литературу! Перевернули мир! Факт!!! ИВАНИДИ: Друзья мои… КАМЕНЕФФ (восторженно): О-хо-хо! Доктор попал в точку. Верно, господин Журавлёфф, верно! Мне пришло в голову увековечить вашу поэму в камне! И вас – как солнце на этом монументе! Не будь я скульптором, о-хо-хо!!! Шум продолжается. На сцене витает дух чего-то светлого, необыкновенного. ЗИНОВЬЕФФ (поднимая обе руки вверх): Ноль-один! Один-ноль! Программисты присоединяются к скульпторам! – правильно я говорю, господин Каменефф? От лица всех программистов – гип-гип ура!!! Мы напишем великую программу в вашу честь! КАМЕНЕФФ: Поддерживаю, господин Зиновьефф! ЗИНОВЬЕФФ: Вот-вот! Вы, господин Иваниди, заставили нас отвлечься от компьютера и выслушать вас сегодня! А это что-то да значит! Вы показали нам красоту всего сущего! Утвердили торжество Человека! В вашу пользу: один-ноль!!! Радуются как дети. ИВАНИДИ: Но, мои друзья… ГАВРИКОФФ: Постойте, постойте. Вы, гм, хотите услышать моё мнение академика? То, что думают учёные? СИДОРОФФ: Это было бы интересно, господин Гаврикофф! ГАВРИКОФФ (авторитетно): Так вот, гм… Мы считаем, что сегодняшний литературный вечер открывает новую страницу в истории культуры. Объективно, гм, – это необычный подход к слову как таковому, подход креативный, он позволяет взглянуть на поэтическое творчество под другим углом. Мы-то думали, что возможности языка исчерпаны, гм, что за минувшие века из поэзии выжали всё «до капли», и перспектив её развития нет. Вы, гм, показали, что это не так! МЕЛЬНИКОФФ (вскакивая с места): Учёные-теоретики согласны! Учёные-практики «за»! Я как физик-ядерщик заявляю: академик Гаврикофф прав! Господин Иваниди стирает грань между физикой и лирикой! Это новый шаг в культуре Земли! ГАВРИКОФФ (довольный): Садитесь, господин Мельникофф. Гм. МЕЛЬНИКОФФ (садится): А вы, господин Иваниди… ГАВРИКОФФ (продолжает, как бы подхватывает): …всегда можете рассчитывать на нас, вашу, гм, благодарную аудиторию… СИДОРОФФ: …Ваших верных читателей и почитателей!.. КОВАЛЁФФ: …Ваших последователей!!! У-у-у!.. ЖУРАВЛЁФФ: Факт!!! Все одобрительно шумят. Двое-трое присутствующих хлопают в ладоши. ИВАНИДИ (смущённо): Право, друзья мои, право… СМИРНОФФ: Может, выпьем по такому поводу? Моя душа бармена предлагает налить! О-па! Ходит вдоль стола, разливает вино. Впрочем, присутствующие, взволнованные, почти не обращают на него внимания. БУБЛИКОФФ (обращаясь к Смирноффу, едва слышно сквозь гам): Господин Смирнофф, мне не наливайте, мне ещё на службу-с!.. СМИРНОФФ (Бубликоффу, наливая): О-па! ЗАДОФФ (до этого сидел скорее задумчиво, с озадаченным лицом): Прошу слова! Прошу слова!.. (Встаёт, берёт в руки бокал, поднимает его, потом машинально ставит обратно на стол). Юристы – тоже должны вставить своё слово. Знаете… Моё мнение – я бы посоветовал – в идеале – читать эти стихи, эту поэму – заключённым – в тюрьмах. Знаете, это приведёт к очищению души и – перерождению – зеки начнут новую жизнь!.. Я уверен! СМИРНОФФ: Так выпьем, господин Задофф! Выпьем, господа! Все сидя выпивают, обратившись к Иваниди. Задофф берёт со стола бокал, держит его задумчиво и восхищённо, потом ставит на стол нетронутым. Бубликофф долго колеблется – пить или не пить, смотрит на окружающих и, наконец, решившись, «чокается» на расстоянии с Иваниди, пригубливает. Сам Иваниди, потупивши взор, скромно стоит. Свет вспыхивает очень ярко, мерцая, освещая сцену волшебными огнями. Слышен низкий и торжественный непродолжительный музыкальный звук. ХРЕНОФФ (ставя бокал и приподнимаясь): Как хорошо-о!.. Как з-здорово!.. Я с-сидел, с-слушал и не н-нарадовался. При моей-то профессии м-могильщика – вот оно, по-настоящему ж-живое! Живое с-слово! Спасибо, что п-пригласили и в этот р-раз. Ненавижу всяческую м-мертвечину, обожаю всяческую ж… ж-ж… ж-ж-ж… СИДОРОФФ: Прошу вас, господин Хренофф, сегодня – только не о могилах. И не о жопах. Лучше поговорить об издании этого бессмертного творения, что мы услышали. ЖУРАВЛЁФФ: Ну да. Факт! КОВАЛЁФФ: В самом деле! Мы ещё не слышали мнения издателя, который также присутствует среди нас сегодня и – почему-то – скромно молчит в сторонке! У-у-у! Господин Петрофф, вы-то что скажете?! ПЕТРОФФ: Я не молчу «скромно и в сторонке», просто у меня нет слов, господин Журавлёфф, чтобы всё выразить! Чтобы охарактеризовать этот шедевр! Да поэма просто превосходна! Она гениальна! МЕЛЬНИКОФФ: Издать, издать, издать, издать! ЗИНОВЬЕФФ: Один-ноль! Это должны прочитать все! СМИРНОФФ: Все на земле!!! БУБЛИКОФФ: Но вы же понимаете-с?! ГАВРИКОФФ: Это невозможно, к сожалению! Гм… ЗАДОФФ: Да-да – невозможно – увы! КАМЕНЕФФ: О-хо-хо! Это ещё почему?! ПЕТРОФФ: Вроде бы это уже обсуждалось. В прошлый раз. Может, кто не был? Напоминаю и разжёвываю: публикация таких талантливых произведений запрещена законом. За-ко-ном!!! ПРИСУТСТВУЮЩИЕ (БОЛЬШИНСТВО) – ЖУРАВЛЁФФ, КОВАЛЁФФ, МЕЛЬНИКОФФ, КАМЕНЕФФ, ЗИНОВЬЕФФ, СМИРНОФФ, ХРЕНОФФ: Что-о-о??!!! От изумления люди привстают и застывают в разных позах. Застыли также и остальные – может быть, в знак солидарности или несогласия с заявленным законом. В течение минуты длится немая сцена. ХРЕНОФФ (оживая): Ч-ч-что т-такое вы сказали?! КОВАЛЁФФ: Да это абсурд! У-у-у!.. КАМЕНЕФФ: Какие глупости, господин издатель! Вы думаете, что говорите?! ЗИНОВЬЕФФ: Господин Петрофф, извольте объясниться! МЕЛЬНИКОФФ (Иваниди): Неужели это правда? ИВАНИДИ (стоит подавленный): Да, мои друзья… ЖУРАВЛЁФФ: А ведь и в самом деле, что-то я такое слышал… Кажется, в прошлую нашу встречу… Но голова тогда была занята другим: поэзия господина Иваниди затмила мне разум! Факт! ПЕТРОФФ (строгий, мрачный, торжественный): Короче, господа, напоминаю и разжёвываю: в настоящее время действует положение, согласно которому не разрешено издание из ряда вон выходящих вещей. Но это не распространяется на классиков. МЕЛЬНИКОФФ (встревает): Что за бред? Может, я чего-то недопонимаю? СИДОРОФФ: Ну, конечно, наш дорогой физик-ядерщик, вы же далеки от литературы. Сидите за своим синхрофазотроном! ГАВРИКОФФ (со вздохом): Он ещё со школы, гм, такой непонятливый… ПЕТРОФФ (Задоффу): Господин Задофф, вы как юрист можете доходчиво разъяснить тем, кто не в теме? Почему невозможно просто так взять и издать бессмертное произведение? ХРЕНОФФ (вставляет, с места): Бессмертное! Именно ч-что б-бесмертное!.. Шум за столом. Все расстроены, сбиты с толку, говорят что-то громко и невпопад. КОВАЛЁФФ: Просветите нас, тупых, пожалуйста! У-у! ЗИНОВЬЕФФ: Ноль-один! Один-ноль!.. ЖУРАВЛЁФФ: Тише! Тс-с! Говорите, господин Задофф!.. ЗАДОФФ (прокашлялся): В общем, так… Для издания данной поэмы – юридических оснований – нет. (С болью в глазах смотрит на Иваниди, который стоит молча и отстранённо, опустив голову, как будто он вовсе и не здесь). В настоящее время – установлен порядок – литературные произведения подаются в издательства в цифровом виде – только так. А в программе – в которой набирают текст – есть разные функции, вроде статистики – сколько всего слов, знаков, пробелов и прочая. Есть также одна неявная функция – её можно включить: Ай-Эл-Эл – латинскими: ILL. Вы, господин Мельникофф, и вы, господин Зиновьефф, – литературным творчеством не занимаетесь – оно вам не надо – потому не в курсе. А вот для господина Петроффа – он издатель – индекс ILL имеет – принципиальное – значение. Как и для наших – государственных людей – господ Бубликоффа – Гаврикоффа… ГАВРИКОФФ: Давайте без перехода на личности. Говорите, гм, по существу! ИВАНИДИ (как бы очнувшись): Друзья мои! Друзья мои! КОВАЛЁФФ: Минуточку, господин Иваниди! Пусть господин юрист доскажет… ЗАДОФФ: Да-да – так вот. Продолжаю. ILL – означает – индекс литературного уровня – или – литературной глубины. Рассчитывается автоматически – системой – сначала на первые пятьсот слов текста – потом корректируется – через каждые следующие пятьсот слов. Как понимать? – а так. Вы получаете представление – насколько текст силён – с литературной точки зрения. Система определяет уровень таланта автора – с помощью сложнейших и тончайших вычислений – электронный мозг. Обычный пользователь – не обращает внимания. Но издатель – при работе – с рукописями – в электронном виде – всегда начинает со служебной информации – а каков ILL? – поданного на рассмотрение рассказа, романа, стихотворения? КАМЕНЕФФ: О-хо-хо! ХРЕНОФФ: Ж-ж! Ж-ж-ж!! Ж-ж-ж-ж!!! КОВАЛЁФФ: У-у-у!.. ЗАДОФФ: Тише – господа – тише! СИДОРОФФ (волнуясь): Можно я, можно я дальше!.. ЗАДОФФ: Давайте, господин Сидорофф, давайте, господин критик, валяйте. СИДОРОФФ: Этот коварный индекс ILL в идеале не должен превышать 850 единиц. То есть он может быть какой угодно, но приветствуется не более этой планки. Иваниди вздыхает и грустно опускает глаза. ПЕТРОФФ: Правильно, если до 850 – то можно издавать. Без проблем! На коммерческий успех книги малый индекс не влияет – подавляющее большинство современных бестселлеров имеют много меньше, например, 400 или 500… Но если число единиц от 850 до 1000, то произведение передаётся на рассмотрение специальной рабочей группы. И эксперты принимают решение, допускать его в печать или нет. СИДОРОФФ: Господин Петрофф, я ведь попросил слова? Зачем меня перебивать, а? Что с того, что вы издатель? Я тоже имею отношение к литературе! ПЕТРОФФ: Извините, господин Сидорофф… ИВАНИДИ: Друзья мои, только не ссорьтесь, ради Бога!.. СИДОРОФФ: Я скажу! Я скажу! Если индекс зашкаливает за 1000 единиц – а это видно при включении функции проверки текста, – то произведение вообще отклоняется, сразу и безоговорочно. По закону «О равноправии в литературе» оно не подлежит рассмотрению издателями! Ибо неполиткорректно выделяться из массы. Это может унизить остальных авторов, обидеть их до глубины души, повлиять на самооценку. Что, в свою очередь, повлияет на их работоспособность, производительность и, скажем так, социальную значимость. КОВАЛЁФФ: У-у!.. БУБЛИКОФФ: Про размышления-с не забудьте… СИДОРОФФ: Да, и про размышления. Если индекс слишком высок, то у читателя появляется особое, неэффективное состояние ума и эмоций, человек отвлекается на ненужные мысли и становится помехой коллективу. КАМЕНЕФФ: Точно подмечено, господин Сидорофф! Вроде как в музыке: слушать симфонический оркестр – и думать, переживать. Появляются сомнения насчёт нашего мира… А есть простой весёлый поп. Наушники надел – и точно уж не отвлекаешься на размышления. Раньше, при господине Сталине в каждом помещении висели на стене радиоприемники, раз! – и в шесть утра подъём, зарядка, гимн и т.п., хочешь – не хочешь – слушай, это чтобы не дать места разным думам. А нынче и господин Сталин не нужен: наушники в уши, сам себе (показывает жестом) – и фью-у-ить! Охо-хо! Свет вспыхивает очень ярко, мерцая, освещая сцену диссонирующими огнями. Слышен визгливый и неприятный, сумбурный непродолжительный музыкальный звук. ПЕТРОФФ: Полноте, полноте, господин Каменефф… Музыка музыкой, а литература литературой… Зачем равнять. И потом – вопросы экологии… Книги материальны, в отличие от музыки… МЕЛЬНИКОФФ: Что сие значит? ГАВРИКОФФ: Отвечу. Как академик. Экология, гм, будет ухудшаться в случае публикации «нездоровых» книг, в смысле произведений, чей индекс слишком высок. Сами посудите – сколько бумаги нужно, гм, затратить на их издание, и соответственно сколько нужно вырубить тайги, джунглей. Гм. А выхлоп – сомнителен… ХРЕНОФФ: Закопать их всех, з-закопать!.. ЗИНОВЬЕФФ: Один-ноль! СМИРНОФФ: Господа, давайте выпьем! Я налью?.. БУБЛИКОФФ (задумчиво): А если – идея-с! – просто разместить поэму господина Иваниди в виртуальных-с сетях-с? И тогда мы сохраним-с сотни гектаров леса! ЗИНОВЬЕФФ: Проехали! Это нереально! Нынче за каждый лишний мегабайт в интернете платишь провайдерам и хостерам, только так! Это я вам как специалист говорю! Пятьсот слов – максимум, что можно бесплатно обнародовать, потом идут всякие накрутки, наценки да плюс налоги. Нет смысла! Кто будет здоровенную поэму господина Иваниди размещать? И главное, читать?! Дорого! Ноль-один – один-ноль! СМИРНОФФ: Нет, право, господа, следует выпить, чтобы сохранить ясность ума! МЕЛЬНИКОФФ (не слушая Смирноффа): Господин Петрофф! Господин Петрофф! А вы что-то там изволили говорить про классиков. Им, что ли, можно? Публиковаться? А господину Иваниди нет? Так, выходит? ЖУРАВЛЁФФ: Факт! ПЕТРОФФ: Да, действительно, господин Мельникофф, классиков можно по закону издавать без ограничений. На них индекс ILL не распространяется. На то они и классики. ГАВРИКОФФ: Гм… ХРЕНОФФ: Ж-ж-ж-ж-ж… ИВАНИДИ: Друзья мои, полноте… БУБЛИКОФФ: Классиков всегда публикуют-с! Вот так-с! КАМЕНЕФФ: Но что надо сделать, чтобы стать классиком? ЗАДОФФ: Разрешите мне – пояснить – как юристу… Тише! Классиком признаётся любой автор – чей индекс литературного уровня ILL превышает 1000 единиц – при условии – перехода – авторского права на произведение – во владение государства и общества. То есть – после документально подтверждённой – кончины автора. Так гласит закон. МЕЛЬНИКОФФ: Боже мой! Боже мой! ГАВРИКОФФ: Гм… КОВАЛЁФФ: У-у-у-у!.. ХРЕНОФФ: З-з-з-закопать!.. ЖУРАВЛЁФФ: Факт! Шум на сцене. Присутствующие галдят, не дают друг другу слова сказать. Волнуются. Расчувствовались. Иваниди закрывает лицо руками и так стоит; может быть, он плачет? старается отключиться?? дистанцироваться от того, что происходит в комнате??? СИДОРОФФ (перекрикивает всех): Стойте! Стойте!! На сцене наступает тишина. СИДОРОФФ: Стойте!!! А какой вообще литературный индекс поэмы, которую мы сейчас услышали?! БУБЛИКОФФ: В самом деле-с, скажите-с нам! КАМЕНЕФФ: О-хо-хо! ЖУРАВЛЁФФ: Мы желаем слышать! Мы желаем знать! Иваниди весь трясётся – не отрывая ладоней от лица. ПЕТРОФФ: Хорошо, господа. Я скажу. Я скажу. Я скажу! (Выдерживает паузу). Индекс этой бессмертной поэмы… Этого бессмертного произведения… Составляет… Две тысячи восемьсот единиц!!! ВСЕ ЕДИНОГЛАСНО, КРОМЕ ИВАНИДИ: О-о-о-о-о-о-о-о!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Немая сцена. В течение следующей минуты присутствующие застыли в изумлённых позах. Иваниди по-прежнему стоит, закрыв лицо, чуть согнувшись. Наконец открывается, выпрямляется, обводит взглядом всех собравшихся, с болью в глазах. ИВАНИДИ (громко): Один из вас убьёт меня… Молчание. Фигуры медленно оживают. СИДОРОФФ (поражённо): Господин Иваниди, это вы, наверное, так шутите? КОВАЛЁФФ: Нельзя так говорить, нельзя! У-у-у!.. БУБЛИКОФФ: Побойтесь Бога, господин поэт-с! Мы здесь все свои-с! За столом царит какое-то нервное возбуждение. Присутствующие переглядываются, с какой-то подозрительностью бросают взгляды друг на друга. ИВАНИДИ (с горечью): Какие тут шутки, друзья мои! На карту поставлена судьба литературы!.. ХРЕНОФФ: Такова ж.. ж-ж… ж-ж-ж!!!. СМИРНОФФ: О-па! КОВАЛЁФФ (пылко): Это ж надо сказать такое… У-у-у! ЗИНОВЬЕФФ: Это он нас убил! Один-ноль! ЖУРАВЛЁФФ: Почему вы смотрите в мою сторону?! Я врач! Не в моих привычках приканчивать поэтов! Факт! ГАВРИКОФФ: А я вовсе и не вас имею в виду! Гм! Смотрю я не на вас!!! МЕЛЬНИКОФФ: Нет-нет, я тут ни при чём! КАМЕНЕФФ: Что-то тут готовится! О-хо-хо!! Шум нарастает. Иваниди стоит, грустный и торжественный. Его взор обращён к небу. Каменефф и Гаврикофф в упор глядят на Петроффа. Постепенно все присутствующие также поворачиваются и разглядывают его. ПЕТРОФФ (возмущённо): Что вы все уставились на меня?! Что вы хотите этим сказать?! ЗАДОФФ: А ничего, господин Петрофф! Это – вы – нам – должны – кое-что – сказать!!! ПЕТРОФФ (в ужасе): Мне нечего… Не думаете же вы… Не думаете же?!. Я честный издатель! МЕЛЬНИКОФФ: Вот именно, что издатель! Хотите соблюсти закон?! ГАВРИКОФФ: Гм! СМИРНОФФ: Может, выпьем, господа? Я готов всем налить! За мир! За дружбу! За гениальную поэму! О-па! Ходит вдоль стола и разливает, пока между присутствующими продолжается перепалка. ПЕТРОФФ (горячась): Нет, вы не понимаете, чего мне стоит воздержание от публикации! Внутренне я смят, я подавлен, я изничтожен! Произведение господина Иваниди должно увидеть свет – на радость человечеству! Но не думайте – не такой ценой! ЗАДОФФ: Конечно – срок за убийство – дают меньший – чем – за издание «неправильных» книг! Я утверждаю это – как юрист! Господин Петрофф – будучи издателем – отлично знает – законы о книгах! КАМЕНЕФФ: Ну и ну! ЖУРАВЛЁФФ: Факт! ГАВРИКОФФ: Гм… КОВАЛЁФФ (стараясь перекричать): Господин Смирнофф нам налил! Выпьем!!! За всё хорошее! Галдёж. КОВАЛЁФФ: Я не понимаю! Я не понимаю!! У-у-у!!! ХРЕНОФФ: В… Вып… В-выпьем! ЗИНОВЬЕФФ: Выпьем! Один-ноль!!! Отвлекшись от спора, все выпивают – хотя и нестройно. Некоторые хмыкают. Кто-то демонстративно поднимает вверх пустой бокал – чтобы показать, что осушил его до дна. Петрофф нервным движением швыряет предварительно опустошённую стеклянную посудину на пол. Слышно: дзинь! БУБЛИКОФФ: Господин Иваниди, а вы-с? Мы пьём за вас! ИВАНИДИ (словно очнувшись, берёт бокал и пригубливает его, возвращает на стол): Друзья мои! Друзья… – ох! – мои… (Хватается за сердце. Тяжело дышит) Что это?! (Наклоняется) Кажется, свершилось… Ради… литературы… Ради… твор… чест… ва… Все напряжённо смотрят на него. Иваниди задыхается. Заходится в мучительном кашле. Корчится в муках. КОВАЛЁФФ: Господин Иваниди! Что с вами? ПЕТРОФФ (внимательно наблюдая): Вы… в порядке? СИДОРОФФ: Его отравили вином! СМИРНОФФ: О-па! ЗАДОФФ: Ну – кажется – это конец… ЖУРАВЛЁФФ (громко): Не факт! Он срывается с места и подскакивает к умирающему поэту. ИВАНИДИ (слабым голосом, отдавая концы): Друзья мои… Журавлёфф, волнуясь, смотрит на Иваниди – тот лёг верхней частью туловища на стол, из-за того, что его покинули силы. Журавлёфф шарит взглядом по столу, что-то увидел. Быстро хватает. В руках у него нож. Один удар! – бьёт поэта сверху вниз в спину. КАМЕНЕФФ: О-хо-хо! КОВАЛЁФФ: У-у-у-у!!! Подскакивают также к Иваниди и принимаются его душить. Иваниди хрипит в агонии. ГАВРИКОФФ: Гм! БУБЛИКОФФ: Ужас! Господа-с! Гаврикофф и Бубликофф также оказываются в группке столпившихся возле Иваниди, берут со стола первую попавшуюся посуду: чайники, бутылки – и обрушивают на голову поэта. За ними следуют Сидорофф, Зиновьефф, Мельникофф и Задофф. Они окружают копошащихся людей, ещё более усиливая кучу малу. Лупят Иваниди изо всех сил, как придётся и куда придётся. Слышны выкрики, стоны, чьё-то рычание, всхлипы, тяжёлое дыхание, хрип. Возня. Смирнофф наблюдает за всем чуть поодаль, он нахмурился. Петрофф подходит напоследок. Выбирает крепкий стул. Поднимает его над головой и со словами: «Расступитесь! Во имя поэзии!» добивает бездыханное тело. Откуда-то выныривает Хренофф с лопатой. Тыкает остриём в Иваниди. ХРЕНОФФ (в отчаянии): Ж-ж-ж!!! З-з-за литер… р-ратуру!!! БУБЛИКОФФ: Господа-с!!! СИДОРОФФ: Мы сделали это! Ради! Торжества! Творчества!.. КОВАЛЁФФ: Теперь его будут издавать и читать! У-у! КАМЕНЕФФ: Сам не верю себе! О-хо-хо! МЕЛЬНИКОФФ: А если он ещё жив? ПЕТРОФФ: Не дай Бог! ХРЕНОФФ: М-мёртв! ЖУРАВЛЁФФ (слушая пульс Иваниди): Факт! Теперь факт! Я как врач констатирую смерть! ГАВРИКОФФ: Гм-м… Постепенно расступаются. Видно окровавленное тело Иваниди, оно так и осталось частично лежать, лицом вниз; ноги свисают к земле – с той стороны стола. ЗИНОВЬЕФФ: Один-ноль. Ноль-один! ЗАДОФФ: В качестве приглашённого юриста – фиксирую – законную кончину – и переход – в разряд – классиков. Теперь он – бессмертен! Бессмертен! ХРЕНОФФ: Б-бесмертен… (Потрясая лопатой) Я г-готов з-закопать! КАМЕНЕФФ: А я готов сваять ему лучший памятник на свете! ПЕТРОФФ: Други мои, вы не представляете, сколько вы сделали для всего человечества… Свет вспыхивает очень ярко, мерцая, освещая сцену красными и фиолетовыми, вызывающими беспокойство, огнями. Слышен тревожный непродолжительный музыкальный звук. На сцене откуда-то появляется Следователь. Он в кожаной тужурке, и у него на боку висит огромная кобура с маузером. Чеканным важным шагом Следователь проходит и становится перед столом, посередине, ближе к зрителям. Поднимает руку, и все присутствующие как-то затравленно взирают на него. Шушукаются. Слышны приглушённые голоса: «Следователь! Следователь!» Смолкают… СЛЕДОВАТЕЛЬ: Всем стоять! Смир-рна! Вы все арестованы за убийство гражданина Иваниди! СИДОРОФФ: Но, господин Следователь, вы, возможно, не совсем понимаете, что сейчас произошло!.. СЛЕДОВАТЕЛЬ: Мол-чать! ГАВРИКОФФ: Гм, это не убийство, гм, это – спасение литературы… ПЕТРОФФ: Поверьте, мы действовали во имя культуры!.. СЛЕДОВАТЕЛЬ (сурово и громко): Культуры! Ха! Когда я слышу слово «культура»… Тянется к пистолету. Все испуганы. Выпрямляются. Следователь хищно озирается. Положив руку на кобуру, вовремя останавливается, обводит всех зловещим взглядом. СЛЕДОВАТЕЛЬ: Итак, налицо преступление! Прес-туп-ле-ние! Вы пытались обмануть ЗАКОН! Чтобы опубликовать это, с позволения сказать, произведение, названное вами «бессмертным»! Строгим следовательским шагом обходит стол, вокруг перепуганных почитателей творчества Иваниди. Люди замерли, едва дышат. Следователь не спеша разглядывает труп, потом, слегка наклонившись, вытаскивает из-под тела пачку бумаг с поэмой, перепачканную кровью. СЛЕДОВАТЕЛЬ: Говорите, бессмертная? (Потрясает бумагами) Ха! Бессмертным в нашем мире бывает лишь человек из толпы – тихий и незаметный, слушающий музыку в наушниках – или без; но лучше, конечно, в наушниках. Бессмертно бьётся его послушное и податливое во всём сердце. Бессмертна его печень, принявшая на себя труд перерабатывать тихий и никому не мешающий винный, пивной, всегда лояльный алкоголь! Бессмертен его мозг! – ибо не может умереть то, чего не существует в природе! Бессмертен член! – член такого нужного, правильного во всём, тихого и благодарного, любящего себя общества! Ха!.. Вы говорите «культура»! (Вновь хватается свободной рукой за пистолет. Оборачивается к стоящим) Да мы уже слышали это стократ. В одной палате со словом «Наполеон»! Быстро идёт через сцену, при этом перебирая бумажки, которые держит в руках. Вчитывается – пробует вчитаться. Листает одну за другой, одну за другой… Оборачивается к присутствующим. СЛЕДОВАТЕЛЬ: Я сказал: стоять! Смир-р-рна! И чтобы не двигались, етить вашу мать!!! Народ замирает. Следует немая сцена. Отныне все присутствующие на сцене больше не сделают ни одного движения, застыв в том положении, в котором их застала команда Следователя. Следователь – просматривает бумаги. СЛЕДОВАТЕЛЬ: М-да… Да ведь это… Читает внимательно. СЛЕДОВАТЕЛЬ: Ух, ты!.. Ну, ни фига себе!.. Читает. Вдруг встряхивается. Смотрит задумчиво в зал – или не в зал? Куда-то сквозь зрителей, поверх них??? СЛЕДОВАТЕЛЬ (задумчиво): Во, как написал!.. Ха! Стоит, размышляет. СЛЕДОВАТЕЛЬ: Етить твою мать… Вдруг ему в голову приходит какая-то идея. Он разворачивается, быстро обходит вновь стол с застывшими вокруг в разных позах почитателями поэта, подходит к трупу Иваниди и, расстегнув кобуру, достаёт маузер. Склоняется, пытается уловить, а жив ли вообще Иваниди, или только притворяется? На всякий случай приставляет пистолет к его голове. СЛЕДОВАТЕЛЬ: Извини, братан, но, кажется, ты этого заслужил… Размышляет, спустить ли курок, или нет. Ждёт, думает. Потом вздыхает. Наконец понимает, что труп – он и есть труп. Вновь подносит к глазам бумаги. Вчитывается. СЛЕДОВАТЕЛЬ: М-м-м… Ну ни фига себе! Ведь как написал, а?.. Ё-ма-ё… Опять обходит весь стол с застывшими фигурами вокруг него. Задумчиво, не переставая читать, спускается в зал. Идёт, листая бумаги, и непроизвольно восхищается. Оборачивается – в последний раз. Окидывает взглядом стоящих вокруг стола людей и – бездыханное тело Иваниди. Опять утыкается в бумаги. СЛЕДОВАТЕЛЬ: Ё-ма-ё! Ё-ма-ё! (Взволнованно перелистывает очередную страницу) Ну, это ж надо! Это ж надо!.. Идёт между рядами. Читает. Качает головой. Цокает. На сцене – по-прежнему все стоят в застывших позах. Свет меркнет. Наступает полная темнота. Но прожектор выхватывает конкретно в зале Следователя. Тот бредёт, как сомнамбула, среди зрителей, с рукописью в руках. Листает её, перелистывает. Вчитывается. СЛЕДОВАТЕЛЬ: М-да… М-да… Вот же написал… Пипец!.. Обалдевший, скрывается между рядов. Прожектор гаснет. Кромешная тьма.
ЗАНАВЕС
Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за май 2017 года в полном объёме за 197 руб.:
|
 Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсы Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:
Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 24.03.2024 Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества. Виктор Егоров 24.03.2024 Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо! Анна Лиске 08.03.2024 С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив. Евгений Петрович Парамонов 
 |
|||||||||||
| Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
Персональный маркетолог. Клиника доброго маркетолога. . https://f-service.su замена фискального накопителя в кассе цена в москве. . Брошюра адвокат. |
|||||||||||
