Вальтер Скотт. Квентин Дорвард

1. It was upon a delicious summer morning, before the sun had assumed its scorching power, and while the dews yet cooled and perfumed the air, that a youth, coming from the northeastward approached the ford of a small river, or rather a large brook, tributary to the Cher, near to the royal Castle of Plessis les Tours, whose dark and multiplied battlements rose in the background over the extensive forest with which they were surrounded

В одно прелестное летнее утро, в тот час, когда солнце жжёт ещё не слишком сильно, а освеженный росой воздух наполнен благоуханием, молодой человек, державший путь с северо-востока, подошёл к броду через небольшую речку или, вернее, широкий ручей, впадающий в Шер, близ королевского замка Плесси-ле-Тур, многочисленные мрачные башни которого возвышались вдали над обступившим его густым лесом

they hasted on through the rich lowlands of Hainault, under the benign guidance of a rich and lustrous harvest moon, she shed her yellow influence over rich and deep pastures, woodland, and cornfields, from which the husbandmen were using her light to withdraw the grain, such was the industry of the Flemings, even at that period, she shone on broad, level, and fructifying rivers, where glided the white sail in the service of commerce, uninterrupted by rock and torrent, beside lively quiet villages, whose external decency and cleanliness expressed the ease and comfort of the inhabitants, – she gleamed upon the feudal castle of many a Baron and Knight, with its deep moat, battlemented court, and high belfry – for the chivalry of Hainault was renowned among the nobles of Europe – and her light displayed at a distance, in its broad beam, the gigantic towers of more than one lofty minster.

Маленькая кавалькада, подгоняемая нетерпеливым Кревкером, спешившим добраться до Перонны, неслась по роскошной равнине Эно. Яркий свет осенней луны озарял тучные зелёные пастбища, леса и поля, с которых крестьяне, пользуясь лунной ночью, спешили свезти жатву (так трудолюбивы были фламандцы уже в те времена); он серебрил широкие, тихие, полноводные реки, по которым, не встречая на своём пути ни подводных камней, ни водоворотов, легко скользили белые паруса торговых судов мимо больших мирных селений, свидетельствовавших своим весёлым, опрятным видом о благосостоянии их жителей; он освещал высокие мрачные башни феодальных замков знатных баронов и рыцарей, окружённых глубокими рвами и зубчатыми стенами (ибо в ту эпоху рыцари Эно выделялись своим богатством среди европейской знати), и сиял вдали на золотых куполах колоколен многочисленных монастырей.

2. "You are now near the Court, young man," answered his guide; "and, Pasques-dieu! there is some difference betwixt walking in this region and on your own heathy hills. Every yard of this ground, excepting the path which we now occupy, is rendered dangerous, and well nigh impracticable, by snares and traps, armed with scythe blades, which shred off the unwary passenger's limb as sheerly as a hedge bill lops a hawthorn sprig – and calthrops that would pierce your foot through, and pitfalls deep enough to bury you in them for ever; for you are now within the precincts of the royal demesne, and we shall presently see the front of the Chateau."

– Видишь ли, молодой человек, мы теперь находимся в королевских владениях, – ответил его провожатый, – и ходить здесь, чёрт возьми, совсем не то, что бродить в ваших диких горах. Здесь каждая пядь земли, за исключением тропинки, по которой мы идем, грозит опасностями и почти непроходима, потому что на каждом шагу расставлены ловушки и западни с острыми ножами или секачами, которые так же ловко отрезают ноги неосторожному путнику, как кривой нож садовника – ветви боярышника; здесь есть такие капканы, что как раз пригвоздят тебя к земле; есть и волчьи ямы, такие глубокие, что могут заживо схоронить тебя. Словом, мы в самом сердце королевских владений и сейчас увидим замок.

"Were I the King of France," said the young man, "I would not take so much trouble with traps and gins, but would try instead to govern so well that no man should dare to come near my dwelling with a bad intent; and for those who came there in peace and goodwill, why, the more of them the merrier we should be."

– Будь я королём Франции, – сказал юноша, – я не стал бы окружать себя ни ловушками, ни капканами, а постарался бы так управлять своим государством, чтобы никто не осмелился приблизиться ко мне с дурным умыслом. Тем же, кто приходил бы в мои владения с миром и дружбой, я был бы всегда рад, потому что, по-моему, чем больше друзей, тем лучше.

3. The latter indeed, probably because he found himself the author of a kinder action than he had thought of, seemed delighted with the appetite of the young Scot...The aged almost always sympathize with the enjoyments of youth and with its exertions of every kind, when the mind of the spectator rests on its natural poise and is not disturbed by inward envy or idle emulation.

Этот последний (должно быть, от радости, что ему удалось нечаянно сделать доброе дело), казалось, от души восхищался аппетитом шотландца... Люди пожилые всегда готовы сочувствовать радостям молодой жизни, если только зависть или бесплодное соперничество не нарушают их душевного равновесия.

4. "Our race are as good horsemen as ever put a plated shoe into a steel stirrup and I know not but I might accept of your kind offer. Yet, look you, food and raiment are needful things, but, in my case, men think of honour, and advancement, and brave deeds of arms. Your King Louis – God bless him, for he is a friend and ally of Scotland – but he lies here in this castle, or only rides about from one fortified town to another and gains cities and provinces by politic embassies, and not in fair fighting. Now, for me, I am of the Douglases' mind, who always kept the fields, because they loved better to hear the lark sing than the mouse squeak."

– Никто из Дорвардов не уступит любому наезднику, когда-либо ставившему кованый башмак в стальное стремя. Ваше любезное предложение, конечно, очень соблазнительно: пища и одежда – вещи, необходимые в жизни, но люди с моим характером мечтают, видите ли, о почестях, о славе и о военных подвигах. Ваш же король Людовик – да хранит его господь, ведь он друг и союзник Шотландии! – заперся в своём замке, на коня садится только затем, чтоб переехать из одной крепости в другую, а города и целые провинции приобретает не славными битвами, но переговорами да союзами. Ну и пусть... Только я придерживаюсь мнения Дугласов

6. It sometimes happens that a chance shot will demolish a noble castle in the air, and the architect on such occasions entertains little goodwill towards him who fires it, although the damage on the offender's part may be wholly unintentional

Бывает часто, что одно случайно брошенное слово разрушает построенный нами прекрасный воздушный замок, и нельзя сказать, чтобы мы всегда были благодарны за это слово, хотя бы оно было сказано и без злого умысла

7. As he spoke thus, he stepped towards the little window, which, as the turret projected considerably from the principal line of the building, not only commanded a very pretty garden of some extent, belonging to the inn, but overlooked, beyond its boundary, a pleasant grove of those very mulberry trees which Maitre Pierre was said to have planted for the support of the silk worm.

С этими словами он подошёл к единственному окну в своей комнате. Башенка выступала вперед за линию фасада, и из её окна был виден не только красивый, довольно большой сад, принадлежавший гостинице, но и примыкавшая к нему тутовая роща, которую, как говорили, дядюшка Пьер насадил для своих шелковичных червей.

Besides, turning the eye from these more remote objects, and looking straight along the wall, the turret of Quentin was opposite to another turret, and the little window at which he stood commanded a similar little window in a corresponding projection of the building.

Кроме того, если смотреть из окна не вперёд, а вдоль фасада, на другом конце здания была видна другая такая же башенка с точно таким же окном, как в комнате Дорварда. Человеку лет на двадцать постарше трудно было бы понять, почему это окно заинтересовало юношу больше, чем красивый сад и тутовая роща.

Now, it would be difficult for a man twenty years older than Quentin to say why this locality interested him more than either the pleasant garden or the grove of mulberry trees; for, alas! eyes which have been used for forty years and upwards, look with indifference on little turret windows, though the lattice be half open to admit the air, while the shutter is half closed to exclude the sun, or perhaps a too curious eye – nay, even though there hang on the one side of the casement a lute, partly mantled by a light veil of sea green silk.

Увы, глаза человека лет за сорок равнодушно смотрят на маленькое полуоткрытое для прохлады окно, наполовину завешенное шторой, даже когда это окно слегка защищено ставней от палящих лучей солнца (а может быть, и от нескромных взглядов) и даже тогда, когда на оконнице висит прикрытая лёгким зелёным шарфом лютня.

But, at Durward's happy age, such accidents, as a painter would call them, form sufficient foundation for a hundred airy visions and mysterious conjectures, at recollection of which the full grown man smiles while he sighs, and sighs while he smiles.

Но в счастливом возрасте Дорварда такой необыкновенный случай, как непременно сказал бы поэт, является уже достаточным основанием для тысячи воздушных замков и таинственных догадок, при воспоминании о которых человек зрелых лет только улыбается и вздыхает, вздыхает и улыбается.

8. If, as he shrewdly suspected, there was a beautiful dark tressed damsel inhabitant of the one turret, he could not but be conscious that a handsome, young, roving, bright locked gallant, a cavalier of fortune, was the tenant of the other; and romances, those prudent instructors, had taught his youth that if damsels were shy, they were yet neither void of interest nor of curiosity in their neighbours' affairs.

Если в башенке напротив, как Дорвард сильно подозревал, обитала красавица с длинными чёрными косами, то в другой башенке – это он знал наверняка – жил молодой белокурый рыцарь, которого он считал и статным, и красивым, и смелым. А из романов – этих умудрённых опытом наставников юношества – он знал, что ни робость, ни застенчивость не мешают молоденьким девушкам быть любопытными и интересоваться соседями и их делами.

10. A hundred wild dreams, such as romantic and adventurous youth readily nourished in a romantic and adventurous age, chased from his eyes the bodily presentiment of the actual scene, and substituted their own bewildering delusions, when at once, and rudely, they were banished by a rough grasp laid upon his weapon

Тысячи смелых грёз, какие только могли родиться в голове романтического, предприимчивого юноши в тот романтический, предприимчивый век, овладели Дорвардом и заслонили в его сознании действительность волшебными, фантастическими картинами. Вдруг мечты его были прерваны чьей-то властной рукой, схватившейся за его оружие

"Treason, Sire! and in this guarded castle!" exclaimed Durward.

– Измена, государь, в этом замке, который так охраняется! – воскликнул Дорвард.

"You think it impossible... Treason excluded by guards! Oh, thou silly boy! – quis custodiat ipsos custodies  – who shall exclude the treason of those very warders?"

– Ты считаешь это невозможным... Разве тут поможет охрана, глупый мальчик! Quis custodial ipsos custodes? (Но кто же сторожем будет стражей самих? (лат.) Кто порукой, что мне не изменит самая стража, которой я вверил охрану?

12. This would be an unpleasant crisis, since it was plain, from the character of his master, that there would be destruction in refusing, while his honour told him that there would be disgrace in complying. He turned his thoughts from this subject of reflection with the sage consolation so often adopted by youth when prospective dangers intrude themselves on their mind, that it was time enough to think what was to be done when the emergence actually arrived, and that sufficient for the day was the evil thereof.

Теперь, познакомившись ближе с характером своего господина, Дорвард не сомневался, что отказ повиноваться будет для него равносилен гибели; а в то же время повиновение могло оказаться несовместимым с его честью. Он постарался отогнать от себя неприятные мысли, призвав на помощь обычное мудрое утешение юности, которая, увидев надвигающуюся опасность, считает, что будет ещё время подумать о том, как быть, когда беда нагрянет.

Quentin found, in the meanwhile, that the rescue of Gertrude was a task more difficult than could be finished in one moment. Her captor, supported by his comrades, refused to relinquish his prize: and whilst Durward, aided by one or two of his countrymen, endeavoured to compel him to do so, the former beheld the chance which Fortune had so kindly afforded him for fortune and happiness glide out of his reach; so that when he stood at length in the street with the liberated Gertrude, there was no one near them. Totally forgetting the defenceless situation of his companion, he was about to spring away in pursuit of the Boar of Ardennes, as the greyhound tracks the deer, when, clinging to him in her despair, she exclaimed,

Между тем Квентин убедился, что освобождение Гертруды было далеко не лёгкой задачей, и он никак не сможет решить её в одну минуту. Похититель, поддерживаемый своими товарищами, решительно не желал отказаться от своей добычи; и пока Квентин с помощью двух-трёх земляков добился того, что он её отпустил, судьба похитила у него счастливый случай, которым только что его поманила; когда он наконец освободил Гертруду, они оказались с нею одни на опустевшей улице. Совершенно позабыв о беспомощном положении своей спутницы, он, как гончая за оленем, бросился было по следам Дикого Вепря, но Гертруда уцепилась за него с отчаянным криком:

"For the sake of your mother's honour, leave me not here! – As you are a gentleman, protect me to my father's house, which once sheltered you and the Lady Isabelle! – For her sake leave me not!"

– Именем вашей матери молю вас, не покидайте меня! Если вы честный человек, защитите меня, проводите в дом моего отца, где когда-то вы и графиня Изабелла нашли верный приют! Ради неё не покидайте меня!

Her call was agonizing, but it was irresistible; and bidding a mental adieu, with unutterable bitterness of feeling, to all the gay hopes which had stimulated his exertion, carried him through that bloody day, and which at one moment seemed to approach consummation, Quentin, like an unwilling spirit who obeys a talisman which he cannot resist, protected Gertrude to Pavillon's house, and arrived in time to defend that and the Syndic himself against the fury of the licentious soldiery.

Это был вопль отчаяния, против которого нельзя было устоять. С горечью в сердце сказав «прости» всем надеждам, поддерживавшим его силы в этот страшный, кровавый день, надеждам, которые одну минуту были, казалось, так близки к осуществлению, Квентин, против воли повинуясь этому призыву, повёл Гертруду в дом Павийона. Он явился как раз вовремя, чтобы спасти не только дом, но и самого синдика от неистовства разнузданной солдатни.

She had still remains enough to show what the power of her charms must once have been, and, remembering past triumphs, it was evident from her manner that she had not relinquished the pretensions to future conquests

Её манера держаться доказывала, что она не только помнила о своих прежних победах, но и не оставила надежды одерживать новые

14. She had been long the inhabitant of courts, was mistress of the manners which are there acquired, and held firmly the established rule of courtiers of all ages, who, although their usual private conversation turns upon the vices and follies of their patrons, and on the injuries and neglect which they themselves have sustained, never suffer such hints to drop from them in the presence of the Sovereign or those of his family

Недаром она столько лет прожила при дворе и в совершенстве изучила придворные обычаи. Она твёрдо соблюдала правило, которому следуют придворные всех времён: судить и рядить, не стесняясь, в частной беседе о пороках и промахах своего государя, о нанесённых им оскорблениях и обидах, но никогда не заикаться об этом в присутствии самого короля или членов его семьи

So saying, the indignant Sage nevertheless plunged the contemned pieces of gold into a large pouch which he wore at his girdle, which Toinette, and other abettors of lavish expense, generally contrived to empty fully faster than the philosopher, with all his art, could find the means of filling.

С этими словами разгневанный учёный всё же опустил презренные червонцы в подвешенный к его кушаку широкий кошель, который Туанетта и другие участники его мотовства ухитрялись опустошать гораздо быстрее, чем философ со всей своей наукой успевал наполнить.

16. I tell you, maiden, that while I was in the very earliest bloom, scarcely older than yourself, the famous Passage of Arms at Haflinghem was held in my honour, the challengers were four, the assailants so many as twelve. It lasted three days, and cost the lives of two adventurous knights, the fracture of one backbone, one collarbone, three legs, and two arms, besides flesh wounds and bruises beyond the heralds' counting, and thus have the ladies of our House ever been honoured

Знаешь ли ты, милочка, что в моей ранней молодости, когда я была немногим старше тебя, в мою честь был дан знаменитый Хафлингемский турнир? Вызывающих было четверо, а на вызов ответили двенадцать человек. Турнир длился три дня и стоил жизни двум храбрым рыцарям. Кроме того, были перебиты один хребет, одна ключица и сломано три ноги и две руки, не считая лёгких ран и контузий, о которых герольды даже не упоминали! Вот в каком почёте были дамы нашей семьи!

17. Not much interested, I am sorry to say, in the description of this splendid scene, or in the heraldic bearings of the different Flemish and German knights, which the lady blazoned with pitiless accuracy

Весьма мало заинтересованный, как в этом ни грустно признаться, описанием блестящего турнира, а также и геральдическими отличиями фламандских и германских рыцарей, которые с безжалостной точностью перечисляла почтенная дама

18. the Provost guard, employed to suppress the vagabond bands by which the kingdom was infested, entertained correspondence among them, and forbore, for a certain time, the exercise of their duty, which always at last ended in conducting their allies to the gallows. This is a sort of political relation between thief and officer, for the profitable exercise of their mutual professions, which has subsisted in all countries, and is by no means unknown to our own.

стража Прево, на обязанности которой лежало истребление бродячих шаек, наводнявших страну, поддерживала с ними постоянные сношения, смотрела некоторое время сквозь пальцы на их проделки, а, в конце концов, всегда приводила их на виселицу. Такого рода связь между стражей и преступниками, одинаково выгодная для обеих сторон, существовала во всех странах и была не чужда и нашему отечеству.

...

Formed for this and every other species of intrigue, liberal to profusion when it was necessary to advance his plans, and skilful in putting the most plausible colour upon his proposals and presents, the King contrived to reconcile the spirit of the proud to their profit, and to hold out to the real or pretended patriot the good of both France and Burgundy as the ostensible motive whilst the party's own private interest, like the concealed wheel of some machine, worked not the less powerfully that its operations' were kept out of sight

Таким образом, Людовику, искусному во всякого рода интригах, щедрому до расточительности, когда это было необходимо для проведения его планов, и умевшему придавать своим предложениям и подаркам какое угодно значение, удалось смирить гордость одних, подчинив её корыстным расчётам, а других, действительных или мнимых патриотов, уверить, что он заботится лишь о благе Франции и Бургундии, в то же время личные интересы всех этих людей действовали тайно, как скрытый механизм машины, и оказывали на них сильное, хотя и незаметное для посторонних влияние

...

Meanwhile, as frequently happens in such cases, whilst the principal parties concerned had so far made up their differences, one of the subaltern agents concerned in their intrigues was bitterly experiencing the truth of the political maxim that if the great have frequent need of base tools, they make amends to society by abandoning them to their fate, so soon as they find them no longer useful.

Между тем, как это часто бывает в подобных случаях, когда главные действующие лица уже почти закончили свои старые счёты, одна из мелких сошек, замешанных в их интригах, испытала на собственной шкуре горькую правду того политического закона, что, если великие мира сего часто пользуются низкими орудиями, они отплачивают им тем, что предоставляют их собственной участи, как только перестают в них нуждаться.

19. Nothing gives such life and soul to youthful gaiety as the consciousness that it is successfully received

Ничто так не оживляет молодого веселья и не придаёт ему столько искренности, как сознание, что оно нравится другим

20. To this speech, which was made in the tone in which a modern beauty, whose charms are rather on the wane, may be heard to condemn the rudeness of the present age, Quentin took upon him to reply that there was no lack of that chivalry which the Lady Hameline seemed to consider as extinct, and that, were it eclipsed everywhere else, it would still glow in the bosoms of the Scottish gentlemen.

На эту речь, произнесённую таким же тоном, каким и в наши дни увядающие красавицы обыкновенно жалуются на грубость современных нравов, Квентин позволил себе возразить, что «рыцарский дух, который графиня Амелина считает угасшим, не совсем исчез с лица земли, и если даже он где-нибудь и ослабел, то, во всяком случае, пылает прежним жаром в сердцах шотландских дворян».

21. He promised them also such protection as it was in his power to afford, but the sigh with which he gave the warrant seemed to allow that his power was more precarious than in words he was willing to admit.

Прелат обещал также дамам своё покровительство и защиту, насколько это будет в его власти; но вздох, сопровождавший это обещание, свидетельствовал о том, что он был далеко не так уверен в своей власти, как хотелось ему показать.

22. But the shock of the separation was not the more welcome that it seemed unavoidable, and the proud heart of Quentin swelled at finding he was parted with like an ordinary postilion, or an escort whose duty is discharged, while his eyes sympathised so far as to drop a secret tear or two over the ruins of all those airy castles, so many of which he had employed himself in constructing during their too interesting journey.

Однако сознание неизбежности разлуки ничуть его не облегчало, и гордое сердце Квентина возмущалось при мысли, что его отпустили как обыкновенного проводника, как наёмника, который исполнил свой долг; и он пролил втихомолку не одну слезу над развалинами прекрасного воздушного замка, который он сооружал с такой любовью во время этого восхитительного путешествия.

He made a manly, but, at first, a vain effort to throw off this mental dejection, and so, yielding to the feelings he could not suppress, he sat him down in one of the deep recesses formed by a window which lighted the great Gothic hall of Schonwaldt, and there mused upon his hard fortune, which had not assigned him rank or wealth sufficient to prosecute his daring suit.

Он всеми силами старался побороть охватившую его грусть, но все его попытки были тщетны. Отдавшись своему горю, он присел в глубокой амбразуре одного из окон, освещавших огромный готический зал Шонвальдского замка, и стал размышлять о своей злосчастной судьбе, отказавшей ему в знатности и богатстве, которые дали бы ему право добиваться осуществления его смелых мечтаний.

23. Melancholy, even love melancholy, is not so deeply seated, at least in minds of a manly and elastic character, as the soft enthusiasts who suffer under it are fond of believing. It yields to unexpected and striking impressions upon the senses, to change of place, to such scenes as create new trains of association, and to the influence of the busy hum of mankind

Тоска, даже тоска любви, не может всецело захватить человека, особенно энергичного и мужественного, как думают слабодушные меланхолики, страждущие этим недугом. Она поддаётся неожиданным сильным впечатлениям: перемене места, смене картин, вызывающих в нас ряд новых мыслей, влиянию шумной и оживлённой человеческой деятельности

24. Before him, Nikkel Blok, the chief of the butchers' incorporation, hastily summoned from his office in the shambles, brandished his death doing axe, yet smeared with blood and brains, with a courage and grace which brantwein [spirits] alone could inspire. Behind him came the tall, lean, rawboned, very drunk, and very patriotic figure of Claus Hammerlein, president of the mystery of the workers in iron, and followed by at least a thousand unwashed artificers of his class. Weavers, nailers, ropemakers, artisans of every degree and calling, thronged forward to join the procession from every gloomy and narrow street

Перед ними шёл Никкель Блок, старшина цеха мясников, наскоро отозванный от исполнения своих обязанностей при бойне. Размахивая смертоносным топором, ещё дымившимся от крови его жертв, он выступал с такой грацией и отвагой, какие может придать походке одна только водка. Позади шагал долговязый, костлявый, полный патриотического пыла и очень пьяный Клаус Хаммерлейн – старшина цеха железных дел мастеров, а за ним толпились сотни его неумытых сотоварищей. Из каждой узенькой и тёмной улицы, мимо которой они проходили, гурьбой высыпали ткачи, кузнецы, гвоздари, верёвочники и всякие ремесленники и, присоединяясь к шествию, ещё более увеличивали толпу

26. he regretted that, owing to this circumstance, and the sharp wit with which the Liegeois drew the natural inference of his quality, and the purpose of his visit, these things had been publicly discovered, and he intimated that, if just now conducted to the Stadthouse, he might unhappily feel himself under the necessity of communicating to the assembled notables certain matters which he was directed by the King to reserve for the private ears of his excellent gossips, Meinheers Rouslaer and Pavillon of Liege. This last hint operated like magic on the two citizens, who were the most distinguished leaders of the insurgent burghers, and were, like all demagogues of their kind, desirous to keep everything within their own management, so far as possible

Он очень сожалел, что благодаря этому обстоятельству, а также проницательности льежских горожан, угадавших его настоящее звание и цель его прибытия в их город, его инкогнито было публично обнаружено; это было тем более досадно, что, если теперь его приведут в ратушу, ему придётся открыть перед почтенным собранием горожан ту тайну, которая, по распоряжению короля, предназначалась только для ушей двух почтенных господ – Руслера и Павийона. Эти слова произвели магическое действие на двух бюргеров, которые были главными вожаками мятежных горожан и, как все демагоги, хотели держать нити заговора в своих руках

...

while he himself hastened back to his colleague to amuse their friends at the Stadthouse with the best excuses which they could invent for the disappearance of King Louis's envoy. We cannot, as the footman says in the play, recollect the exact nature of the lie which the bell wethers told the flock, but no task is so easy as that of imposing upon a multitude whose eager prejudices have more than half done the business ere the impostor has spoken a word.

Затем он поспешно вернулся к товарищу, чтобы с ним вместе отправиться в ратушу, извиниться перед своими согражданами и возможно вразумительнее объяснить им причину внезапного исчезновения королевского гонца. Мы не можем (как говорит слуга в одной старинной комедии) припомнить в точности ложь, которой баран-вожак одурачил своё стадо; но ведь ничего нет легче, как обмануть невежественную толпу, когда предвзятая мысль уже наполовину убедила её, прежде чем обманщик успел сказать слово.

28. As the pretty Trudchen spoke nothing but German, Quentin – no disparagement to his loyal affection to the Countess of Croye – could only express his thanks by a kiss on those same cherry lips, which was very gallantly bestowed, and accepted with all modest gratitude, for gallants with a form and face like our Scottish Archer were not of everyday occurrence among the bourgeoisie of Liege [the French middle class. The term has come to mean the middle class of any country, especially those engaged in trade].

Так как хорошенькая Трудхен говорила только по-немецки, то Квентин – да не сочтут это оскорблением его верной любви к графине Изабелле! – мог отблагодарить ее лишь поцелуем в вишнёвые губки. Поцелуй был дан с истинно рыцарской любезностью и принят со скромной признательностью: молодые люди с такой наружностью, как у нашего шотландского стрелка, не каждый день встречались среди горожан Льежа.

"But this," he added, with a smile, "was when our reverend father was a princely young prelate of not more than thirty years of age, and when many fair ladies frequented the Castle for ghostly consolation. Need there was," he said with a downcast look, and a smile, half simple and half intelligent, "that these ladies, pained in conscience, who were ever lodged in the apartments now occupied by the noble Canoness, should have some space for taking the air, secure from the intrusion of the profane

– Да, да, – с улыбкой сказал капеллан, – в прежнее время посторонним действительно был запрещён вход в сад его преосвященства. Но это было очень давно, когда наш преподобный отец был ещё молодым красавцем-прелатом лет тридцати и когда многие прекрасные дамы приезжали в его замок за духовным утешением. Понятно, – добавил он с улыбкой, не то скромно, не то лукаво опуская глаза, – что прекрасным кающимся грешницам, помещавшимся обыкновенно в покоях, ныне занимаемых почтенной канонисой, необходимо было где-нибудь дышать чистым воздухом, не подвергаясь риску встретить посторонних

His dress and arms were splendid. He wore his national bonnet, crested with a tuft of feathers, and with a Virgin Mary of massive silver for a brooch. These brooches had been presented to the Scottish Guard, in consequence of the King, in one of his fits of superstitions piety, having devoted the swords of his guard to the service of the Holy Virgin, and, as some say, carried the matter so far as to draw out a commission to Our Lady as their Captain General.

Он был богато одет и прекрасно вооружен. Голову его прикрывала национальная шотландская шапочка, украшенная пучком перьев, прикреплённых серебряной пряжкой с изображением богоматери. Эти пряжки были пожалованы шотландской гвардии самим королём, который в один из припадков суеверной набожности посвятил Пресвятой Деве мечи своей гвардии; некоторые историки утверждают даже, что он пошел дальше и возвел Богоматерь в звание шефа своих стрелков.

The Archer's gorget, arm pieces, and gauntlets, were of the finest steel, curiously inlaid with silver, and his hauberk, or shirt of mail, was as clear and bright as the frostwork of a winter morning upon fern or brier.

Нашейник его лат, налокотники и нагрудники были из превосходной стали, искусно выложенной серебром, а его кольчуга сверкала, как иней ярким морозным утром на папоротнике или вереске.

He wore a loose surcoat or cassock of rich blue velvet, open at the sides like that of a herald, with a large white St. Andrew's cross of embroidered silver bisecting it both before and behind his knees and legs were protected by hose of mail and shoes of steel a broad, strong poniard (called the Mercy of God), hung by his right side the baldric for his two handed sword, richly embroidered, hung upon his left shoulder but for convenience he at present carried in his hand that unwieldy weapon which the rules of his service forbade him to lay aside.

На нём был широкий камзол из дорогого голубого бархата с разрезами по бокам, как у герольдов, и с вышитыми серебром на спине и на груди Андреевскими крестами. Наколенники и набедренники были из чешуйчатой стали; кованые стальные сапоги защищали ноги; на правом боку висел крепкий широкий кинжал (называвшийся «Милость божья»), а на левом, на богато расшитой перевязи, висел тяжёлый двуручный меч. Впрочем, в ту минуту, когда Дорвард увидел Людовика Меченого, тот, сняв для удобства громоздкий меч, держал его в руках, так как правила службы строго запрещали ему с ним расставаться

"Look ye there," said the soldier; "I said it was all chance – on that very day I and twenty of my comrades carried the Castle of Roche Noir by storm, from Amaury Bras de fer, a captain of free lances, whom you must have heard of. I killed him on his own threshold, and gained as much gold as made this fair chain, which was once twice as long as it now is

– Вот видишь! – воскликнул старый воин. – Недаром я сказал: чья возьмёт! Представь себе, что в этот же самый день я с двадцатью товарищами атаковал замок Чёрный Утёс, принадлежавший Амори Железной Руке, вождю вольных стрелков, о котором ты, вероятно, слыхал. Я раскроил ему голову на пороге его собственного дома и добыл столько золота, что из него вышла вот эта цепь, которая прежде была вдвое длиннее...

31. The Lady Hameline was as violent in her passions, as she was vain and weak in her understanding. Like many other persons, she went tolerably well through the ordinary duties of life, but in a crisis like the present, she was entirely incapable of doing aught, save pouring forth unavailing lamentations, and accusing Hayraddin of being a thief, a base slave, an impostor, a murderer.

Графиня Амелина была настолько же пылка в своих увлечениях, насколько ветрена и слаба рассудком. Подобно многим другим, она ещё кое-как справлялась с мелкими делами обыденной жизни, но в критические минуты, вроде настоящей, была способна только на бесплодные жалобы. Так и теперь: она принялась плакать и бранить Хайраддина, обзывая его мошенником, негодным рабом, обманщиком и убийцей

32. When the Syndic Pavillon was announced from mouth to mouth in this tumultuous meeting, he endeavoured to assume, in right of his authority and influence, an air of importance and equality, which a glance at the fearful object at the window, and at the wild scene around him, rendered it very difficult for him to sustain, notwithstanding the exhortations of Peter, who whispered in his ear with some perturbation,

Когда имя синдика Павийона стало переходить из уст в уста на этом шумном сборище, он сделал отчаянное усилие, чтобы придать себе вид спокойного достоинства, подобающий его сану и положению; но одного взгляда на то, что творилось вокруг него, и в особенности на страшный предмет за окном, было достаточно, чтобы лишить его мужества, несмотря на подбадривание Петера, с волнением шептавшего ему на ухо:

...

Quentin accordingly concluded that his present friend was one of the numerous class of benefactors to others, who take out their reward in grumbling, without meaning more than, by showing their grievances, to exalt a little the idea of the valuable service by which they have incurred them, and therefore prudently remained silent, and suffered the Syndic to maunder on to his lieutenant concerning the risk and the loss he had encountered by his zeal for the public good, and his disinterested services to individuals, until they reached his own habitation.

Из этих слов Квентин заключил, что его новый друг был из того многочисленного рода благодетелей, которые вознаграждают себя за свои добрые дела бесконечными жалобами, с единственной целью поднять цену оказанных ими услуг. Поэтому он благоразумно промолчал и предоставил почтенному синдику разглагольствовать сколько его душе угодно и до самого дома расписывать опасности и потери, которым его подвергали заботы об общественном благе и бескорыстная любовь к ближнему.

"It were shame and sin both," said Peter, a good natured Fleming, notwithstanding all his self conceit, and as he spoke he wiped his eyes with the sleeve of his jerkin.

– И грех и стыд, – ответил растроганный Петер, утирая глаза рукавом своей куртки, ибо, при всём своём самомнении, это был самый добродушный фламандец.

33. and intoxicated, as many of them seemed to be, partly with the sense of triumph, and partly with the long libations of wine which they had been quaffing, presented a spectacle at once hideous and disgusting. The language which they held, and the songs which they sang, without even pretending to pay each other the compliment of listening, were so full of license and blasphemy, that Quentin blessed God that the extremity of the noise prevented them from being intelligible to his companion.

Опьянённые отчасти своим успехом, отчасти обильными возлияниями, они представляли поистине страшное и отталкивающее зрелище. Их разговоры и песни, которые они орали во всё горло, не слушая друг друга, были полны таких непристойностей и кощунства, что Квентин от души порадовался царившему в зале шуму, благодаря которому его спутница не могла расслышать и понять отдельных слов.

But a friendly monitor... has entered a bitter remonstrance, and insists that I should give a precise and particular account of the espousals of the young heir of Glen Houlakin and the lovely Flemish Countess... I replied, in course of post, that times were changed, and public weddings were entirely out of fashion... But how little does this agree with the modest privacy which induces our modern brides – sweet bashful darlings! – to steal from pomp and plate, and admiration and flattery

Но один старый друг... обратился ко мне с горькими упрёками и требует, чтобы я дал точное и подробное описание свадьбы молодого наследника Глен-хулакина с прелестной фламандской графиней... С первой же почтой я ответил ему, что времена переменились, и парадные свадьбы теперь вышли из моды... как мало это согласуется со скромной таинственностью, которая побуждает наших современных невест (ах, эти милые застенчивые создания!) уклоняться от парадности и шумихи, восхищения и лести

To these, unquestionably, an exposure of the circumstances of publicity with which a bridal in the fifteenth century was always celebrated, must appear in the highest degree disgusting

Естественно, что описание всех церемоний при совершении бракосочетания в пятнадцатом веке внушило бы им только отвращение

36. Late as it now was, and fatigued as the Syndic appeared, Quentin, on his side, had difficulty to escape a flask of choice and costly wine, as old as the battle of Azincour, and must have submitted to take his share, however unwilling, but for the appearance of the mother of the family, whom Pavillon's loud summons for the keys of the cellar brought forth from her bedroom.

Несмотря на поздний час и видимую усталость синдика, Квентину едва ли удалось бы отделаться от приглашения распить с хозяином бутылочку превосходного старого вина, ровесника Азенкурской битвы, если бы не вмешательство хозяйки дома, которую вызвал из её комнаты громкий голос мужа, требовавший ключ от погреба.

She was a jolly little roundabout, woman, who had been pretty in her time, but whose principal characteristics for several years had been a red and sharp nose, a shrill voice, and a determination that the Syndic, in consideration of the authority which he exercised when abroad, should remain under the rule of due discipline at home.

Фрау Павийон была живая, кругленькая женщина, по всей вероятности, весьма привлекательная в своё время, но уже много лет отличавшаяся остреньким красным носом, пронзительным голосом и твёрдым убеждением, что каков бы ни был авторитет почтенного синдика вне дома, у себя он должен подчиняться строгой домашней дисциплине.

37. All this Gertrude heard in silence, and without reply, but, considering her character, it might be doubted whether she derived from it the practical inference which it was her mother's purpose to enforce.

Гертруда выслушала нотацию молча, не возражая ни слова, но, принимая во внимание ее характер, мы далеко не уверены, что она вывела из неё то практическое заключение, которое имела в виду её мать.

"Umph! – haughty enough," muttered the Count of Crevecoeur, "and very like one that wears a lady's favour in his hat, and thinks he must carry things with a high tone, to honour the precious remnant of silk and tinsel.

– Ого, как гордо! – пробормотал граф. – Совсем как подобает молодчику, который носит на шляпе бант своей дамы и считает необходимым говорить со всеми свысока, из почтения к драгоценному обрывку шёлка и мишуры.

...

for these young people. I am satisfied to overlook the past, since I will take care that they never meet again."

Что же касается молодых людей, я готов забыть их прошлое, но приму свои меры и клянусь, что больше они не увидятся!

"Do not take that upon your salvation, Crevecoeur," said the old Lord, laughing; "mountains, it is said, may meet, and why not mortal creatures that have legs, and life and love to put those legs in motion? Yon kiss, Crevecoeur, came tenderly off – methinks it was ominous."

– Не клянитесь, Кревкер! – сказал со смехом старый лорд. – Гора с горой – и то, говорят, сходятся, так как же не сойтись грешным людям, у которых есть ноги, есть жизнь и любовь, толкающая их друг к другу! Поцелуй-то был очень нежный: это дурной знак, Кревкер!

"My lord," answered Le Balafre, "I have neither feared nor spared your enemies, sword in hand. And an assault is a desperate matter, under risks which raise a man's blood so that, by Saint Andrew, it will not settle for an hour or two – which I call a fair license for plundering after a storm.

– Государь, – ответил Меченый, – с мечом в руке я никогда не отступал перед врагами вашего величества и не щадил их. Приступ – дело отчаянное, и опасность так горячит кровь человеку, что, клянусь святым Андреем, нужно потом часа два, чтобы она успокоилась – вот это самое я и называю оправданием грабежа после победы.

And God pity us poor soldiers, who are first driven mad with danger, and then madder with victory. I have heard of a legion consisting entirely of saints and methinks it would take them all to pray and intercede for the rest of the army, and for all who wear plumes and corselets, buff coats and broadswords.

Да сжалится Господь над нами, бедными солдатами, которые сперва становятся полоумными в пылу боя, а потом и вовсе теряют разум, торжествуя победу! Слышал я об отряде, который состоял будто бы из святых. Уж вот кому, я думаю, было дела по горло! Молиться об остальном воинстве, замаливать грехи всех тех, кто носит шлемы, латы и мечи!

But what your Majesty purposes is out of my course of practice, though I will never deny that it has been wide enough. As for the Astrologer, if he be a traitor, let him e'en die a traitor's death – I will neither meddle nor make with it. Your Majesty has your Provost and two of his Marshals men without, who are more fit for dealing with him than a Scottish gentleman of my family and standing in the service."

Но то, что предлагаете вы, ваше величество, совсем не солдатское дело, хотя, должен сознаться, дел у нас вообще-то немало. Что же касается астролога, то если он изменник, пусть и умрёт смертью изменника, а я тут ни при чём. У вашего величества есть под рукой Прево с двумя помощниками, такое дело им больше пристало, чем шотландскому дворянину из хорошей семьи, состоящему на службе у короля.

A close observer of what passed on earth, as well as among the heavenly bodies, the pulley and the rope also caught the Astrologer's eye; and as the latter was in a state of vibration he concluded that some one who had been busy adjusting it had been interrupted in the work by his sudden arrival. All this he saw, and summoned together his subtilty to evade the impending danger

Астролог умел так же внимательно наблюдать всё, что происходило на земле, как и то, что совершалось над ним, и от его острого взгляда не ускользнул блок с верёвкой, которая ещё слегка покачивалась, как будто приготовления были только что прерваны его неожиданным приходом. Смекнув, в чём дело, и призвав на помощь хитрость и изворотливость, он решил пустить в ход все средства, чтобы избавиться от грозившей ему опасности

...

De la Marck attempted before to communicate with Louis by means of Marthon; but she could not, it seems, approach nearer to him than the Astrologer, to whom she told all the passages of the journey, and of Schonwaldt; but it is a chance if her tidings ever reach Louis, except in the shape of a prophecy

Де ла Марк ещё раньше пытался войти в сношения с Людовиком через Марту; но, кажется, ей удалось добиться только свидания с астрологом, которому она и рассказала всё, что произошло во время нашего пути в Шонвальде. Но я думаю, эти сведения вряд ли дойдут до ушей Людовика иначе, как в виде пророчеств

39."Umph! – Ay – this is a blade of another temper. – And pray, my cousin, what has this – this very young gentleman done, to deserve such intercession at your hands?"

– Гм… да! Это клинок другого закала... А позвольте вас спросить, прелестная кузина, – продолжал он, передразнивая замешательство Изабеллы, – чем, собственно, этот… этот слишком молодой дворянин заслужил с вашей стороны такое внимание?

"He has saved my life and honour," said the Countess, reddening with shame and resentment.

– Он спас мою жизнь и честь, – сказала графиня, краснея от стыда и досады.

Quentin also blushed with indignation, but wisely concluded that to give vent to it might only make matters worse.

Квентин тоже весь вспыхнул, но то была краска негодования; тем не менее, он благоразумно сдержался, боясь еще больше испортить дело.

"Life and honour? – Umph!" said again the Count Crevecoeur, "methinks it would have been as well, my cousin, if you had not put yourself in the way of lying under such obligations to this very young gentleman. – But let it pass. The young gentleman may wait on us, if his quality permit, and I will see he has no injury – only I will myself take in future the office of protecting your life and honour, and may perhaps find for him some fitter duty than that of being a squire of the body to damosels errant."

– Жизнь и честь? – повторил граф де Кревкер. – Вот как! Гм… да! А по-моему, прекрасная кузина, вам не следовало ставить себя в такое положение, которое налагает на вас подобные обязательства по отношению к этому… слишком молодому дворянину... Но что было, то было. Пусть этот юноша, если звание ему дозволяет, сопровождает нас, я о нём позабочусь. Только предупреждаю, что на будущее время я буду сам охранять вашу жизнь и честь, а для молодого дворянина постараюсь найти более подходящее занятие, чем обязанность телохранителя при странствующих девицах!

42. ridicule, the weapon of all others most feared by enthusiasts of every description, and which, from its predominance over such minds, often checks what is absurd, and fully as often smothers that which is noble.

насмешка – самое страшное оружие для всех энтузиастов, оружие, которое не только удерживает их от многих нелепостей, но подчас душит даже и благородные порывы.

43. Forget it all, young soldier," he added, tapping him on the shoulder, "remember yonder lady only as the honoured Countess of Croye – forget her as a wandering and adventurous damsel. And her friends – one of them I can answer for – will remember, on their part, only the services you have done her, and forget the unreasonable reward which you have had the boldness to propose to yourself."

Забудьте же все это, юный воин, – добавил он, похлопывая Квентина по плечу, – забудьте странствующую красавицу и вспоминайте об этой даме как о высокородной графине де Круа. И даю вам слово, что её друзья – за одного по крайней мере я ручаюсь, – в свою очередь, будут помнить только оказанные ей вами услуги и забудут, о какой недостижимой награде вы имели смелость мечтать.

...

I can allow thee like a youth, who hath listened to romances till he fancied himself a Paladin, to form pretty dreams for some time, but thou must not be angry at a well meaning friend, though he shake thee something roughly by the shoulders to awake thee."

Я понимаю, что ты, как всякий юноша, начитавшийся романов, размечтался и вообразил себя паладином (Паладин – рыцарь из свиты короля; здесь в переносном смысле – верный рыцарь.); но ты не должен сердиться на друга, который, желая тебе добра, встряхнул тебя за плечи и разбудил от сладких грёз, хотя бы он сделал это несколько сурово и грубо.

"The pilot," he reflected, "steers his bark by the polar star, although he never expects to become possessor of it, and the thoughts of Isabelle of Croye shall make me a worthy man at arms, though I may never see her more.

«Направляет же кормчий свой путь по Полярной звезде, – думал он, – хотя и не надеется когда-либо достигнуть ее; так и мне мысль об Изабелле де Круа поможет сделаться славным воином, хотя, возможно, я больше никогда её не увижу.

When she hears that a Scottish soldier named Quentin Durward distinguished himself in a well fought field, or left his body on the breach of a disputed fortress, she will remember the companion of her journey, as one who did all in his power to avert the snares and misfortunes which beset it, and perhaps will honour his memory with a tear, his coffin with a garland."

Когда она услышит, что солдат-шотландец по имени Квентин Дорвард отличился на поле брани или пал при защите какой-нибудь крепости, она, быть может, вспомнит своего товарища по путешествию, вспомнит, как он сделал всё, что было в его силах, чтоб отвратить грозившие ей беды, и почтит его память слезой, а могилу – венком».

47. Charles of Burgundy, the most hasty and impatient, nay, the most imprudent prince of his time, found himself, nevertheless, fettered within the magic circle which prescribed the most profound deference to Louis, as his Suzerain and liege Lord, who had deigned to confer upon him, a vassal of the crown, the distinguished honour of a personal visit.

Даже Карл Бургундский, самый вспыльчивый, нетерпеливый и, можно сказать, самый безрассудный из всех государей своего времени, почувствовал себя как бы в заколдованном кругу дворцовых обычаев, которые требовали, чтобы он принял Людовика с глубоким уважением, как своего сюзерена и законного государя, оказавшего ему, королевскому вассалу, высокую честь своим посещением.

"My Liege," replied Oliver, "your Majesty and yonder learned philosopher look for augury to the stars and heavenly host – I am an earthly reptile, and consider but the things connected with my vocation. But methinks there is a lack of that earnest and precise attention on your Majesty which men show to a welcome guest of a degree so far above them.

– Государь, – ответил Оливье, – ваше величество и тот великий учёный ищете указаний в движении звёзд и сочетаний небесных светил; я же не более как червь, пресмыкающийся по земле, и вижу только то, что доступно моему кругозору. Но всё-таки я знаю, как должно принимать гостей столь высокого сана, как ваш; я вижу, как принимают здесь ваше величество, и не могу не замечать кое-каких недочётов.

The Duke tonight pleaded weariness, and saw your Majesty not farther than to the street, leaving to the officers of his household the task of conveying you to your lodgings. The rooms here are hastily and carelessly fitted up – the tapestry is hung up awry – and, in one of the pieces, as you may observe, the figures are reversed and stand on their heads, while the trees grow with their roots uppermost."

Сегодня вечером, например, герцог, сославшись на усталость, довёл ваше величество только до дверей, предоставив своим придворным проводить вас в отведённые вам покои. Ваши комнаты, видимо, убраны наспех и небрежно: ковры повешены криво – на одном, как вы можете убедиться сами, люди ходят на головах, а деревья растут вверх корнями.

48. Louis was far from taking amiss this brutal allusion to the personal deformity of the Princess Joan. On the contrary, he was rather pleased to find that the Duke was content to be amused with broad jests, in which he was himself a proficient, and which (according to the modern phrase) spared much sentimental hypocrisy.

Этот грубый намёк на физическое безобразие принцессы Жанны нимало не оскорбил короля. Напротив, он был очень доволен, что герцогу пришлись по вкусу его плоские шутки, на которые Людовик был великий мастер, ибо они избавляли его от необходимости прибегать к лицемерно-сентиментальному тону.

Accordingly, he speedily placed their intercourse on such a footing that Charles, though he felt it impossible to play the part of an affectionate and reconciled friend to a monarch whose ill offices he had so often encountered, and whose sincerity on the present occasion he so strongly doubted, yet had no difficulty in acting the hearty landlord towards a facetious guest; and so the want of reciprocity in kinder feelings between them was supplied by the tone of good fellowship which exists between two boon companions – a tone natural to the Duke from the frankness, and, it might be added, the grossness of his character, and to Louis, because, though capable of assuming any mood of social intercourse, that which really suited him best was mingled with grossness of ideas and of caustic humour and expression.

Итак, он поспешил перевести беседу на такую почву, что Карл, который никак не мог войти в роль преданного друга, примирившегося со своим государем, причинившим ему столько зла и в чьей искренности он и теперь сильно сомневался, сразу почувствовал себя легко и свободно в роли радушного хозяина, принимающего у себя весёлого гостя. Таким образом, недостаток искренности с обеих сторон восполнялся товарищеским тоном двух весёлых собеседников – тоном, одинаково удобным и для герцога с его откровенным грубым характером, и для Людовика, которому, как ни ловко разыгрывал он всякие роли в своих сношениях с людьми, эта роль, по природной его склонности к язвительному и грубому юмору, больше всего подходила.

51. Tiel Wetzweiler charged the assailant so forcibly as to overthrow him and disengage his master. Perhaps he was afraid of this being thought too serious a service for a person of his condition, and that it might excite him enemies among those knights and nobles who had left the care of their master's person to the court fool.

Тиль Ветцвейлер с такой яростью набросился на врага, что сбил его с лошади и освободил своего господина. Быть может, он испугался, что этот подвиг сочтут слишком серьёзным для человека его ремесла и это создаст ему врагов среди бургундских рыцарей и дворян, бросивших своего государя на попечение придворного дурака,

At any rate, he chose rather to be laughed at than praised for his achievement; and made such gasconading boasts of his exploits in the battle, that most men thought the rescue of Charles was as ideal as the rest of his tale; and it was on this occasion he acquired the title of Le Glorieux (or the boastful), by which he was ever afterwards distinguished.

но только, вместо того чтобы ждать благодарности за свою услугу, он предпочёл обратить её в шутку и принялся так нахально хвастаться своими подвигами в этой битве, что большинство придворных решило, будто спасение Карла было такой же выдумкой, как и остальные россказни шута. По этому-то случаю ему и было дано прозвище ле Глорье (то есть хвастун), так навсегда и оставшееся за ним.

00. This Scottish nobleman was one of the last relics of the gallant band of Scottish lords and knights who had so long and so truly served Charles VI in those bloody wars which decided the independence of the French crown, and the expulsion of the English.

Этот шотландский дворянин был одним из последних уцелевших обломков доблестной дружины шотландских лордов и рыцарей, долго и верно служивших Карлу VI в его кровавых войнах, утвердивших независимость французской короны и изгнавших англичан из пределов Франции.

He had fought, when a boy, abreast with Douglas and with Buchan, had ridden beneath the banner of the Maid of Arc, and was perhaps one of the last of those associates of Scottish chivalry who had so willingly drawn their swords for the fleur de lys, against their "auld enemies of England."

Ещё юношей он сражался под знамёнами Жанны д'Арк и был чуть ли не последним из шотландских рыцарей, так охотно обнажавших свой меч за лилию против общего старинного врага – Англии.

Changes which had taken place in the Scottish kingdom, and perhaps his having become habituated to French climate and manners, had induced the old Baron to resign all thoughts of returning to his native country, the rather that the high office which he held in the household of Louis and his own frank and loyal character had gained a considerable ascendancy over the King, who, though in general no ready believer in human virtue or honour, trusted and confided in those of the Lord Crawford, and allowed him the greater influence, because he was never known to interfere excepting in matters which concerned his charge.

Перемены, происшедшие в Шотландии, а может быть, и долгая привычка к французской жизни и обычаям заставили старого лорда окончательно оставить мысль о возвращении на родину, тем более что, занимая высокое место при дворе Людовика, он, благодаря своему открытому, честному характеру, приобрёл огромное влияние на короля, который, хотя вообще и мало верил в человеческую добродетель и честь, питал неограниченное доверие к лорду Кроуфорду и охотно подчинялся его влиянию, ибо Кроуфорд никогда не вмешивался ни в какие дела, кроме тех, которые входили в его прямые обязанности.

52. like most men of his hasty and coarse character, Charles carried to extremity the general taste of that age for court fools and jesters – experiencing that pleasure in their display of eccentricity and mental infirmity which his more acute but not more benevolent rival loved better to extract from marking the imperfections of humanity in its nobler specimens, and finding subject for mirth in the "fears of the brave and follies of the wise."

как и большинство людей с грубым и пылким характером, он доводил до крайности общее в то время пристрастие к придворным дуракам и шутам. Он находил истинное наслаждение в слабоумии и нелепых выходках этих людей, тогда как его менее добродушный соперник, далеко превосходивший его умом, предпочитал наблюдения над несовершенствами человеческой природы в самых лучших из её представителей, находя повод для веселья в «трусости храбрых и безумии мудрых»

said the King, "I know of no such fair subject of raillery as the follies of those who should know better

заметил король. – Я не знаю лучшего предмета для насмешки, чем глупость умных людей

53. "We are all faithful," said Tristan l'Hermite gruffly; "for should they put to death your Majesty, there is not one of us whom they would suffer to survive you, even if we would."

– Все мы верные слуги, – добавил угрюмо Тристан Отшельник, – потому что, если герцог лишит жизни ваше величество, мы не надолго вас переживём, если бы даже и хотели.

"Now, that is what I call good corporal bail for fidelity," said Le Glorieux

– Вот это я называю прочной гарантией верности! – заметил неугомонный ле Глорье

55. – If I had any knowledge of the crime, believe, dearest patroness, it was because I knew no better method of quieting the discontents of my kingdom... and I here, bind my royal signet to thy effigy, in token that I will keep word concerning the county of Champagne, and that this shall be the last time I will trouble thee in affairs of blood, knowing thou art so kind, so gentle, and so tender hearted."

И если я допустил это преступление, то верь мне, Всеблагая Заступница, лишь потому, что не видел другого средства успокоить смуту в моём государстве... я прикладываю королевскую печать к твоему святому изображению в знак того, что исполню свой обет относительно Шампани, и клянусь, что никогда больше не стану прибегать к тебе в таких кровавых делах, зная, как ты добра и милосердна!

After this extraordinary contract with the object of his adoration, Louis recited, apparently with deep devotion, the seven penitential psalms in Latin, and several aves and prayers especially belonging to the service of the Virgin.

Заключив этот оригинальный договор с Пречистой Девой, Людовик с видом глубокого благочестия прочёл по-латыни семь покаянных псалмов и несколько молитв из службы Пресвятой Деве.

He then arose, satisfied that he had secured the intercession of the Saint to whom he had prayed, the rather, as he craftily reflected, that most of the sins for which he had requested her mediation on former occasions had been of a different character, and that, therefore, the Lady of Clery was less likely to consider him as a hardened and habitual shedder of blood than the other saints whom he had more frequently made confidants of his crimes in that respect.

После этого он поднялся с колен, вполне убеждённый, что заручился заступничеством святой, тем более, как он лукаво подумал, что грехи, по поводу которых он к ней до сих пор обращался, прося её покровительства, были иного характера, и Богоматерь Клерийская не могла считать его закоренелым убийцей, так как в своих преступлениях он чаще признавался другим святым.

"Do not mention him!" said Louis, acting, or at least appearing to act, under an irresistible and headlong impulse, which withdrew the usual guard which he maintained over his language. "Charles of Burgundy is unworthy of your attachment. He who can insult and strike his councillors – he who can distinguish the wisest and most faithful among them by the opprobrious name of Booted Head!"

– Не говори мне о нём! Не упоминай его имени! – воскликнул Людовик в порыве искреннего или притворного негодования, заставившего его, казалось, отбросить свою обычную сдержанность. – Карл Бургундский не стоит твоей привязанности, если осмеливается оскорблять и бить своих советников и обзывать мудрейшего и преданнейшего из них позорящей кличкой Битая башка!

The wisdom of Philip de Comines did not prevent his having a high sense of personal consequence; and he was so much struck with the words which the King uttered, as it were, in the career of a passion which overleaped ceremony, that he could only reply by repetition of the words

Несмотря на весь свой ум, Филипп де Комин был очень тщеславен. Слова короля, как будто забывшего в порыве негодования всякую сдержанность, так глубоко задели его, что он только и нашёлся сказать:

"Booted Head! It is impossible that my master the Duke could have so termed the servant who has been at his side since he could mount a palfrey – and that too before a foreign monarch! – it is impossible!"

– Битая башка! Невероятно, чтобы герцог мог так называть меня, своего верного слугу, который не расставался с ним с тех пор, как он впервые сел на коня, да ещё при постороннем, при чужестранном монархе. Нет, это невозможно!

Louis instantly saw the impression he had made, and avoiding alike a tone of condolence, which might have seemed insulting, and one of sympathy, which might have savoured of affectation; he said, with simplicity, and at the same time with dignity,

Людовик сейчас же заметил, какое он произвёл впечатление. Избегая сочувственного тона, который мог бы быть оскорбительным, и не выказывая участия, которое могло бы показаться притворным, он сказал просто, но с достоинством:

"My misfortunes make me forget my courtesy, else I had not spoken to you of what it must be unpleasant for you to hear. But you have in reply taxed me with having uttered impossibilities – this touches my honour; yet I must submit to the charge, if I tell you not the circumstances which the Duke, laughing until his eyes ran over, assigned for the origin of that opprobrious name, which I will not offend your ears by repeating.

– Мои несчастья, кажется, заставили меня позабыть о приличиях, иначе я, конечно, никогда не повторил бы при вас слов, которые могут вас оскорбить. Но вы упрекнули меня в том, что я говорю невероятные вещи, и задели мою честь; поэтому, чтобы опровергнуть ваше обвинение, я должен рассказать вам, как и при каких обстоятельствах герцог, смеясь до слёз, рассказал мне о происшествии, послужившем поводом к унизительной кличке, повторением которой я не стану вас оскорблять.

Thus, then, it chanced. You, Sir Philip de Comines, were at a hunting match with the Duke of Burgundy, your master; and when he alighted after the chase, he required your services in drawing off his boots. Reading in your looks, perhaps, some natural resentment of this disparaging treatment, he ordered you to sit down in turn, and rendered you the same office he had just received from you.

По словам герцога, дело было так. Однажды, когда вы с ним вернулись с охоты, герцог потребовал, чтобы вы сняли с него сапоги. Заметил ли он по вашему лицу, что вы, естественно, были оскорблены таким обращением, право, не знаю, – но только он сейчас же велел вам сесть и, в свою очередь, оказал вам такую же услугу

But offended at your understanding him literally, he no sooner plucked one of your boots off than he brutally beat it about your head till the blood flowed, exclaiming against the insolence of a subject who had the presumption to accept of such a service at the hand of his Sovereign; and hence he, or his privileged fool, Le Glorieux, is in the current habit of distinguishing you by the absurd and ridiculous name of Tete botte, which makes one of the Duke's most ordinary subjects of pleasantry."

Оказать-то он её оказал, но страшно взбесился за то, что вы её приняли, и, едва стащив с вас один сапог, тут же принялся бить вас им по голове, пока не избил до крови, приговаривая: «Это тебе за то, что ты посмел принять подобную услугу от своего государя!» С тех пор он и его любимый шут ле Глорье иначе вас не называют, как Битая башка, и это нелепое прозвище служит герцогу любимым предметом для шуток и острот.

"He spoke of fishing – I have sent him home, a trout properly tickled! – And he thinks himself virtuous because he took no bribe, but contented himself with flattery and promises, and the pleasure of avenging an affront to his vanity! – Why, he is but so much the poorer for the refusal of the money – not a jot the more honest

– Он толковал мне о рыбной ловле, а сам, как форель, попался на удочку! Мнит себя добродетельным, потому что отказался от взятки, и так легко поддался на мою лесть и посулы, обрадовался возможности тут же отомстить за оскорбление, нанесённое его тщеславию! Что ж, отказавшись от денег, он сделался только беднее, но нисколько не честнее

The Countess turned her eyes to the King as she spoke, with a look which was probably intended as a reproach, but the breast of Louis was armed against all such artillery

Произнося эти слова, графиня бросила на короля взгляд, полный упрёка, но грудь Людовика была хорошо защищена против подобной артиллерии

59. "So please your Majesty, the merit of moderation is, I have observed, most apt to be extolled by the losing party. The winner holds in more esteem the prudence which calls on him not to leave an opportunity unimproved."

– Не прогневайтесь, ваше величество, но умеренность, как я замечал, превозносится обыкновенно только проигрывающей стороной. Тот, кто выигрывает, сообразуется исключительно с благоразумием, которое велит не упускать удобный случай.

...

to anticipate such evil is the sure way to give occasion to it

что принимать меры против иных несчастий – значит их вызывать

61. You have met foul play on the road where you travelled by the King's command, and you think you have reason to charge him with being the author of it."

Должно быть, во время этого путешествия тебе пришлось повстречаться с изменой, и у тебя явилось подозрение, что король сам её подстроил.

"I have been threatened with foul play in the execution of the King's commission," answered Quentin; "but I have had the good fortune to elude it – whether his Majesty be innocent or guilty in the matter, I leave to God and his own conscience. He fed me when I was a-hungered – received me when I was a wandering stranger. I will never load him in his adversity with accusations which may indeed be unjust, since I heard them only from the vilest mouths."

– Да, всю дорогу меня преследовала измена, и счастье моё, что я её избежал. Был ли тут виноват король или нет, пусть рассудит бог и решит собственная совесть его величества. Но король накормил меня голодного, приютил бездомного, и не мне, особенно теперь, когда он в беде, возводить на него обвинения, может быть даже несправедливые, потому что я слышал их из самых подлых уст.

"My dear boy – my own lad!" said Crawford, taking him in his arms. – "Ye think like a Scot, every joint of you! Like one that will forget a cause of quarrel with a friend whose back is already at the wall, and remember nothing of him but his kindness."

– Сын мой! Дорогой ты мой мальчик! – воскликнул лорд Кроуфорд, обнимая Квентина. – Ты настоящий шотландец до мозга костей! Такой человек не покинет друга и не станет поминать старые обиды, когда того приперли к стенке, а поспешит ему на выручку.

62.The Countess turned her eyes to the King as she spoke, with a look which was probably intended as a reproach, but the breast of Louis was armed against all such artillery

Произнося эти слова, графиня бросила на короля взгляд, полный упрёка, но грудь Людовика была хорошо защищена против подобной артиллерии

King Louis, who, after the interlude of De la Marck's envoy, had omitted no opportunity to cultivate the returning interest which that circumstance had given him in the Duke's opinion

После случая с послом де ла Марка король Людовик, воспользовавшись счастливой случайностью, так неожиданно возвратившей ему доброе расположение герцога, не упускал ни одной возможности закрепить восстановившиеся между ними дружбу и согласие

63. "Write," he said, to the secretary, "our doom of forfeiture and imprisonment against this disobedient and insolent minion. She shall to the Zuchthaus, to the penitentiary, to herd with those whose lives have rendered them her rivals in effrontery."

– Пиши! – крикнул он своему секретарю. – Пиши наш приговор о конфискации владений и заключении в тюрьму этой дерзкой ослушницы! В Цухтхауз её, в исправительный дом, в общество разгульных женщин, которые не уступят ей в наглости!

There was a general murmur.

Поднялся общий ропот.

"My Lord Duke," said the Count of Crevecoeur, taking the word for the rest, "this must be better thought on. We, your faithful vassals, cannot suffer such a dishonour to the nobility and chivalry of Burgundy. If the Countess hath done amiss, let her be punished – but in the manner that becomes her rank, and ours, who stand connected with her house by blood and alliance."

– Ваша светлость, – сказал наконец граф де Кревкер, решившись выразить общее мнение, – такой приговор требует более зрелого размышления. Мы ваши верные слуги, но мы не можем допустить, чтобы вы запятнали подобным бесчестьем бургундское дворянство и рыцарство. Если графиня провинилась – накажите её, но пусть это наказание не позорит её и наше звание и не заставляет нас краснеть за кровное родство и дружеские связи с её домом.

64. In fact, the main body and rear of the numerous army of the Duke had continued to advance, while the broken and repulsed vanguard was in the act of retreating and they had come into collision with each other, to the great confusion of both.

Дело в том, что главный корпус и арьергард многочисленной армии герцога продолжали двигаться вперёд, тогда как разбитый авангард бросился назад; беглецы столкнулись со своими и произвели в их рядах сильное замешательство.

The necessary absence of D'Hymbercourt, who discharged all the duties of Marechal du Camp, or, as we should now say, of Quartermaster General, augmented the disorder and to complete the whole, the night sank down dark as a wolf's mouth there fell a thick and heavy rain, and the ground on which the beleaguering army must needs take up their position, was muddy and intersected with many canals.

Отсутствие д'Эмберкура, исполнявшего при армии обязанности генерал-квартирмейстера, ещё усилило беспорядок; в довершение всех этих бед настала чёрная, непроглядная ночь, пошёл крупный дождь, а место, на котором должна была расположиться лагерем союзная армия, было болотистое и всё перерезано каналами.

It is scarce possible to form an idea of the confusion which prevailed in the Burgundian army, where leaders were separated from their soldiers, and soldiers from their standards and officers.

Трудно представить себе хаос, царивший в бургундской армии, где начальники не могли найти своих солдат, а солдаты тщетно разыскивали своих начальников и знамёна.

Every one, from the highest to the lowest, was seeking shelter and accommodation where he could individually find it while the wearied and wounded, who had been engaged in the battle, were calling in vain for shelter and refreshment and while those who knew nothing of the disaster were pressing on to have their share in the sack of the place, which they had no doubt was proceeding merrily.

Каждый, от самого знатного рыцаря до последнего воина, искал себе пристанища где только мог; израненные и измученные беглецы тщетно взывали о помощи, а те, что шли в арьергарде, не подозревая о бедствии, постигшем их товарищей, спешили вперёд, чтобы успеть принять участие в разграблении города.