Жизнь Ершова

 

 

 

В тёмном скверике неподалёку от своего дома Ершов услышал вскрики, разглядел мечущиеся фигуры. Подбежал и увидел: четверо пинали одного. Человек лежал на земле, прикрыв голову руками, уже не пытаясь подняться, вскрикивая при каждом ударе.

Ершов узнал парней – частенько выгонял из своего подъезда. Увидев его, они дали дёру, но одному-то Ершов успел дать пинка под зад. Склонился к человеку – это был Вася-дурачок. На нём было грязное демисезонное пальто, лицо искажено гримасой страха и боли. Увидев Ершова, Вася вскочил, по-детски закрылся ладонями, заревел и побежал к дому.

Ершов выругался, закурил и тоже двинул домой.

Вошёл в тёмный подъезд и даже не успел почувствовать боли, сразу потерял сознание.

В себя пришёл в больничной палате, с капельницей в вене. Попросил пить, и пожилая санитарка подала стакан воды. Она же сказала, что голова у Ершова пробита в двух местах, и ловко сунула под него "утку"…

А таблетки принесла молодая строгая медсестра. Градусник ему под мышку сунула. Ладонь её была прохладная, и Ершову показалось, что от неё пахнет молоком.

Потом достала градусник и на вопросительный взгляд Ершова сказала:

– Тридцать семь. – И ушла.

Через два дня его перевели в общую палату. И зачастили посетители: мать, вся зарёванная; следователь, которому Ершов ничего толком не сказал; Эдик Красавин… Он всё допытывался, кто это Ершова так "отоварил", обещая разобраться.

Кто "отоварил", Ершов сразу понял, но решил с теми архаровцами сам разобраться, без помощи.

А они легки на помине, вернее, один из них, тот самый волосатик. Заглянул в палату, и Ершов, увидев его, поднялся, вышел наедине побеседовать.

Мимо стремительно прыгающей походкой проскакал лечащий врач Бургомистров – сухонький, седой, подмигнул Ершову. Во время утренних обходов, осматривая больных, он приговаривает, не стесняясь медсестёр: "Хрен ли нам кабанам… будем жить…"

Парень сразу же сбивчиво затараторил:

– Юрий Петрович, – (надо же – имя-отчество знает), – Юрий Петрович, это не мы, честное слово, не мы…

– Не мельтеши… Васю тоже не вы пинали?

– Мы, – повинно склонил голову парень. – Но он на Жеку с палкой кинулся. Да чего ему дураку будет-то?

– Сам ты дурак. Иди отсюда. – Ершов поверил. Не они.

И почему-то стало легче от того, что не они, не эти мальчишки. А кто – теперь неважно.

Когда в палате выключили свет, когда успокоились самые беспокойные – только тяжкие вздохи, сонное бормотание, всхрапы, – Ершов натянул спортивный костюм, сунул ноги в шлёпанцы и вышел в коридор.

За столом, освещенным настольной лампой, сидела та самая строгая медсестра, Вера, читала книгу.

– Девушка, можно с вами посидеть?

Она оторвалась от книги, посмотрела на него откровенно насмешливо:

– Снотворное не действует?

– Не действует.

– Сидите, – пожала плечами.

Ершов сел рядом с ней на стул, она продолжала читать.

Он уже проклинал себя за это дурацкое молчание. Спросил наконец:

– Что вы читаете? – и почувствовал, что краснеет.

Девушка закрыла книгу, и он увидел название: "Братья Карамазовы". Она, подавляя зевок, глянула на часы.

– Шли бы вы спать, Ершов.

И Ершов, пристыжённый, убрался восвояси, твердя почему-то про себя: "Хрен ли нам, кабанам!.."

И уже до выписки старался не показываться Вере на глаза.