Убит в побеге

 

 

 

Виталий легонько постучал молотком по полосе стали. Это был условный сигнал, которым он вызывал Зою. Она не замедлила выйти на крыльцо соседней дачи с ведром в руке, пошла в конец участка, к ящику, куда выливали воду. Верстак, за которым работал Виталий, стоял по другую сторону ограды неподалёку от ящика. Зоя вылила воду и задержалась у ограды. Виталий сидел на верстаке спиной к ней.

– Готова? – спросил он, не поворачивая головы в сторону Зои.

– Я? Я всегда готова. А что, сегодня? Да? – заволновалась Зоя.

– Тихо, тихо, без эмоций, Зоенька. Понимаешь, самое удобное время. Уйдём. Ей-богу уйдём. Не трусишь? – спросил Виталий, заранее зная ответ.

– Сказал тоже, мне чего бояться, вот ты – да. Ты смотри сам. Как скажешь, так и будет,

– Значит так. Слушай меня внимательно. Ты собираешься. Ну, сама знаешь, не на танцы идём. Чтобы и легко было, и тепло. Ночи всё же… Ну, и поесть. Сколько можешь. Как соберёшься, так выходи и иди к лесу. Я увижу. Отходи подальше и жди меня возле дороги. Спрячься где-либо в кустах и жди. Я приду. Идёт?

– Вполне. Жалеть не станешь? Накинут ведь, – ещё раз предупредила Зоя, проверяя Виталия.

– Сначала пусть возьмут, а уж потом накидывают. Всё, действуем.

Разговора этого никто не слышал. Двое солдат посиживали на досках, поставив рядом автоматы. Четверо зэков работали внутри помещения. Было тихо, мирно, как на каком-нибудь сельском подворье.

«Скоро вы у меня ой как забегаете», – мысленно пообещал Виталий, представив на миг, что будет здесь через полчаса или через час твориться.

Он видел, как Зоя вышла из соседней дачи. На ней был синий спортивный костюм, зелёная штормовка, белые высокие кроссовки. За плечом зелёный, туго набитый рюкзак. Казалось, не в рискованный побег с милым пошла девонька, а в увеселительный туристский поход.

«Ничего, сойдёт, – оценил Виталий практичность Зои в выборе дорожной одежды. – Легко будет».

Он два раза звякнул молотком по железке, передав Зое, что видел её, что пока всё в порядке.

Зоя стремительно прошла в конец участка, к калитке, быстренько отомкнула замок и оказалась по другую сторону ограды. Далее также стремительно, лёгким бегом миновала открытую луговину метров в сто и скрылась в молодом густом сосняке.

Виталий подошёл к ведру с водой, которое стояло на досках возле конвойных солдат. Зачерпнул кружкой, сделал глоток, поморщился:

– Тьфу, степлилась как!

– Помои, – буркнул сонно солдат, разморённый жарой. Виталий хотел напроситься сходить за водой. Колодец метрах в пятидесяти от дачного участка. Он мог бы рвануть от колодца сразу же в проулок к лесу, пока солдаты опомнились бы, ушёл бы в лес. А там ищи-свищи его. Но остановил себя, поопасся вызвать своим рвением подозрение у конвоиров. Решил воспользоваться заранее продуманным и уже подготовленным ходом. В углу участка рядом с оградой стоял деревянный туалет. Зэки ходили в него оправляться. Сначала солдаты сопровождали их, затем стали останавливаться на полпути, держа туалет под наблюдением, а скоро и вовсе не стали подыматься с насиженных мест, представляя зэкам возможность пользоваться туалетом без строгого надзора.

Виталий постепенно раскачал и ослабил гвозди в двух досках задней стены. Он думал, что уйдёт в туалет, закроется дверью, выдавит бесшумно доски, пролезет, в дыру, под прикрытием туалета перемахнёт через забор и уйдёт в лес. Заманчиво было то, что, как казалось, уйти можно без шума, тихо, незаметно, успеть отойти далеко, пока солдаты хватятся и начнут проверять: что-то этот зэк так долго сидит в туалете.

Виталий пришёл к своему верстаку, покопался минут десяток с инструментом, с дощечками. Он явно волновался, а в таком состоянии начинать дело не решался, можно одним необдуманным движением навлечь подозрение конвойных, испортить всё так тщательно продуманное. Успокоившись, искоса посмотрел на солдат и пошёл не спеша к туалету, на ходу вроде бы расстёгивая пуговицы. Вошёл в туалет, закрыл за собой дверь на крючок, навалился обеими руками на доски, стал давить, чтобы низ их сорвать с гвоздей, но так, чтобы было тихо. Гвозди поддались, вышли из соснового бруска. Стал приподнимать их. Высунул в открывшуюся щель голову и одно плечо, помогая себе ногами, стал выдираться наружу. Выдрался. Тихонько опустил доски на место. И только хотел взбираться на забор, как услышал сзади себя приглушённый от волнения голос:

– Стой! Ты куда? Стреляю!

Крутнувшись на месте, увидел солдата, вышедшего из-за туалета с автоматом наизготовку. Кровь бросилась в лицо, упруго толкнулась в ушах, в них даже зазвенело. Понял и свой провал, и как бы увидел Зою, ждущую его в густом сосняке, и то, как только что продирался сквозь щель в туалете. Обидно. Унизительно…

Коротким ударом правой ноги выбил из рук солдата автомат и тут же кулаком нанёс ему в подбородок удар такой силы, от которого солдат мешком упал на спину. Подхватив автомат, махнул через забор, штанина оделась на штакетину, свалился с забора, разрывая штанину и отдирая от слеги штакетину. Поднялся, побежал к лесу.

А сзади уже голос другого солдата:

– Стой, стрелять буду!

И голоса зэков:

– Куда ты, дурак!

– Замри!

– Остановись, сынок!

Все они прыгали через забор и бежали за ним.

«Срежет ведь, – подумал Виталий о втором солдате. – Ну, я вас!»

Он развернулся и сходу дал очередь из автомата, стараясь бить выше голов преследователей. Увидел, как все они попадали на землю. Увидел и то, как солдат вскинул автомат, намереваясь стрелять. И опередил солдата, полоснул по нему, по лежащему, сверху. Увидел, как солдат дёрнулся и скрючился. Дал ещё одну короткую очередь, прижимая зэков к земле. И рванулся к лесу.

 «Туда не сунутся. Уйду! Уйду!» – И когда первые сосновые ветки хлыстнули по одежде, по щеке, обдавая смолистым свежим запахом, чуть не выкрикнул радостно: «Ушёл!»

Зоя стояла под раскидистой молодой липой. Виталий не мог увидеть её сразу. Она окликнула его, вышла из-под ветвей.

– Ходу, Зоенька! Ходу, милая! Теперь нас с тобой только ноги спасут! – возбуждённо, радостно крикнул Виталий.

Подхватив из рук Зои рюкзак, закинул его за плечо, повесил автомат на грудь, ухватил Зою за руку и увлёк за собой.

Бежали мало наезженной просекой, густо заросшей подорожником. Бежали легко, часто взглядывая друг на друга.

– В тебя стреляли? – спросила Зоя на ходу.

– Я в них стрелял, – ответил Виталий, указывая глазами на автомат.

– Зачем?

– Так вышло. Не хотел… Вышло так. Давай не разговаривать пока. Не трать силы. Нам надо подальше уйти. Как можно дальше.

Мысленно Виталий представлял, что творится теперь там, на даче. Преследовать их, тем более его, вооружённого, сейчас не станут. Один солдат без оружия, другой… Дёрнулся он. Значит, попал в него, ранил. Это уже плохо, это вовсе плохо. За это раскрутят на всю катушку. Живой бы он хоть остался. А если до смерти, то… Вышка.

«Ладно, ладно, – молча прикрикнул на себя Виталий, – не распускайся! Всё будет в порядке. Живой он, солдат этот неудачливый. Тоже мне, конвойный. И этот, первый мой, как мешок, от страха руки трясутся. Тьфу!»

Перехватив вопросительный взгляд Зои, успокоил:

– Ничего, ничего, это я так, кое о чём о своём подумал. 

Просека кончилась. Небольшая тропинка свела вниз к речушке. Вода в ней была по-лесному желтоватой, текла быстро, увилисто. С обеих сторон над водой понависли ветловые заросли.

Не раздумывая, Виталий подхватил Зою на руки и шагнул в воду.

– Ой, ой – запротестовала Зоя, – я сама, тебе же тяжело!

– Тихо, Зоинька, не трепыхайся, как рыбка, помогай лучше мне, ну, крепче обхвати меня за шею. Обнимай, обнимай, привыкай! – Виталий счастливо хохотнул. – Ты мне не в тягость. Да и ноги тебе мочить нельзя. Держись!

Речка была неглубокой. В иных местах она бежала по каменистому дну, не доставая до коленей Виталия, в иных же местах, где дно было податливо, выкопала котлованы, в которых Виталию приходилось повыше вскидывать Зою, чтобы не замочить ей ноги.

 Шли по течению. Вода сама помогала Виталию двигаться, успевай он лишь переставлять ноги да нащупывать дно. И этот скорый ход радовал его, вселял уверенность, что они уйдут далеко, оторвутся от преследования. Когда в зону могут сообщить о побеге? Часа через два, не раньше.

Он шёл по воде сколько мог, насколько хватало его сил. Лицо взмокло от пота, хотя ноги уже поламывало от холодной воды. Зоя платком вытирала пот с его лица и всё упрашивала, чтобы он пустил её в воду. Виталий же, хоть и устал порядком, всё удивлялся лёгкости и хрупкости её тела. Её дыхание, которое он ощущал щекой, волновало его, заставляло сильно биться сердце и придавало силы.

Наконец он выбрал крутой обрыв метров в пять высотой и решил прямо из воды взбираться на него. Поставил Зою на сухой краешек берега, а сам ладонями зачерпывал студёную воду и плескал в разгорячённое лицо, на грудь.

– Теперь вверх, Зоенька, только вверх. Ну, побежали!

– Не сумею, – растерялась Зоя, задирая лицо, глядя вверх, на край обрыва.

– Надо суметь, милая, надо. Цепляйся за корневища. Они надёжные. Я страховать буду. Пошли.

Приникая к глинистому осыпающемуся обрыву всем телом, они поднимались всё выше и выше. Если нога Зои срывалась, начинала скользить, то тут же находила опору на ладони Виталия. Наконец руки её коснулись верхней кромки обрыва, ухватились за траву, сорвались и раз и другой. Виталий помог ей подтянуться так, чтобы она уже могла опереться на край обрыва руками. Зоя поднялась, повалилась боком на край, протянула руку Виталию, стала помогать ему.

Между обрывом и старым высоким лесом лежала поляна, поросшая мелким кустарником. Виталий оценил достоинства поляны. Они сейчас уйдут в лес, найдут там такое место, откуда им будет виден берег реки, но с берега не будет видно их. Это-то, последнее, и нужно было Виталию. Он будет наблюдать за берегом, будет ждать погоню. Людей он не боялся, люди его след не возьмут. А вот собаки могут взять след. И лучше их встретить, изготовившись, чем допустить до того, когда они настигнут сами, когда застанут врасплох.

Они удалились в лес, прошли немного опушкой и остановились на возвышении под молодыми липами…

Виталий сбросил на землю рюкзак, положил на него автомат.

Они взглянули друг на друга и оба враз застеснялись, отвели глаза. И всё же Виталий, пересиливая волнение, приблизился к Зое, обнял её, притянул к груди. Она запрокинула лицо вверх, улыбалась, ожидающе, не дождалась, взглянула глубоко в глаза Виталию, взяла его лицо в ладони, приблизила к своему. Губы их сомкнулись в горячем и долгом поцелуе.

Отрываясь от губ Виталия, Зоя жарко шептала:

– Не надо, не надо, милый. Не здесь. Давай дождёмся ночи.

И вновь надолго припадала к его губам.

Виталию тяжело было дышать, у него слабли руки, ноги, он впадал в бредовое состояние.

За рекой взошла луна. В низинах, по лощинам выстлался туман. В одних местах он был гуще, в других почти прозрачен и подвижен. Казалось, туман стекает со всей луговины, и в низких местах образовываются туманные омуты.

В болотистых зарослях крякали матёрые утки, им крикливо, неуверенно вторили молодые. Перекликались коростели. Казалось, и здесь, и далеко-далеко окрест в этом мире существует только ночь с луной, лесом, лугом, речушкой, туманом, утками и коростелями. И ничего иного. И никого иного. Можно было подумать, что на земле настолько всё первозданно, что о человеке, о его рождении природа ещё и не подозревает даже, настолько это далеко и непредсказуемо.

Но человек уже был. Он уже любил и ненавидел, радовался и печалился, смеялся и плакал.

Первую свою брачную постель Виталий и Зоя устроили под всё теми же развесистыми шатровыми липами. Он набрал несколько охапок полусухой лесной травы. Она сбила её в постель и отошла в сторонку.

Виталий вглядывался в темноту, высматривал: где она? Зашёл за куст. Зоя распускала косу.

– Тебе помочь? – шёпотом спросил Виталий.

– Я сама, – тихо ответила Зоя.

Распустив волосы на плечи, на спину, она взяла Виталия за руку, приблизила свои глаза к его глазам и глубоким чистым шёпотом спросила:

– Ты навсегда мой?

– Навсегда, – ответил Виталий. Про себя же подумал: я бы на всю жизнь с тобой, да не дадут ведь. Ему показалось, что он в чём-то обманывает Зою, не говорит ей какую-то правду, которую чувствует сам, которая их ожидает если не с минуты на минуту, то с часу на час.

– Я знаю, – опередила его сама Зоя, – я знаю, нас не простят, тебя не простят, снова будут судить. Я знаю. И я готова к этому. Я буду всегда там, где будешь ты. Так можно. Одна моя знакомая за своим парнем уехала в то место, где он отбывал срок. Там они и поженились. Пока он освободился, у них родилось двое детей. Я тоже так, за тобой, куда угодно.

– Спасибо, – горячо прошептал он и увлёк её к ихней постели.

– Подожди, – остановила его Зоя. – Ты ложись, я сейчас.

Она сняла с себя куртку, брюки, осталась в короткой белой рубашке. Встала на колени, расправила на плечах волосы:

– Господи, прости меня и помилуй нас.

И легла рядом с Виталием.

Для Виталия всё это было так неожиданно, что он не сдержался, спросил:

– Ты верующая?

– Об этом не спрашивают…

Они были молоды и неопытны. Они ещё стеснялись друг друга и опасались обидеть, оскорбить друг друга. Но жизнь в них, молодость уже руководили ими, они уже не принадлежали каждый сам себе, а только он – ей, она – ему. Они слились воедино, они не ощущали каждый себя, не замечали времени.

На листьях полнились капли росы. Разгорался восток. С лугов тянуло холодом. А им было жарко.

И только когда вовсе рассвело, они разомкнулись, измождённо откинулись на спины, уже не стесняясь друг друга.

– Зоенька, – позвал он. – Мы с тобой уйдём сегодня куда-нибудь к реке, найдём такое глухое место, где нас ни одна живая душа не найдёт, будем греться на солнышке, загорать, слушать, как поют птицы, как гуляет ветер по траве.

– Хороший, милый, я сделаю всё так, как ты того пожелаешь.

Виталий вспомнил о погоне, сердце у него сжалось: «Пусть попробуют. У меня в автомате хватит патронов, так просто не дамся. Отобьюсь. Хоть ещё на одну ночь. А потом будь что будет».

Они оделись. Отряхивая росу с листьев в ладони, умылись. Хотели позавтракать из Зоеных припасов, но услышали у реки собачий лай.

По берегу скорым шагом шли пятеро солдат. Две овчарки рвались с длинных поводков.

Виталий знал, там где они сейчас идут, следов ихних нет. Вчера они выбрались вон у того куста и напрямую от него пришли к лесу. Если собаки дойдут до того места и возьмут их след, то придётся пугнуть их из автомата. Пугнуть, загнать под обрыв и срочно уходить.

– Собирай рюкзак, – коротко приказал Виталий.

Уходить будешь в глубь леса. Смотри, солнышко тебе пока будет светить в правое плечо. Весь день будем идти от солнышка.

Поняла? Я буду недалеко от тебя, если возьмут наш след. Торопись.

Выждав, когда Зоя спешно уйдёт с рюкзаком в лес, Виталий перебежал к тому месту, где они вчера вышли из луга к опушке, схоронился за дуб, стал внимательно наблюдать за собаками. Они неотвратимо шли к следам. Виталию показалось, что они уже прошли то место, но вдруг та собака, которая шла второй, остановилась, начала принюхиваться, закружилась на месте. Первая тоже остановилась, но не искала след, стояла вполоборота к мечущейся и будто звала её за собой.

«Ну, ну, милая, – упрашивал, умолял Виталий первую собаку, – ну, зови её, зови, уводи подальше».

Он слышал, как солдат, дёргая за повод, кричал:

– След! След!

Но и та собака, которая всё же наткнулась на следы, почему-то всё кружилась на месте, не шла к лесу.

Первая не выдержала, устремилась вперёд, увлекая за собой солдата. Вторая тоже бросила след и устремилась за первой. Солдаты торопливо зашагали вслед за собаками.

«Вот и умницы. Какие же умницы, – благодарил Виталий собак. – Можно было бы, так я бы вам по огромному куску мяса отвесил, сам месяц не стал бы есть, а вас кормил бы до отвала. Ну, теперь гуляйте, гуляйте, пока не надоест. А я пошёл. Пошёл я, милые вы мои псинки».