Александр Левковский
РассказОпубликовано редактором: Андрей Ларин, 28.03.2013
Ещё до того, как я начинаю орудовать метлой в половине шестого утра, я первым делом тихо включаю Высоцкого:
Куда ни суну душу я, куда себя ни дену,
Это, конечно, Высоцкий поёт о своей судьбе – но и о моей тоже. Два года тому назад Алик подарил мне на день рождения полный набор дисков Высоцкого. При этом он сказал на смеси иврита и русского: – Аба, – сказал он, – слушай Высоцкого и будь здоров и счастлив! Ани оэв отха! Что в переводе означает: я тебя люблю! В Москве он никогда не признавался мне в любви. Он любил Надю. Я слышал неоднократно, как в детстве он говорил с нежностью в голосе: «Мама, если б ты знала, как я тебя люблю!» Но Надя уехала в Штаты, поселилась в Лос-Анджелесе, поближе к Голливуду, и за прошедшие одиннадцать лет я не видел её ни разу. Алик был у неё дважды. Лет шесть тому назад его послали переучиваться на пилотирование нового американского истребителя где-то в глубине калифорнийской пустыни Мохаве, в ста пятидесяти милях от Лос-Анджелеса, и он смог вырваться к матери на два дня. Надя тогда работала гримёром на небольшой студии, жила в какой-то дыре, была в депрессии, принимала массу таблеток, беспрерывно курила и проклинала всё на свете. Но три года тому назад, когда Алик, получив звание майора израильских ВВС, прилетел к Наде в отпуск, она в бешеном темпе дописывала режиссёрский сценарий фильма о русских бардах – об Окуджаве, Высоцком и Галиче, пропадала целыми днями на студии «Парамаунт», хвасталась перед Аликом, как она умудрилась получить аванс на съёмки фильма от какого-то фонда, и была в отличном расположении духа. Впрочем, рассказывал Алик, она продолжала безбожно курить и глотать таблетки.
...Продолжая тихо подпевать Высоцкому, я вымел вчерашний мусор из-под столиков и принялся наводить чистоту на тротуаре вокруг кафе. Улица Алленби рано утром, до начала шумной торговли на соседнем рынке Кармель, светла, тиха и пустынна. Первые посетители появятся у нас примерно через час. Сегодня пятница, и, значит, владельцы кафе, братья Саид и Ахмед, не появятся в кафе и не станут меня беспокоить. Они будут молиться Аллаху в яффской мечети, а я буду варить бесчисленные порции турецкого кофе для наших клиентов вплоть до начала еврейской субботы – до захода солнца. Я – менеджер. Братья Саид и Ахмед наняли меня для полного руководства заведением, то есть я варю кофе, подметаю полы, подаю на стол, принимаю чаевые (если дают) и веду несложную бухгалтерию. Братьям наплевать, что в Москве я был оператором на «Мосфильме», что моя жена славилась тонким режиссёрским мастерством (её хвалил сам Бондарчук-старший), и что сын у меня – военный лётчик. Кстати, о сыне. Алик замучил меня постоянными просьбами бросить эту унизительную работу и переехать в кибуц Гиносар, на озеро Кинерет. На то самое библейское озеро, где Иисус Христос шествовал по водной глади как по твёрдой суше – подобно Андрею Миронову в «Бриллиантовой руке». До поступления в лётную школу Алик несколько лет жил и работал в кибуце, выращивал бананы и авокадо, завёл красавицу-подругу и был счастлив. «Аба, – твердит он, – тебе ведь уже пятьдесят четыре. Ну что тебе Тель-Авив? Шумно, пыльно. Я уже договорился с секретарём кибуца – тебе дадут мой старый коттедж. Будешь потихоньку работать в кибуцном отеле, кушать здоровую пищу, лежать на пляже, читать свою любимую «Анну Каренину», дышать свежим воздухом, а?» Но я постоянно отказываюсь. Я говорю Алику, что в кибуце я сдохну от тоски. Там, твержу я, нет ни одного человека, говорящего по-русски. Там не с кем выпить. Там не с кем вспомнить Россию – и плохую, и хорошую. Вот, например, сегодня у меня будут две встречи с бывшими соотечественниками, с которыми есть о чём поговорить. В два часа ко мне ввалится шумная компания ребят из редакции еженедельника «Тель-Авив – Москва», отмечающих сдачу номера в типографию. А в пять придёт Света.
...Я встретил её год тому назад в терминале на мосту Алленби, на границе между Израилем и Иорданией. Я служил там резервистом-таможенником, то есть с утра и до вечера я обыскивал арабов, прибывших из Аммана и жаждущих посетить своих родственников на западной стороне реки Иордан. Я стоял лицом к реке, покуривая и разглядывая иорданский пограничный пост на том берегу. И вдруг услышал негромкий женский голос позади себя: – Мне кажется, вы говорите по-русски? Дайте мне, пожалуйста, сигарету. Я обернулся. Невысокая женщина лет сорока, с бледным заплаканным лицом, смотрела на меня исподлобья. – Конечно, конечно, – заторопился я, протягивая ей пачку. – Кто вы? – Никто, – сказала она и заплакала. Я усадил её на каменную скамейку и сел рядом. Минуты две мы сидели в молчании. А потом тихим голосом она стала рассказывать мне свою историю. Уму непостижимую историю о том, как учительница русского языка из Киева оказалась на берегу реки Иордан. – Я, знаете, была такая беспросветная дура. А он был красавцем восточного типа, вроде Омара Шарифа, усики тонкой полоской, вьющиеся смоляные волосы. Он учился в Киевском Политехническом, куда его послали отсюда, от палестинских властей. Я влюбилась, как ненормальная. Мама была в ужасе. Но ничего нельзя было поделать. Мы поженились, и я родила один за другим двух мальчиков. А он защитил диплом и уехал, сказав, что немедленно вызовет меня к себе, в Дженин. Это было семь лет тому назад. И с тех пор я не получила от него ни одного письма... А тут рухнул Советский Союз, и жить стало просто невыносимо. И я решила оставить мальчиков с мамой, поехать сюда и найти отца моих детей. – Нашли? – спросил я. – Нашла. Он и его братья не пустили меня на порог их дома в Дженине. Они обозвали меня русской проституткой, порвали мой паспорт, забрали деньги и прогнали меня из города. Мой Омар Шариф был уже вновь женат и был счастливым отцом троих детей. – И как же вы оказались здесь? – У меня обратный билет в Киев из Аммана, но иорданцы не пускают меня без паспорта. Начальник терминала пообещал вчера связаться с украинским посольством в Тель-Авиве и отправить меня из аэропорта Бен-Гурион. И вот я жду ответа. Дайте, пожалуйста, сигарету. Я дал ей ещё одну сигарету, уговорил ее взять триста шекелей, и записал для нее мой номер телефона. – Света, – сказал я, – когда окажетесь в аэропорту, позвоните мне. Я приеду и заберу вас. Не надо вам сейчас возвращаться в Киев. Я найду вам работу в Тель-Авиве. Пусть дети побудут год-два с вашей мамой. Заработаете несколько тысяч и уедете. Ведь на Украине положение ужасное. Я не знаю, что толкнуло меня на этот шаг. Мне просто смертельно жалко всех неустроенных на этом свете, начиная с меня. А может, я стал таким сентиментальным с того дня два года тому назад, когда Алик приехал ко мне и сказал: – Мама умерла. И рассказал, подавляя слезы, что Наде отказали в окончательном финансировании её фильма, и она, наглотавшись таблеток, не проснулась.
...Ребята из еженедельника «Тель-Авив – Москва» вошли в кафе шумной ватагой и сразу потребовали включить Высоцкого. Они любят его песни. Но вот что странно: они все такие высоколобые интеллектуалы, так разумно рассуждают об экзистенциализме, о Кафке, об Абраме Терце и Эрнсте Неизвестном, – а изо всех песен Высоцкого предпочитают его «блатные». Я сказал им однажды, что у Высоцкого самые потрясающие баллады – философские, и включил мою любимую:
Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу.
Выслушали в глубоком молчании, и их главный редактор (он же владелец журнала) тихо сказал: «Спасибо». Впрочем, через два часа, изрядно выпив и закусив, они хором затянули свой «субботний гимн»:
Сегодня я с большой охотою
...И вот я сижу в пустом кафе, проводив ребят из редакции и ожидая Свету. Уже почти год, как она приходит ко мне каждую пятницу, к пяти часам. Она убирает квартиры, моет лестницы в многоэтажках и присматривает за детьми. Очень устаёт. Я всегда сажаю её за самый удобный угловой столик, ставлю перед ней горячий кофейник и мой самый вкусный абрикосовый пирог. И мы беседуем – и час, и два, и три... Она сейчас придёт, и я скажу ей: – Света, Алик зовёт меня в кибуц. Поедешь со мной? И она, конечно, скажет: – А как же дети? И я скажу ей: – Мы их вызовем. Вместе с твоей мамой.
...Я усадил её за угловой столик, налил ей чашку ароматного турецкого и подвинул блюдце с нарезанным пирогом. Выпив вторую чашку, она положила ладонь мне на руку и попросила: – Включи, пожалуйста, «Гололёд». Я поставил диск и нажал клавишу:
Гололёд на земле, гололёд
|
Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 08.03.2024 С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив. Евгений Петрович Парамонов 06.03.2024 Журнал Ваш вызывает искреннее уважение. Оригинальный, стильный, со вкусом оформленный, имеюший своё лицо. От души желаю Вам удачи, процветания, новых успехов! Владимир Спектор 22.02.2024 С удовольствием просмотрел январский журнал. Очень понравились графические работы. Александр Краснопольский
|
||
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
|