HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Александр Левковский

Педагогическая поэма

Обсудить

Рассказ

На чтение потребуется 18 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск
Опубликовано редактором: Андрей Ларин, 12.04.2014
Иллюстрация. Название: «Увлекательное чтение». Автор: Ольга Цегельник. Источник: http://www.photosight.ru/photos/4952228/

 

 

 

«[Он] был из тех, кого всё меньше растёт в нашем веке: кто в детстве не знал другой страсти, как только читать...»

Александр Солженицын, «Архипелаг ГУЛАГ»

 

 

Татьяна, моя супруга, однажды в молодости высказала мнение, что таких отцов, как я, надо кастрировать.

– Причём ещё до зачатия первого ребёнка, – добавила она.

– И как бы ты жила с кастрированным мужем? – осведомился я.

– Перебилась бы как-нибудь. Может, завела бы любовника... В любом случае, лучше жить с бездетным кастратом, чем иметь от него такого сына, как Вовка.

Я лежал на диване, читая пьесы Теннесси Уильямса и вполуха прислушиваясь к стенаниям жены.

– А что нового случилось с Вовкой?

Супруга приблизилась к моему дивану и направила угрожающий палец прямо мне в лицо.

Твой сын, – сказала она, делая зловещее ударение на слове «твой», – вчера, с двумя такими же балбесами, поймали Маринку из второго подъезда и стали стягивать с неё трусы!

– И стянули? – поинтересовался я.

– Только до колен... Если девятилетний болван пробует стянуть трусы с одиннадцатилетней девочки, то что же будет, когда ему исполнится девятнадцать?!

– Надо полагать, – сказал я, – что в девятнадцать он стянет их полностью.

 

Татьяна вырвала из моих рук пьесы знаменитого американца и швырнула их к порогу. После чего упала на стул и залилась слезами.

– В других семьях, – всхлипывала она, – отцы как отцы... Возятся с детьми, ходят с ними на рыбалку... Или на футбол... Или учат их играть в шахматы... Но тебе нет дела до сына! Ты целыми днями лежишь на этом проклятом диване и читаешь! Ты уже прочитал, наверное, сто тысяч книг!

Я поднялся и принялся приводить в порядок книгу, которая от швырка жены потерпела значительный урон.

– Ты знаешь прекрасно, – сказал я примирительно, – что меня не интересует идиотская ловля рыбы и дурацкие вопли болельщиков футбола...

 

– Сколько можно читать?! – закричала она, вытирая слёзы. – Иди и займись ребёнком!! Что ты за отец!? Он тебя совсем не боится! Сними ремень и дай ему хорошенько по заднице!

– У девятилетнего ребёнка, – возразил я, – задница маленькая – не то что у тебя... У меня рука не подымется бить ремнём по такой крошечной попке. И потом, вспомни, как жестоко били маленького Алёшу Пешкова, будущего Максима Горького. У него всё сзади страшно вспухло. Ты «В людях» читала?

– Кончай забрасывать меня цитатами из твоих книг! Tы совсем помешался на своём бесконечном чтении! Если ты ничего другого не умеешь, то хотя бы приучил ребёнка читать! Может, он перестанет тогда хулиганить, драться и тайком курить!

– Где он?

– На кухне. Ест борщ...

– Что он говорит об этом деле с трусами?

– Говорит, что Маринка сама хотела, чтобы их стащили.

– По уголовной статистике, – сказал я, открывая кухонную дверь, – девяносто процентов мужчин, обвиняемых в изнасиловании, говорят то же самое...

 

 

*   *   *

 

Татьяна, надо признать, была права. Отец из меня на самом деле неважный. Дело в том, что быть хорошим отцом – это значит отдавать всё своё свободное время ребёнку, а у меня свободное время посвящено чтению и только чтению! Это у меня вроде постоянного запоя у пьяниц или подобно пристрастию наркоманов к кокаину.

Так было в детстве, и так продолжается до сегодняшнего дня. Я из-за постоянного чтения не мог заставить себя делать домашние задания в школе и еле-еле тянул на тройки с четвёрками.

И в институт не поступил, а закончил какой-то вшивый техникум.

Работа у меня настолько муторная, что я утром с трудом заставляю себя добраться до проходной, а на заводе еле дожидаюсь конца рабочего дня. Я работаю нормировщиком. Это значит, что я имею дело с несчастными работягами, которым я обязан снижать расценки. Они матерят меня, а я не имею права материть их, хотя мне очень часто хочется. Они вкалывают как рабы! Мне их жалко до слёз, но что я могу поделать? Я возвращаюсь домой подавленный, и единственный способ рассеять эту подавленность – это положить, одна на другую, две диванные подушки, вынуть из шкафа мой старый китайский плед, поставить на тумбочку стакан яблочного сока, взять в руки «Новый мир» или «Иностранную литературу», включить лампочку сбоку дивана – и отключиться от всего мира!..

И пропадите вы пропадом! – все лживые лозунги, все мировые проблемы, все призывы к единству партии и народа, все перенаселённые коммуналки, все переполненные трамваи, все пятилетки в четыре года, вся дружба с Кубой, и Ганой, и Гвинеей, и вся борьба с мировым империализмом!..

Мой великолепный книжный мир населён мужественными героями Джека Лондона и Эрнеста Хемингуэя, благородными аристократами Льва Толстого и Александра Дюма, остроумными мошенниками О. Генри, Ильфа и Петрова и нежными героинями Тургенева и Чехова...

И прекрасными стихами!

Стихами, от которых захлёбывается сердце!

 

Мне хочется во времена Шекспира,
Где всё решали шпага и рапира,

Где храбрый Ричард среди бела дня

Мог предложить полцарства за коня,


Где клеветник и злопыхатель Яго
Марал людей, но не марал бумагу,

Где даже череп мёртвого шута

На мир глазницы пялил неспроста...

 

Этот мир бесконечно далёк от гигантских замусоренных цехов ташкентского авиационного завода, где я работаю, с его стойким запахом дюралевой стружки, с оглушительным грохотом сотен клепальных молотков, – цехов, где замученные работяги за нищенскую плату собирают самолёты Ан-8, которые мы продаём – или, чаще, даём даром – нашим друзьям: центральноафриканским людоедам, кубинским диктаторам и камбоджийским полудикарям...

 

 

*   *   *

 

И вот в этот наш устойчивый семейный мир, где мы с Татьяной жили душа в душу, где я восхищался её медицинскими успехами (она была главной хирургической медсестрой в больнице), а она, хоть и ругала меня, но гордилась перед соседями и друзьями моей энциклопедической начитанностью, – в этот мир вошёл Вовка, который с раннего детства проявил незаурядные задатки хулигана во дворе и двоечника в школе.

Когда Вовка родился, мы с Таней понятия не имели, как его воспитывать. Мы прочитали «Педагогическую поэму» и «Книгу для родителей» Макаренко – и на этом наше родительское образование закончилось. Кое-что полезное из «Книги для родителей» мы почерпнули, а «Педагогическую поэму», посвящённую перевоспитанию малолетних преступников, мы вспомнили позже, когда семилетнего Вовку поймали на краже шоколадных конфет в местном гастрономе.

После этого было многое, о чём мне неохота и больно вспоминать.

Было его исчезновение из дому на три дня, когда ему было восемь лет (он познакомился на улице с какими-то беспризорными мальчишками-курдами, угостил их мороженым за деньги, которые он стащил из Татьяниного кошелька, и они взяли его в свою компанию)...

Были ещё многие драки, разбитые окна, дохлые кошки, вызовы в школу, двойки в дневнике и прочие прелести...

И вот теперь – дело с Маринкиными трусами.

 

...Когда я открыл дверь на кухню, Вовка с видимым наслаждением хлебал борщ и одновременно смотрел какой-то мультик по кухонному телевизору. Увидев меня, он опустил глаза в тарелку и буркнул: «Привет, пап...»

Привычно-фальшивое опускание глаз меня ничуть не обмануло – никаких следов раскаяния на его лице я не обнаружил. И никаких следов возмущения в моей душе из-за возмутительного поступка Вовки я тоже не ощутил. Только усталость и чувство полной безысходности.

– Как же так, Вова? – спросил я, не зная, что мне делать дальше. Лупить его я не собирался. Читать ему лекцию – бесполезно.

– Пап, она сама попросила! Честное слово!

Я отмахнулся.

– Пап, мы ничего такого не собирались делать. Просто у неё в трусах резинка слабая, – а то бы они не сползли до колен...

– В общем так, Вова, – сказал я как можно решительнее, – с сегодняшнего дня мы с тобой будем по два часа в день читать!

В ответ на это заявление Вовка сначала раскрыл рот от изумления, а потом откровенно расхохотался и чуть не подавился борщом.

– Читать? – прокашлявшись, переспросил он. – Пап, ты что, хочешь, чтобы мама сошла с ума? Она не знает, что делать с твоим чтением, а тут ещё я буду валяться, как ты, на диване с книгой и действовать ей на нервы.

– Ничего, мама переживёт... Кончай кушать и пошли в твою комнату.

 

Мы сели у его письменного стола, заваленного всяким мусором, и я положил перед ним «Тысячу и одну ночь». Он неохотно открыл книгу и посмотрел на оглавление.

– Это что, арабские сказки? – протянул он с тоской.

– Да, – говорю, – это прекрасные сказки об Аладдине, ковре-самолёте, Синдбаде-мореходе и Багдадском воре.

– Я видел мультик про Багдадского вора. Ты знаешь такой стих: «Пока смотрел «Багдадский вор», ташкентский вор бумажник спёр»?

– Нет, – говорю, – не знаю. Давай читать.

– Нет, пап, – говорит он решительно, – я про арабов читать не буду.

– Почему это? – удивился я.

– Потому что они все террористы с замотанными мордами, пулемётными лентами через плечо и автоматами Калашникова. Ты знаешь автомат Калашникова? У него номер – АК-47. Они захватывают самолёты и убивают пассажиров. Их показывают по телику каждый день.

– Ну, не все они террористы, – возразил я. – Хорошо, давай попробуем другую книгу.

Я вышел в гостиную и снял с полки две книги. Вернулся к Вовке и сказал:

– Это про двух американских мальчишек.

– Американских? Как их зовут?

– Том Сойер и Гек Финн.

– Наверное, они такие же нудные, как Тимур с его дурацкой командой, – предположил он. – Нам в школе про этого хорошего мальчика Тимура все уши прожужжали.

– Как раз наоборот, – сказал я. – Они очень боевые ребята. После многих приключений они оказываются в тёмной пещере, с одной девочкой и с шестью тысячами долларов. А рядом притаился злой индеец Джо, который хочет их убить.

– С одной девочкой? – заинтересовался Вовка. – Как её зовут?

– Бекки.

– И с шестью тысячами долларов? Сколько это будет в наших рублях?

– Много, – сказал я. – Давай читать...

– Пап, – сказал Вовка, зевнув, – а кто они такие – Том и Гек?

– Понимаешь, – сказал я, – они, в общем, разные. Том живёт дома со своей тётей, а Гек живёт в бочке...

– Как в бочке!? – изумился Вовка, – В какой бочке?

– Из-под сахара, – пояснил я. – Он беспризорный.

– Так давай с него и начнём! – воскликнул Вовка с проснувшимся энтузиазмом. – Он, видно, чувак что надо!

– Но приключения в пещере случились в книге о Томе, – возразил я. – Так что надо начинать с книги о его приключениях...

 

Словом, мы начали с приключений Тома Сойера. Я читал, а Вовка слушал – сначала неохотно, позёвывая, а потом всё более и более вовлекаясь в магию марк-твеновского повествования.

А затем он начал вставлять комментарии. Сначала – односложные, вроде: «Здорово!» или «Молоток-парень!», а потом всё более пространные.

Ему очень понравились сцены с покраской забора, когда Том обдурил доверчивых мальчишек, и нападение банды разбойников под руководством Тома на школьный пикник, и ночной поход Тома с Геком на кладбище, и дохлые кошки, при помощи которых выводят бородавки, и фальшивые похороны Тома, и поиски его тела на дне реки...

А когда я прочитал, как Том при помощи обезумевшей кошки содрал парик у школьного учителя, Вовка вскочил на ноги и заорал от восторга...

 

– Вова, – сказал я, когда полкниги было прочитано, – почему бы тебе не начать читать самому?

– Пап, – взмолился он, – ты так хорошо читаешь! Как Аркадий Райкин по телевизору! Я так не смогу.

Чтение продолжалось ещё несколько дней, но когда мы подобрались к пещере с девочкой Бекки, шестью тысячами долларов и индейцем Джо, – я забастовал.

Я начал уклоняться от чтения под всякими предлогами. Вовка слонялся за мной и канючил, но я был твёрд. Кончилось тем, что через три дня он взял в руки книгу и стал читать!

Мы с Таней смотрели на него, – читающего! – через приоткрытую дверь и чуть не плакали от волнения...

 

А потом события развернулись с колоссальной быстротой!

Приключения беспризорника Гека и его путешествие на плоту с негром Джимом привели Вовку буквально в состояние экстаза!

– Пап! – кричал он. – Вот ты ругаешь меня за то, что я часто вру! А посмотри, как врёт Гек! На каждом шагу!

– Он врёт с толком, для пользы дела, – возражал я. – Чтобы спасти Джима, например.

– И Гек курит трубку – и ничего! А мама поймала меня с несчастными двумя сигаретами и отлупила!..

 

И едва он закрыл последнюю страницу «Приключений Геккльберри Финна», как я вручил ему катаевский «Белеет парус одинокий».

Несколько дней после этого он мог говорить только о Гаврике, в котором он находил какое-то сходство с Геком...

– Понимаешь, пап, – говорил он, заикаясь от восторга, – они оба такие храбрые! Они ничего не боятся! Гаврик даже сделал Петьку своим рабом!! А вот тут, в предисловии, написано, что Петька потом стал писателем Валентином Катаевым – это что, правда?

– Правда, – говорю, – а его сопливый брат Павлик стал писателем Евгением Петровым...

 

Но по-настоящему переломным моментом стало чтение «Острова сокровищ»! Вовка, начав читать, даже не мог дождаться моего возвращения с работы домой, а ждал меня на остановке 8-го автобуса, приплясывая от нетерпения.

Едва я выбрался из переполненного автобуса и ступил на тротуар, как он схватил меня за рукав и зашептал таинственно:

– Пап, ты знаешь, как называется первая глава? «Старый морской пёс в трактире Адмирал Бенбоу» – вот как! Старый морской пёс! Билли Бонс! А ещё там есть одноногий повар-пират с попугаем на плече! И слепой пират с козырьком на лбу!..

 

Впрочем, не всё шло так гладко, как нам с Татьяной хотелось бы.

Сразу после чтения «Острова сокровищ» случилась драка Вовки с Валеркой из первого подъезда.

– Пап! – кричал Вовка, прижимая мокрое полотенце к заплывшему глазу. – Я не виноват! Дурак Валерка сказал, что я не русский, а казах! Он говорит, что раз мама у меня казашка, сначит, я тоже казах!

– Наша мама, – сказал я, – не казашка, а казачка. Родом из станицы Вешенская, где живёт писатель Шолохов. Казаки – они тоже русские... И вообще, мне твои идиотские драки надоели, понял? Драться тоже надо с умом. Как, например, дрался Белый Клык.

– Белый Клык? Он что, тоже пират? Как старый морской пёс из «Острова сокровищ»?

– Нет, – говорю, – он не пират, а полусобака-полуволк. Посмотри вон на той полке, где у меня лежат книги Джека Лондона. Книжка так и называется – «Белый Клык»...

 

И примерно в это время я стал замечать, что Вовкино чтение оказывает влияние и на меня.

Меня теперь влекло домой с моей постылой работы не только – и даже не столько – желание грохнуться на диван с Фолкнером или Дюренматтом в руках, как стремление увидеть Вовку, спросить, что он читает, выслушать его очередные восторги и, перебивая друг друга, вспоминать с ним подробности и самые вкусные куски из «Старой крепости», «Человека-амфибии», «Таинственного острова» и «Мексиканца».

Я как будто вновь переживал с ним своё детство!..

И приблизительно в это же время мы с Таней, не сговариваясь, перестали называть его Вовкой, а перешли на более почтительное имя – Володя.

 

Когда ему исполнилось двенадцать, я впервые увидел, как он плачет над книгой. Бывший хулиган и драчун плакал навзрыд, взахлёб и даже не пробовал скрыть свои слёзы.

Он только что прочёл сцену расстрела Овода...

– Пап, – шептал он, вытирая слёзы – ведь кардинал Монтанелли, его отец, мог спасти его... Ему стоило только не согласиться с решением австрийского военного трибунала. Почему же он не сделал этого!? Он послал на смерть собственного сына! Своего единственного любимого сына!.. И ради чего?.. Чтобы потом самому сойти с ума!?

И впоследствии Володя не раз признавался мне, что многие литературные сцены трогали его до слёз – и сцена насильственной гибели беременной Роберты в «Американской трагадии», и последняя страница тургеневских «Вешних вод», и смерть нищего художника, написавшего последний лист в знаменитой новелле О. Генри...

 

Когда Володе исполнилось шестнадцать, в его жизнь ворвался Владимир Высоцкий – и затмил буквально всё!

Началось с того, что я достал по блату пластинку с записью «Коней привередливых».

Володя молча, нахмурив лоб, прокрутил эту пластинку подряд раз десять. И потом я слышал, как он шептал у себя в комнате:

 

...Что-то воздуха мне мало!
Ветер пью, туман глотаю,

Чую с гибельным восторгом:

Пропадаю, пропадаю!

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!..

 

Высоцкий был чудовищно популярен по всей стране, но Володю интересовало то, что обычно мало интересует любителей популярных песен, – поэтический дар Высоцкого!

– Знаешь, папа, – говорил он, – мне начинает казаться, что мощнее его стихотворного дара просто не было в русской поэзии.

– Даже у Пушкина?

– Даже у Пушкина! Ни у кого из русских поэтов нет таких глубоких философских вещей, как «Купола», или таких истинно народных баллад, как «Банька по-белому»... А его искусство стихосложения! Ты только послушай, какая у него аллитерация в «Заповеднике» – этот поток шипящих, создающих впечатление непроходимых джунглей!

 

В рощах и чащах, в дебрях и кущах
Сколько рычащих, сколько ревущих,

Сколько пасущихся, сколько кишащих,

Яйценесущих и живородящих,

Серых, обычных, и в перьях нарядных,

Сколько их хищных и травоядных,

Шерстью линяющих, шкуру меняющих,

Блеющих, лающих, млекопитающих...

 

Через несколько дней после этого разговора Володя пришёл из школы и протянул мне записку.

– Пап, тебя вызывает директор школы. На собеседование.

– Что за собеседование? Что ты там натворил?

– Ничего особенного. Я написал сочинение на вольную тему под заголовком «Пушкин или Высоцкий?».

– Ну и что?

– Ну и он хочет поговорить с тобой по этому поводу...

 

Директором оказался толстый узбек в цветастой тюбетейке. Почему узбек должен быть директором русской школы? Каких только нелепостей не бывает в нашем государстве!

– Садитесь, – сказал он с сильным акцентом. – Вы знаете, что ваш сын совершил государственное преступление?

– Нет, – говорю, – не знаю.

– Государственное преступление, – повторил он с видимым удовольствием. – Он поставил под сомнение значение Пушкина в русской поэзии. Пушкин для русских – это как великий Хамза для узбеков! Пушкин, а не какой-то проходимец Высоцкий!

Я молчал.

– Партия и правительство давным-давно постановили, – сказал он веско, – что Пушкин – это лучший русский дореволюционный поэт, а Маяковский – самый лучший советский поэт. Вы это знаете?

Я неопределённо пожал плечами.

– Вы должны научить этому своего сына... Вы кто по специальности?

– Нормировщик.

Он смотрел на меня с выражением сомнения на лице.

– Вы сами интересуетесь русской литературой хоть немного? Вы читаете иногда что-нибудь?

– Читаю, – сказал я. – Иногда.

 

 

*   *   *

 

 

Как помочь ребёнку освоить иностранный язык наиболее эффективно? Узнайте больше о курсах английского и китайского языка «Глоссологус» для детей. Ваше чадо сможет подготовиться к международным экзаменам и посетить языковой летний лагерь.

 

...Я доживаю сейчас свой длинный век в небольшом американском городке Вестфилд, в штате Нью-Джерси.

Володя с Мариной живут в Нью-Йорке, в пятидесяти милях от меня. Это та самая Марина, с которой девятилетний Володя когда-то пытался безуспешно стянуть трусы. Повидимому, ему удалось, в конце концов, стянуть их, потому что через несколько лет после их свадьбы на свет появилась Женечка.

Володя работает в Организации Объединённых Наций заведующим отделом славянских языков. Когда он был на втором курсе Ленинградского университета, у него вдруг прорезались удивительные способности к языкам. Он знает свободно украинский, польский, чешский, болгарский и сербскохорватский.

И Марина работает там же переводчицей. А Женечка (или, по-английски, Дженни) учится в университете, на факультете филологии.

 

Я по состоянию здоровья уже не вожу машину, и к Татьяне меня возит мексиканец Педро, наш суперинтендент, то есть, по-русски, управдом. Мы с ним дружим; он всегда привозит мне из Филадельфии продукты из русского магазина – бородинский хлеб, украинскую гречку, рижские шпроты, тихоокеанскую селёдочку и колбаску под названием «Кремлёвская». А его жена, толстушка Мануэла, варит мне гречневую кашу и ругает меня за то, что я не ем их мелкую южноамериканскую кинву.

Татьяна похоронена на кладбище в городке Дэйтон, в двадцати милях от меня. Педро привозит меня и оставляет на час одного, пока они с Мануэлой навещают могилы их мексиканских родственников.

Раньше я навещал Таню каждый год, 18 мая, в годовщину её смерти, но времени у меня впереди осталось, по-видимому, мало, и я сейчас езжу к ней 18-го числа каждого месяца.

Я сажусь на скамеечку у её могилы и начинаю свой обычный мысленный разговор с нею.

 

Я говорю ей о том, что Женечка перешла на четвёртый курс, что она, при помощи Володи и Марины, переводит на английский баллады Высоцкого, что она позвонила мне недавно и пожаловалась, что не может адекватно перевести на негибкий английский чудесное русское слово «беда» (из песни «Я несла свою беду...»), что Володя издал уже пятую книгу, что нам всем трудно смириться с тем, что её с нами нет...

Я говорю ей, что она была неправа, сказав когда-то, что таких отцов, как я, надо было бы кастрировать. «Видишь, какого прекрасного сына мы вырастили!» – говорю я ей.

А потом я смотрю на часы. До прихода Педро остаётся полчаса, и я должен успеть произнести молитву. Молитва у меня необычная, и Татьяна, будь она жива, эту молитву, наверное бы, одобрила.

Я вынимаю из сумки четвёртый томик «Тихого Дона» и говорю:

– Танюша, тебя, я помню, всегда трогала до слёз сцена похорон Аксиньи. Слушай...

И я начинаю тихо читать:

 

«Хоронил он свою Аксинью при ярком утреннем свете. Уже в могиле он крестом сложил на груди её мертвенно побелевшие смуглые руки, головным платком прикрыл лицо, чтобы земля не засыпала её полуоткрытые, неподвижно устремлённые в небо и уже начавшие тускнеть глаза. Он попрощался с нею, твёрдо веря в то, что расстаются они ненадолго…

Теперь ему незачем было торопиться. Всё было кончено.

В дымной мгле суховея вставало над яром солнце. Лучи его серебрили густую седину на непокрытой голове Григория, скользили по бледному и страшному в своей неподвижности лицу. Словно пробудившись от тяжкого сна, он поднял голову и увидел над собой чёрное небо и ослепительно сияющий чёрный диск солнца...»

 

 

 

267 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 19.03.2024, 09:27 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов

06.03.2024
Журнал Ваш вызывает искреннее уважение. Оригинальный, стильный, со вкусом оформленный, имеюший своё лицо. От души желаю Вам удачи, процветания, новых успехов!
Владимир Спектор

22.02.2024
С удовольствием просмотрел январский журнал. Очень понравились графические работы.
Александр Краснопольский



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Актуальные букмекерские конторы для профессионалов для ставок на спорт
Поддержите «Новую Литературу»!