HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Александр Левковский

Берёзовый сок

Обсудить

Рассказ

На чтение потребуется 15 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск
Опубликовано редактором: Вероника Вебер, 30.09.2014
Иллюстрация. Название: «Плакала береза…». Автор: Алексей Хоружников. Источник: http://www.photosight.ru/photos/465350/

 

 

 

«Хорошо, что наш Гагарин
Не еврей и не татарин,

Не калмык и не узбек,

А советский человек...»

 
Из уличной песенки 60-х годов

 

 

С самого раннего детства Зойка мечтала стать русской.

– Русские, – говорила Зойка, – самые главные. Они всех победили: и немцев, и японцев, и ещё кого-то – не помню кого...

– ...и турок, и финнов, и поляков, и шведов, – подсказал я. Зойка очень толковая, и у неё большие артистические способности, но хотя мне только девять лет, я знаю историю и географию лучше её.

– Вот видишь, даже шведов. И потом русские – самые сильные.

– Татары сильнее, – возразил я. – Они командовали твоими русскими целых триста лет. Спроси папу – он тебе будет два часа рассказывать, какие татары молодцы.

(Наш папа – татарин, но не казанский, а крымский, и не из Крыма, а из Ташкента, куда Сталин сослал крымских татар «за предательство»).

– Кроме того, русские самые умные, – продолжала Зойка. – У них есть и Пушкин, и Лермонтов, и Чайковский, и Менделеев.

– Все знают, – сказал я убеждённо, – что самые умные – это евреи.

– Не умные, а хитрые!

– Чтобы быть хитрым, надо быть умным, – возразил я. – Вот возьми, например, маму. Я согласен – может, она немножко хитрая. Но очень умная. Она зам главного бухгалтера! И не где-нибудь, а в Союзе писателей! Она платит зарплату всем украинским писателям и поэтам.

– Не зарплату, а гонорары.

– Ну, пусть гонорары. Она самому Корнейчуку платит много десятков тысяч. О ней все соседи говорят: «У Софьи Михайловны – настоящая еврейская голова!».

Зойка расхохоталась.

Ми-хай-лов-на, – протянула она. – Какая мама Михайловна? Она на самом деле Моисеевна... Вот поэтому я и хочу быть русской – чтобы мне не тыкали в лицо, что у моего отца дурацкая татарская фамилия Муслимов и что мама у меня – еврейка с отчеством Моисеевна...

 

Я лежал в кровати и искоса наблюдал, как Зойка переодевается ко сну. Зойке четырнадцать лет, и у неё в последее время стали вырастать на теле всякие интересные округлости, от которых трудно оторвать глаза и которые мешают мне сосредоточиться на нашем разговоре.

– Мы с тобой, – говорила Зойка, стоя ко мне спиной и натягивая через голову ночную рубашку, – полукровки.

– То есть?

– Ну, как метисы или мулаты. Ни то, ни сё. Серединка на половинку. Папа – татарин, мама – еврейка.

Зойка улеглась в постель, и мы замолчали. Через минуту я тихо сказал:

– Зойка, как ты думаешь – чего они поженились, а? Такие разные люди. Как-то даже странно – татарин женился на еврейке...

– Чёрт их знает! – со злостью проговорила Зойка. – Им-то хорошо, а о нас с тобой они подумали, когда рожали нас?! Они подумали, как нам жить нерусскими полукровками!? И не просто полукровками, а полутатарами-полуевреями?!

– Они любят друг друга, – возразил я. – Я же вижу, как сильно они любят.

Зойка криво ухмыльнулась.

– Хочешь знать, как сильно они любят друг друга? – вдруг спросила она. – Какой день сегодня?

– Суббота.

– По субботам и средам у них секс, – деловито сообщила она. – Ты спи. Когда у них начнётся, я тебя разбужу...

 

С тех пор прошло много лет, и я, хоть убей, не могу вспомнить, какое слово Зойка употребила вместо ныне модного слова «секс». Может, она произнесла матерное словечко? Вполне возможно. Такая сорвиголова, как Зойка, вполне могла матюкнуться. Она меня учила мату и даже давала мне иногда покуривать. В общем, как говорил наш добряк-папа, «плохо влияла на меня».

 

 

*   *   *

 

...– Мишка, – шептала Зойка, – проснись... У них там началось...

Мы выбрались из наших кроватей и прислушались к тому, что делается за стенкой. Там слышался какой-то неясный шум. Сердце у меня бешено колотилось.

– Стонет... – удовлетворённо шептала Зойка, приложив ухо к стене.

– Кто? – испугался я.

– Она.

– Чего это она? Ей что – плохо?

– Дурак ты. Сильно любит – потому и стонет, – туманно пояснила Зойка.

– И как долго это у них продолжается?

Зойка пожала плечами.

– Когда как. По-всякому. Иногда пять минут, а иногда все пятнадцать.

– А потом?

– Потом он скажет «Молодец, мать!» и хлопнет её ладонью.

– Куда хлопнет?

Зойка засмеялась.

– Откуда я знаю? По животу, наверное...

 

Мы послушали ещё минут пять. У меня в ушах звенело от сердцебиения, и я ничего не мог толком расслышать.

Когда мы опять улеглись в наши постели, Зойка повторила со злостью:

– Им хорошо!.. А нам с тобой?! – Она повернулась ко мне. – Вот когда мне стукнет шестнадцать и я пойду получать паспорт, я уговорю маму, она даст взятку, и мне поменяют фамилию и отчество. И напишут в пятой графе: «русская».

– Папа обидится.

– Ничего, он переживёт. Зато я без проблем поступлю во ВГИК и стану знаменитой киноартисткой или кинорежиссёром! – Зойка тряхнула белокурыми кудряшками. – Я, как говорит мама, «ярко выраженная блондинка», и имя у меня будет Зоя Александровна Кронина вместо идиотского татарского Зоя Маратовна Муслимова...

 

 

*   *   *

 

Папу звали Маратом. Не в честь знаменитого вождя Французской революции, а просто у татар это очень распространённое имя.

Я за всю свою жизнь не встречал человека добрее и мягче, чем наш отец. Мама тоже не была злой, но всё равно по теплоте и нежности она ну никак не могла сравниться с папой.

Зойка-артистка очень похоже изображала папу. Она садилась на диван, поджимала под себя ноги крест-накрест, наклеивала на лицо добрейшую улыбку и говорила тихим голосом с лёгким татарским акцентом:

– Дети, послушайте, я расскажу вам древнюю крымскую легенду о Мисхорской русалке. Когда-то, давным-давно, в деревушке Мисхор, на берегу моря жила красивейшая девушка по имени Арзы, которую похитили злые разбойники и продали в гарем турецкого султана, в Стамбул. Там она родила дочь, но, не выдержав разлуки с любимым Крымом, бросилась со скалы в воды Босфора. Но знаете, дети, случилось чудо – она не утонула! О, нет! Она вместе с ребёнком поплыла по Чёрному морю к Крыму. В море у неё вместо ножек вырос русалочий хвост, а тело покрылось рубьей чешуёй. Она вышла из моря около Мисхора, и сейчас там, среди морских волн, недалеко от берега стоит у скалы памятник бесстрашной русалке...

И мы все – папа, мама и я – смеялись, аплодировали и хвалили Зойкин артистический талант.

Впрочем, с неменьшим талантом Зойка рассказывала и мамины еврейские анекдоты о вездесущем Рабиновиче. Она мазала губы маминой помадой, надевала мамины очки, напяливала на себя мамин атласный халат, ложилась на диван и говорила, имитируя протяжный еврейский акцент:

 

– Рабинович, я слышал, вы купили новый телевизор! Вы таки стали лучше жить?

– Я вас умоляю, Фима! Нам таки стало лучше видно, как другие живут лучше нас...

 

И мы опять хохотали, и расхваливали Зойку, и говорили, что её ждёт блестящее артистическое будущее.

 

 

*   *   *

 

Мы жили в Киеве на Подоле, в нижней части города, в ветхом двухэтажном доме на Ярославской улице. В этом доме до войны жили мамины родители. Перед тем, как в 41-м году немцы заняли Киев, вся семья эвакуировалсь в Ташкент, куда в это время хлынули десятки тысяч беженцев из Украины и Белоруссии. Маме тогда было семь лет.

После окончания войны семья не вернулась в Киев. В Ташкенте мама окончила школу и поступила в финансово-экономический институт. И стала постоянной посетительницей танцев в Окружном Доме Офицеров. Вот на этих танцах она и встретила красавца-татарина по имени Марат, студента Политехнического института.

И влюбилась. «А он, – рассказывала нам мама, смеясь, – был от меня без ума! Просто без ума! Он был такой умный. Так красиво ухаживал за мной. И был он очень весёлый, постоянно шутил и хохотал очень заразительно. Он только мрачнел тогда, когда рассказывал, как Сталин выселял татар из Крыма в Ташкент в сорок четвёром году...»

 

Спустя много лет я прочитаю об этом выселении у Солженицына, в «Архипелаге Гулаг»:

«Наверно, с воздуха, с высоких гор это выглядело величественно: зажужжал моторами единовременно весь Крымский (только что освобождённый, апрель 1944) полуостров, и сотни змей-автоколонн поползли, поползли по его прямым и кручёным дорогам. Как раз доцветали деревья. Татарки тащили из теплиц на огороды рассаду сладкого лука. Начиналась посадка табака. (И на том кончилась. И на много лет потом исчез табак из Крыма.) Автоколонны не подходили к самым селениям, они были на узлах дорог, аулы же оцеплялись спецотрядами. Было велено давать на сборы полтора часа, но инструктора сокращали и до 40 минут – чтобы справиться пободрей, не опоздать к пункту сбора, и чтоб в самом ауле богаче было разбросано для остающейся от спецотряда зондер-команды. Заядлые аулы, вроде Озенбаша близ Биюк-озера, приходилось начисто сжигать. Автоколонны везли татар на станции, а уже там, в эшелонах, ждали ещё и сутками, стонали, пели жалостные песни прощания».

 

...Мамины родители яростно сопротивлялись замужеству дочери.

– Где это видано, чтобы хорошая еврейская девочка вышла замуж за какого-то безродного татарина!? – кричал дед, размахивая костылём. (В 43-м году ему ампутировали ногу под Ленинградом). – Через мой труп!

Но деду не пришлось превратиться в труп. Мама вышла замуж и в 55-м году родила Зойку, а ещё через пять лет – меня.

А шесть лет спустя мы всей семьёй переселились в Киев, в старую квартиру деда на улице Ярославской. Дед был инвалидом войны, подполковником в отставке, обвешанным орденами и медалями, и хотя прописка в Киеве была запрещена, нас всех прописали в его ветхом домишке почти без проблем. Я пишу «почти», так как папу долго не хотели прописывать, ссылаясь на то, что он – сосланный крымский татарин и ему не место в Советской Украине. Пришлось нашему деду, навесив все свои ордена, идти на приём к разным высокопоставленным жлобам и орать там, стуча костылём, что все они «тыловые крысы» и он их всех «перестреляет», если его любимого зятя не пропишут в Киеве.

Впрочем, даже долгожданная прописка не гарантировала папе приличную инженерную работу в киевских проектных институтах. С проклятой графой «крымский татарин» он смог устроиться – да и то с трудом – прорабом на строительстве метро.

 

 

*   *   *

 

Детство обычно кончается где-то в пятнадцать-шестнадцать лет, но у меня оно кончилось, когда мне исполнилось двенадцать – в тот день, когда отца посадили.

Он возвращался с мамой из кинотеатра. Они шли, держась, как обычно, за руки, словно молодожёны – так, как никто никогда не ходил по нашей задрипанной Ярославской улице. Они повернули в наш двор и столкнулись лицом к лицу с дядей Миколой, нашим дворником. Ходили упорные слухи, что при немцах он был полицаем и что в Харькове и Полтаве он участвовал в расстрелах евреев и партизан. Дворник был вдребезги пьян.

– Гуляете? – гаркнул бывший полицай. – Татарва под ручку с жидовочкой!

Папа, ни слова не говоря, вырвал из рук дворника метлу и, размахнувшись, ударил его черенком метлы по голове. И попал в висок.

Папу судили за убийство и посадили на двенадцать лет.

А через семь лет из Владимирского изолятора пришло известие, что заключённый Муслимов Марат Измаилович скоропостижно скончался от сердечного приступа.

 

 

*   *   *

 

Поседевшая и жутко постаревшая мама вернулась из Владимира поздно вечером и, не проронив ни слова, стала стелить себе постель. Я смотрел, давясь слезами, как она аккуратно расправляла простыни и клала рядышком две подушки – одну для себя, а другую для папы.

Она легла, положила руку на папину подушку и уснула.

И утром не проснулась.

Во врачебном диагнозе было написано: «...скончалась скоропостижно от сердечного приступа».

 

 

*   *   *

 

Зойка окончила режиссёрский факультет киноинститута за два года до маминой смерти и получила назначение в Ташкент, на «Узбекфильм».

И так несчастливо получилось, что мы с ней не виделись почти двадцать лет. Я за это время окончил факультет журналистики Киевского университета и стал вести нелёгкую, малоденежную и беспокойную жизнь штатного и внештатного корреспондента различных провинциальных газет.

Я прилетел к ней в 92-м году, поздней осенью. Я тогда работал корреспондентом спортивной газеты в Волгограде и был послан редакцией на какой-то азиатский чемпионат по поднятию тяжестей.

Мы с Зойкой обнялись, всплакнули, и помянули добрым словом маму и папу.

– Зойка, – сказал я, когда мы сидели за столом на её кухне, – ты писала, что расходишься с мужем. Это какой у тебя муж по счёту?

Зойка расхохоталась и разлила водку по рюмкам.

– Третий, – сказала она, закусывая солёным огурцом.

– Где он сейчас?

– Уехал. В Комсомольск-на-Амуре. Устраиваться на работу. Там они вовсю клепают истребители «Су» и продают их за валюту людоедам из Африки... Он авиационный инженер, а здешний авиазавод – некогда гордость Узбекистана! – закрывают, и их всех увольняют. – Зойка опять разлила по рюмкам спиртное. – Мишенька, ты бы видел, какой это был завод! Огромный, модерный, сверкающий, двадцать две тысячи человек делали гиганские самолёты Ан-8, Ан-12 и Ан-22... А его закрывают, как какую-нибудь пивную лавочку! Вот что такое развал могучего Советского Союза!

Я смотрел на сестру, проклинающую распад нашей страны, и припоминал фразу из некогда прочитанной биографии знаменитого Талейрана: «...сначала зашаталась, потом надломилась, а затем рухнула та сцена, на которой он намеревался действовать, – грянула Великая Французская революция...».

Вот точно так же зашаталась, надломилась и рухнула наша страна – и притом безо всякой революции...

 

– А я скажу тебе, Миша, почему развалился Советский Союз! – продолжала уже изрядно выпившая Зойка. – Не из-за Горбачёва, Рэйгана или Ельцина! Нет! Наш Союз растрескался из-за того, что был он один огромный полукровок! Вот как мы с тобой! Но мы с тобой полукровки, состоящие из двух национальностей, а Союз состоял из ста пятидесяти! И все тянули в разные стороны, и все завидовали один другому, и все помнили только зло, и никто не помнил добра...

Я кивнул и выпил.

– Зойка, – говорю, – ты знаешь, какая смешная история случилась со мной в Москве три месяца тому назад? Схожу я с эскалатора на станции «Белорусская», а там стоят три мента. И один подзывает меня – вот так вот, указательным пальчиком – и говорит: «Документы...». Я сразу понял, в чём дело: физиономия у меня не блондинистая, как у тебя, а смуглая, полутатарская и полуеврейская. И был я в полудраных джинсах, с бейсболкой на голове и в маечке. В общем, подозрительная личность. «Зачем вам мои документы?» – говорю. Они переглянулись, и один говорит мне: «Ты, чурка! Тебе говорят «документы», значит, предъявляй документы... Ты кто – азербайджанец? На каком рынке торгуешь?». Смотрю я на него – круглая прыщавая рожа, деревенский парнишка откуда-нибудь из-под Вологды или Рязани... Ах, был бы на моём месте наш папа! Как бы он врезал этому вчерашнему колхознику по морде! А я покорно полез в карман и протянул ему мой паспорт. «Татарин! – говорит он. – Ещё один чечмек. Скоро в нашей Москве не останется ни одного русского». Отдал мне паспорт и сказал наставительно: «Иди и больше не попадайся мне на глаза». И я, интеллигент, окончивший университет, прочитавший тысячи умных книг, вместо того чтобы схватить его за горло, повернулся и вышел из станции...

 

Мы помолчали.

– Самое смешное не это, – говорит Зойка. – Помнишь, Мишенька, как я страстно хотела стать русской? Как я говорила, что русской быть лучше всего? Помнишь? А всё оказалось не так... Вот я работаю на этом сучьем «Узбекфильме» уже почти пятнадцать лет. Я работала за это время на восьми картинах, но ни на одной я не была главным режиссёром! А почему? А потому, что я – не национальный кадр! Потому что я русская! Если б я, дура, осталась татаркой, я бы здесь сделала блестящую карьеру! У узбеков половина их интеллигенции состоит из татар... Давай выпьем ещё по одной, Миша.

Зойка выпила и подпёрла подбородок ладонью.

– Почему мы, сто пятьдесят народов, не можем любить друг друга? – сказала она. – Вот как наш папа-татарин любил маму-еврейку? Что ж это за страна, где скверно быть татарином, ещё хуже – евреем, но даже русской быть плохо?!

Она помолчала, а потом произнесла тихо:

– Я, Мишенька, наверное, уеду.

– Куда?

– В Комсомольск. Третий супруг зовёт меня. Просит прощения и хочет мириться.

– И что ты там будешь делать?

– Поступлю на курсы бухгалтеров. Стану квалифицированным бухгалтером. Как наша мама. Дебит, кредит, сальдо... – Она помолчала с минуту, обвела взглядом кухню и добавила: – Знаешь, Миша, а ведь у меня готов сценарий фильма по леонид-андреевскому «Рассказу о семи повешенных»... И я недавно закончила сценарий многосерийки по бунинским «Окаянным дням»... Но кому в наши окаянные дни нужны Леонид Андреев и Иван Бунин? И что мне с этими сценариями делать в Комсомольске?

– Зато там Россия, – напомнил я ей. – А ты у нас русская.

– Ну, хорошо, я уеду, – сказала Зойка. – Пусть в тайгу, пусть к нанайцам, – но в Россию! А что делать десяткам тысяч русских, застрявших в этом городе среди узбеков, ссыльных чеченцев, крымских татар, греков из Греции и греков с Кубани, немцев Поволжья и даже каких-то фантастических месхетинских турок?! Куда деваться им, гражданам второго или даже третьего сорта, без денег и без работы?!

Она уронила голову на скрещённые руки и глухо произнесла:

– Помнишь, Миша, эту песню?

Как часто, пьянея от светлого дня,
Я брёл наугад по весенним протокам,

И Родина щедро поила меня

Берёзовым соком, берёзовым соком...


Открой нам, Отчизна, просторы свои,
Заветные чащи открой ненароком

И так же, как в детстве, меня напои

Берёзовым соком, берёзовым соком...

Она встала, вытерла слёзы и поцеловала меня.

– Пошли спать. И пусть тебе, Миша, явятся во сне наша мама и наш папа...

 

Но ни мама, ни папа мне в ту ночь не приснились. А взамен их, в мутной полудрёме, мне пригрезился наш двор на Ярославской улице. Я стою посреди двора, окружённый оравой хулиганистых мальчишек. Они скачут вокруг меня, тычут в меня пальцами, хохочут и орут что есть мочи:

Хорошо, что наш Гагарин
Не еврей и не татарин,

Не калмык и не узбек,

А советский человек...

 

 

 

267 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 19.03.2024, 09:27 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов

06.03.2024
Журнал Ваш вызывает искреннее уважение. Оригинальный, стильный, со вкусом оформленный, имеюший своё лицо. От души желаю Вам удачи, процветания, новых успехов!
Владимир Спектор

22.02.2024
С удовольствием просмотрел январский журнал. Очень понравились графические работы.
Александр Краснопольский



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

https://bettingcafe.ru/bookmakers/
Поддержите «Новую Литературу»!