HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Александр Левковский

Гори, гори, моя звезда...

Обсудить

Рассказ

На чтение потребуется 17 минут | Скачать: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Купить в журнале за апрель 2015 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за апрель 2015 года

 

Опубликовано редактором: Андрей Ларин, 22.04.2015
Иллюстрация. Название: «Романс». Автор: Ася Ахундова. Источник: http://www.photosight.ru/photos/93041/

 

 

 

«Как смерть неотвязное, слово горячкой слепило,
И тело, и душу душило цепями полона.

Не спишь, а наутро, когда постучится светило,

Ты – скорбная память о том, кого звали Паоло».
 

            Паоло Яшвили, «Голубой зонтик»

 

 

Моя покойная мама-фантазёрка любила рассказывать со смехом, как мы с Танюшкой появились на свет. Мы – двойняшки, то есть, по-научному, «двуяйцовые близнецы». Мама говорила, что первой на божий свет выбралась Танюшка. Причём выкарабкивалась она суетливо, с жуткими криками, застревая по дороге и причиняя маме и доктору массу хлопот. Я же, по утверждению мамы, вёл себя очень тихо, продвигаться вперёд не торопился, не шумел и, казалось, был не прочь остаться там, где я находился в комфорте в течение девяти месяцев, свернувшись безмятежно калачиком.

Вот точно такими же мы и остались на всю нашу жизнь – впереди с шумом неслась Танюшка, талантливая, успешная, покоряющая вершины, а позади не торопясь двигался я, не блещущий ничем выдающимся верный брат, восхищающийся гениальной сестрой и прикрывающий её с тыла...

 

 

*   *   *

 

...Кончился последний кадр, экран погас, и в зале вспыхнул свет.

Первым, как и ожидалось, заговорил заместитель Председателя Комитета по кинематографии Кирилл Владимирович Нечипоренко, известный по кличке «Великий Князь»:

– Ну что можно сказать, товарищи? – произнёс он негромким вальяжным голосом. – Татьяна Сергеевна, как видите, в своём мятежном амплуа... Что мы видим? Почти полностью отснятый материал, посвящённый чему?! Язык, товарищи, не поворачивается! Фильм о литературных самоубийцах!! У нас, в Советским Союзе, – картина, где один за другим умирают поэты!.. И потом – чудовищно замысловатый сценарий, – невообразимо чудовищный...

– Да просто умопомрачительный! – нервно выкрикнул Ломов. – Абсолютно противоречащий принципам социалистического реализма! Нахваталась, понимаете ли, западного душка, насмотрелась голливудских фильмов на наших закрытых просмотрах, – и вот хочет теперь кормить советскую публику этой декадентщиной!

Наш помреж Генка, обожающий Танюшку и считающий её просто богиней, зашептал мне на ухо, давясь от злости:

– Вот увидите, Виталий Сергеевич, я эту суку Ломова когда-нибудь изуродую!

Хорошо, что мы с Генкой сидим в третьем ряду, а не в первом, и Ломов, заведующий сценарным отделом Комитета, не слышит бешеного Генку. Я положил руку успокоительно на Генкин локоть и шепнул:

– Возьмёшь меня напарником, ладно?

Тихим голосом вмешалась в обсуждение Нинель Аркадьевна, главный редактор Комитета:

– На самом деле, Танечка, что это вы вдруг занялись литературными самоубийцами? Ведь в утверждённом нами сценарии никаких самоубийц не было. Были замечательные советские поэты – Маяковский, Есенин, Цветаева... Были их великолепные стихи, полные патриотизма. Зачем же омрачать этот праздник поэзии какими-то мрачными самоубийствами?

Ломов вскочил на ноги и крикнул:

– И откуда там взялись какие-то никому не известные Яшвили и Табидзе?!

– Владимир Васильевич, – мягко упрекнул его «Великий Князь», – Паоло Яшвили и Галактион Табидзе были известными грузинскими поэтами.

Таня вдруг начала декламировать нараспев – так проникновенно и страстно, как только она умеет декламировать:

 

«Безумье легко предпочту стиховому безмолвью.
Черней слепоты невозможность восславить светило.

И если творенье из сердца не вырвется с кровью,

Откуда у песни возьмётся бессмертная сила?»

 

– Что это? – фыркнул Ломов.

– Не что, а кто, уважаемый Владимир Васильевич! – сказала Таня. Я видел, что она еле сдерживается, чтобы не взорваться. – Это – Паоло Яшвили. А вот – Галактион Табидзе:

 

«День за днём проходит время, и могилы позабыты:
Заросли густой травою, пылью давнею покрыты,

И у роз пожухли листья, лепестки на землю пали...

Что ж, покойтесь, кости мёртвых, вы живым нужны едва ли...»

 

– Вот наш фильм, – строго сказала Таня, – и повествует о прекрасных поэтах, чьи «могилы давно позабыты».

– И всё-таки, Татьяна Сергеевна, – промолвил Нечипоренко, – объясните нам, почему вы вдруг проявили такую нездоровую заинтересованность в литературных самоубийцах?

– Ну сейчас она этому пидору врежет! – восхищённо зашептал Генка мне на ухо. – Сейчас она ему впендюрит!

Таня встала, сделала шаг вперёд, повернулась к первому ряду, где сидели «Великий Князь», Ломов и Нинель Аркадьевна, и, прищурив в явном гневе глаза, сказала:

– История литературы знает имена более двухсот писателей и поэтов, добровольно отнявших у себя жизнь... Не старые, больные, нищие и безвестные, а знаменитые, гениальные, богатые и молодые перерезают себе горло бритвой, топятся в реке, травят себя газом, морят себя голодом, стреляют себе в висок, и в сердце, и в рот...

Она замолчала, глядя куда-то вдаль.

– Русско-французский Артур Адамов... Русские Всеволод Гаршин и Анатолий Виноградов... Еврейско-французский Ромен Гари... Американцы Джек Лондон и Эрнест Хемингуэй... Древние римляне Луций Сенека и Лукреций... Англичанка Вирджиния Вулф... Австрийский еврей Стефан Цвейг... Русские сёстры Чеботаревские...

В зале стояла напряжённая тишина.

– А также наши советские – Сергей Есенин, Владимир Маяковский, Марина Цветаева, Паоло Яшвили, Галактион Табидзе... Значит, есть что-то необъяснимое в психологии тех, кто видит мир поэтически, – что-то такое, что заставляет их отнимать у себя жизнь. Вот это «необъяснимое» и пытается разъяснить наша картина. Разве это «необъяснимое» не может быть темой художественного фильма?!

– Татьяна Сергеевна, – непривычно громко произнёс Нечипоренко, и в голосе его прозвучали металлические нотки, – за последние шесть лет мы были вынуждены запретить два ваших фильма по причине их идеологии, чуждой нашему народу и нашей партии.

Опять вскочил на ноги Ломов.

– Я напомню вам, – заорал он, тряся пальцем в сторону Тани, – что это были за фильмы! Один был о заполярном Норильске, якобы построенном заключёнными ГУЛАГа...

– Не якобы а на самом деле построенном зэками ГУЛАГа, товарищ Ломов! – повысила голос Таня. Она уже почти кричала.

– Второй был о подпольных наркоманах в Ленинграде! – продолжал кричать заведующий сценарным отделом. – Представляете себе! – о наркоманах в нашем социалистическом обществе!!!

– Мы все знаем и ценим, – промолвила примирительно Нинель Аркадьевна, – что вы являетесь очень талантливым сценаристом и режиссёром. Мы знаем также, что вы буквально горите на работе, как та звезда из известного романса. Мы помним, что ваши ленты завоевали советскому кино славу и первые призы в Каннах, Лос-Анджелесе и Сан-Паоло. Но поймите! – мрачная картина, повествующая о самоубийствах советских поэтов, не может быть выпущена на наши экраны!..

«Великий Князь» вдруг повернулся ко мне и произнёс:

– Виталий Сергеевич, я хочу спросить вас как директора картины: как вы считаете, сколько процентов средств, отпущенных на этот фильм, уже израсходовано?

– Приблизительно семьдесят пять процентов, – поколебавшись, ответил я. – Осталось снять двенадцать сцен, включая финальный эпизод. Ну и, конечно, пересъёмка отдельных кусков, комбинированные съёмки, монтаж, музыка, озвучивание и окончательная редакция.

– Финальный эпизод! – полупрезрительно повторил Ломов. – Это тот самый эпизод, когда Татьяна Сергеевна собирает всех советских литераторов-самоубийц за одним столом для прощания перед смертью, да?

Не всех, Владимир Васильевич! – неожиданно спокойно сказала Таня. – Есть ещё несколько советских писателей, которые покончили с жизнью и которых мы не включили в наш фильм.

– Например?

– Например, знаменитый Александр Фадеев, председатель Союза писателей СССР и автор «Молодой гвардии».

В зале повисло тягостное молчание...

 

После конца обсуждения мы с Генкой поехали в ресторан гостиницы «Националь». Таня схватила такси и умчалась на «Мосфильм» для встречи с директором студии. Она всё ещё надеялась, что директор – народный артист СССР, лауреат Ленинской премии, очень влиятельное лицо – уговорит Комитет не губить её фильм.

– Виталий Сергеевич, – тихо сказал Генка, когда нам принесли закуску и графинчик водки, – что же теперь будет? Татьяна Сергеевна опять впадёт в депрессию – как после картины о ленинградских наркоманах. Когда я её вижу такой, я сам впадаю в депрессию. Она ведь такая замечательная, такая талантливая, такая красивая! Намного красивее тех артисток, что играют у нас есенинскую Айседору Дункан и любовь Маяковского, Лилю Брик...

Я молчал. Я боялся именно этого – в течение месяца-двух видеть Таню поникшей и замкнутой, нечёсанной и немытой, лежащей под одеялом целыми днями и не произносящей ни слова.

– Виталий Сергеевич, – продолжал Генка, разлив водку по рюмкам, – вы как-то обещали мне рассказать, как вы с Татьяной Сергеевной поступали во ВГИК. Небось, она поразила там всю приёмную комиссию, верно?

Я невесело рассмеялся.

– Гена, ты прав! Она уложила всю комиссию на лопатки!

– А вы?

Я покачал головой и выпил.

– А меня комиссия уложила на лопатки. Я, Гена, провалился и ушёл в финансово-экономический институт. Вот поэтому Таня сейчас – знаменитый режиссёр, а я у неё – директор картины, распоряжающийся финансами, на которые мы с тобой и выпиваем сейчас в этом шикарном ресторане.

Официантка принесла нам котлеты по-киевски, и мы опять выпили.

– Знаешь что, Гена, я расскажу тебе о нашем поступлении во ВГИК в другой раз – когда настроение у нас будет повеселее, когда кончится у нас царство советской партийной бюрократии, губящей прекрасные фильмы и вгоняющей талантливых режиссёров в депрессию.

– Виталий Сергеевич, вот вы с Татьяной Сергеевной летали в позапрошлом году в Голливуд. У них там что – нет бюрократии в кино, как у нас?

Я помолчал, раздумывая.

– У них там, Гена, капитализм. Там всё по-другому, – сказал я. – Может, придёт и к нам когда-нибудь капитализм – и тогда нам в кино, возможно, станет легче...

 

 

*   *   *

 

Через десять лет капитализм пришёл в Россию, но легче нам не стало.

Студию «Мосфильм» расформировали, государственное финансирование кино прекратилось, знаменитые режиссёры и операторы исчезли кто куда – кто уехал за границу, кто занялся бизнесом, кто впал в пьянство, наркоманию и депрессию, а кто просто умер, не выдержав перемен.

Я работал бухгалтером то в одной лавочке, то в другой, перебиваясь с хлеба на воду и подкармливая безработную Танюшку...

А вот нашему бывшему помрежу Генке новая ситуация нисколько не повредила. Ему было всего тридцать три года, энергии ему было не занимать, он сунулся туда-сюда с разными идеями по открытию всяких бизнесов – и, в конце концов, преуспел. Через два года он стал единоличным владельцем двух студий по производству видеофильмов.

А став видным капиталистом, он первым делом позвонил Тане и мне и предложил нам работу в его фирме.

И стали мы Генкиными подчинёнными: Таня – режиссёром-постановщиком музыкальных видеофильмов, а я занял пост главного бухгалтера компании.

 

И вот в это время случилось событие, которое перевернуло нашу с Таней более-менее устойчивую жизнь.

Как-то рано утром в моём офисе раздался телефонный звонок. Я снял трубку.

– Виталий Сергеевич, – произнёс негромкий вальяжный голос, – с вами говорит Нечипоренко Кирилл Владимирович.

Я оторопел.

На другом конце провода послышался довольный смешок.

– Не ожидали, Виталий Сергеевич, верно?

– Признаться, не ожидал, – пробормотал я в трубку. – Чем могу служить, Кирилл Владимирович?

– Тут вот какое дело. Я хочу предложить вашей талантливой сестрице очень интересную и прибыльную работу.

– То есть?

– Видите ли, Виталий Сергеевич, я являюсь президентом довольно крупного банка в Петербурге, и мой банк начинает сейчас компанию по капиталовложениям в производство отечественных кинофильмов. Вот тут-то Татьяна Сергеевна и смогла бы приложить свой незаурядный талант.

– Почему бы вам не позвонить ей прямо и предложить ей эту работу?

Нечипоренко сказал после небольшой заминки:

– Вы знаете, после этой неприятной истории с запретом её талантливейшего фильма о поэтах-самоубийцах – истории, в которой мне пришлось, к сожалению, сыграть кое-какую роль и за которую я прошу прощения, – мне просто неудобно обратиться непосредственно к ней.

Я молчал, стараясь подавить отвращение и гнев. Неприятная история! Ах ты, сволочь! Выбросил на помойку великолепный фильм, довёл Таню до жесточайшей депрессии, – а теперь просит прощения и сожалеет о случившемся!

– Так что же мне передать ей? – спросил я как можно спокойнее.

– Скажите ей, что наш банк готов финансировать окончание работ по её картине «Литературные самоубийцы», которую мы купили у бывшего «Мосфильма». Там, насколько я помню, оставалось доработать четверть фильма: съёмку несколько сцен, включая финальный эпизод, монтаж, музыку, озвучивание и прочее, верно?

– Да, приблизительно так.

– Скажите Татьяне Сергеевне, что мой банк сможет начать финансирование через три месяца. Если она согласна, то договор о нашем сотрудничестве будет готов на следующей неделе. Всего хорошего, Виталий Сергеевич...

 

– На хрена нам ждать три месяца!? – кричал в своём кабинете возбуждённый Гена. – Татьяна Сергеевна, подписывайте договор и начинайте работать. Я оплачу вам все расходы! Эта сука по имени «Великий Князь» мне через три месяца всё вернёт! А не вернёт, я вырву у него его мужское достоинство с корнем, и он станет «Великим Кастратом», а не «Великим Князем»!

И Гена (которого, кстати, сейчас величали Геннадием Никитичем) расхохотался, довольный.

Таня повернулась ко мне.

– Витя, у тебя сохранились адреса актёров? Позвони им как можно скорее. Всем пяти: Маяковскому, Есенину, Цветаевой в Москве и Яшвили с Табидзе в Тбилиси. Хорошо? И надо застолбить павильон для съёмок. И подготовить декорации для двенадцати эпизода...

 

 

*   *   *

 

Катастрофа разразилась через два месяца.

Уже Таней были сняты все эпизоды, кроме финального; уже на полных парах шло озвучивание; уже две монтажницы кончали соединять утверждённые Таней куски; уже были почти готовы комбинированные съёмки, – когда Тане позвонил Нечипоренко и сказал, что ей необходимо срочно вылететь в Петербург для встречи с советом директоров банка.

...Таня вернулась через два дня, и мы с Геной, встречая её в аэропорту, сразу поняли, что случилась беда. У неё было распухшее от слёз лицо, и говорить она просто не могла.

– Витя, Гена, – прошептала она, когда мы сели втроём пить чай в её крохотной кухне, – вы знаете, что они мне сказали в их проклятом банке? Они заявили, что, по совету голливудских экспертов по маркетингу, мне надо добавить в картине несколько новых эпизодов. Они сказали, что без этих эпизодов фильм не вызовет нужного интереса и, главное, не принесёт достаточной прибыли...

– Что это за эпизоды? – спросил я.

– Они хотят ввести подробные сцены всех пяти самоубийств! Представляете! – эпизоды повешения и выстрелов!! Они сказали, что на детальную сцену самоубийства Маяковского народ повалит толпами. Я стала кричать почти в истерике, что это невозможно, что это антихудожественно, что я этого делать не могу и не буду! Тогда Нечипоренко спокойно заявил, что моё согласие и не требуется, что картина принадлежит банку и что, по подписанному мною договору, они могут нанять вместо меня любого другого режиссёра. И дал мне неделю на раздумье...

Гена встал и подошёл к окну. Постоял с минуту, глядя в темноту, а потом повернулся к нам и светло улыбнулся.

– Татьяна Сергеевна, – сказал он, – не переживайте. Вам ведь осталось снять только финальный эпизод, верно? Вот и снимайте его спокойно. Заканчивайте картину, а когда вы её закончите, я перекуплю её у сучьего «Великого Князя». Я продам одну видеостудию (у меня есть на неё надёжный покупатель), получу бабки – и картина будет наша!.. А теперь лучше расскажите нам, как вы хотите снять последний эпизод.

– Спасибо, Гена, – промолвила Танюшка и поцеловала его в щёку.

Помолчала, вытирая слёзы, а затем тихо сказала:

– Ребята, а может, не стоит? Может, лучше забыть об этой несчастной замордованной картине, которая вывернула мне всю душу?..

Мы молчали.

Таня вынула из сумочки какие-то таблетки, высыпала их в рот и запила чаем.

– Мне видится такая сцена, – промолвила она. – Пустой зал с высоченным потолком. Длинный стол, накрытый кумачовой скатертью. На столе – вино и бокалы. В глубине сцены – сплошная тьма. За столом, ярко освещённым прожектором, лицом к зрителю сидят пятеро обречённых поэтов. Тихо звучит струнный квартет. Поэты встают один за другим, произносят короткие прощальные стихи, выпивают вино, обнимают оставшихся и уходят навстречу смерти в темноту, где зажигаются цифры, знаменующие годы их гибели: 1925... 1930... 1937... 1941...

– Какие стихи они прочитают? – спросил я.

– Я ещё не решила... Впрочем, на одном стихотворении я уже остановилась. Этот стих прочтёт Марина Цветаева, когда все уйдут и она останется одна:

 

«Гул предвечерний в заре догорающей
В сумерках зимнего дня.

Третий звонок. Торопись, отъезжающий,

Помни меня!»

 

Мы с Геной встали и попрощались с Таней.

– Спокойной ночи, Татьяна Сергеевна, – сказал Гена. – Увидимся завтра...

 

 

*   *   *

 

Мы с ней не увиделись – ни завтра, ни послезавтра... никогда...

Таня покончила счёты с жизнью через час после нашего расставанья.

Она заткнула полотенцами все щели под дверями на кухне. На одну щель полотенец не хватило, и она затолкала в неё скомканные страницы своего сценария.

Открыла газ и села в кресло. Вот так, сидящей в кресле и уже коченеющей, её и застали на следующее утро.

На столе рядом с ней лежала предсмертная записка со словами Марины Цветаевой:

 

«Отказываюсь – быть
В бедламе нелюдей,
Отказываюсь – жить
С волками площадей.

Не надо мне ни дыр
Ушных, ни вещих глаз.
На твой безумный мир
Ответ один – отказ...»

 

 

*   *   *

 

Неделю спустя мы с исхудавшим, почерневшим от горя Геной сидели на уединённой скамейке в Александровском саду, и я рассказывал ему притчу о том, как мы с Таней поступали во ВГИК, когда нам с ней было семнадцать:

 

– Мы приехали в Москву из провинциального Томска. Танюшка кончила школу с золотой медалью и мечтала стать кинорежиссёром. А меня она потащила с собой просто за компанию.

Во ВГИКе полагается сначала, до экзаменов, пройти так называемое «творческое собеседование». То есть, приёмная комиссия давала абитуриенту какое-нибудь актёрское или простое режиссёрское задание, и он должен был экспромтом показать, что у него есть достаточно воображения и фантазии для решения этой задачи.

Нас набралось человек тридцать. Мы заняли несколько рядов скамеек, а перед нами, боком к нам, стоял стол приёмной комиссии и одинокий стул для абитуриента.

Первым вызвали меня.

– Ну-с, молодой человек Виталий Лагутин, – сказал председатель комиссии по имени Георгий Аполлинарьевич, знаменитый на всю страну кинорежиссёр, – представьте себе, что вы – портной. Вы берёте воображаемую иголку, вдеваете в неё воображаемую нитку и начинаете шить – ну, скажем, накладывать заплату на штаны... Начинайте!

Я напряг всё своё воображение, изобразил движением пальцев вдевание нитки в иголку и начал «шить». Шью, шью, а комиссия молчит и не предлагает мне закончить это нудное занятие. Прошло минут пять, я утомился двигать правой рукой туда-сюда – и в это время председатель сказал:

– Спасибо, юноша. Шьёте вы плохо. Вы работаете вот уже пять минут, а длина нитки у вас остаётся всё той же – не укорачивается... Увы, молодой человек, вы не выдержали собеседования. До свиданья. Следующий!

И я поплёлся на своё место несолоно хлебавши.

Следующей к столу комиссии вышла Танюшка.

– Таня Лагутина, – сказал Георгий Аполлинарьевич, глядя в список абитуриентов. – Вы случайно не сестрица предыдущему молодому человеку?

– Да.

– Надеюсь, ваш опыт окажется более успешным.

– И я надеюсь, – произнесла Таня, вызвав своим тоном лёгкий смешок у членов комиссии.

– Таня, – промолвил председатель, – вы сейчас – русская певица в одном из парижских кабачков – ну, что-то вроде тех заведений, где пела Эдит Пиаф. Вы берёте в руки гитару и начинаете петь...

– У Эдит Пиаф, насколько я знаю, гитары не было, – сказала Таня.

– А у вас будет. Вы умеете петь?

– Конечно. Что я должна исполнить?

– Что хотите. Но помните – вы должны сначала снять воображаемую гитару с воображаемой стены, хорошенько настроить её и петь, играя на гитаре. Приступайте.

Нам было отлично видно, как Таня, встав на цыпочки, потянулась вверх и сняла «гитару» со «стены». Уложила её на колени и склонилась над ней, настраивая. Она крутила «колки» левой рукой, а правой трогала «струны» и голосом имитировала струнные звуки так искусно, будто у неё в руках был настоящий инструмент, а не воображаемая гитара.

Потом подняла голову, прищурила глаза и начала петь прекрасным бархатным сопрано, «аккомпанируя» себе точными движениями руки, трогающей «струны»:

 

«Гори, гори, моя звезда,
Гори, звезда приветная!

Ты у меня одна заветная,

Другой не будет никогда.
 

Ты у меня одна заветная,

Другой не будет никогда.
 

Твоих лучей небесной силою

Вся жизнь моя озарена.

Умру ли я – ты над могилою

Гори, гори, моя звезда!
 

Умру ли я – ты над могилою

Гори, гори, моя звезда!..»

 

Таня кончила петь и встала. Георгий Аполлинарьевич подошёл к ней, положил ей руку на плечо и тихо сказал, улыбаясь:

– Таня... А как вас по отчеству?

– Сергеевна.

– Татьяна Сергеевна, поздравляю вас с поступлением в наш институт! У вас несомненный талант, и я предсказываю вам блестящее будущее!..

 

 

*   *   *

 

«Пусть исчезну, как туман, я, как полночное виденье,
пусть мне сердце рвёт на части образ твой, как наважденье,

в час любой из мне сочтённых, где б ни вёл мой путь, повсюду, –

если я тебя не вспомню, если я тебя забуду!»
 


Галактион Табидзе, «Могильщик»

 

 

 

(в начало)

 

 

 


Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за апрель 2015 года в полном объёме за 197 руб.:
Банковская карта: Яндекс.деньги: Другие способы:
Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке:
«Вернуться на сайт продавца»
После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru
Вы получите каждое произведение апреля 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 

261 читатель получил ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 19.03.2024, 08:39 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов

06.03.2024
Журнал Ваш вызывает искреннее уважение. Оригинальный, стильный, со вкусом оформленный, имеюший своё лицо. От души желаю Вам удачи, процветания, новых успехов!
Владимир Спектор

22.02.2024
С удовольствием просмотрел январский журнал. Очень понравились графические работы.
Александр Краснопольский



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!