Одинокие волки

Тук-тук… тук-тук… – поезд медленно набирал скорость, как бы не желая прощаться с родным вокзалом. Но делать нечего – он сам себе не хозяин и надо ехать на север. Надо везти людей.

Выехав за пределы города, состав прибавил ходу. Он уже не грустил, он знал, что чем быстрее приедет к месту назначения, тем скоре вернется назад, в родное депо.

В купе одного из вагонов сидели трое. Два взрослых: мужчина средних лет, примерно такого же возраста женщина и с ними маленький мальчик лет шести, их сын. Сомневаться в этом как-то не приходило в голову, достаточно было посадить рядом мужчину и мальчика – одно лицо. Разница между ними заключалась лишь в возрасте, росте и в том, что у старшего чуть вились волосы. Во всём остальном: и в сером цвете глаз, и в курносых носах, который у старшего был лишь чуть крупнее, и в ямочках на щеках, было ясно – это отец и сын.

Темноволосая, не лишенная привлекательности женщина была одета в простое летнее платье в горошек. Тёмно-зеленого цвета глаза на фоне чуть смугловатой кожи придавали ее лицу оттенок какой-то восточной загадочности. И хотя беглого взгляда было недостаточно, чтобы понять, что женщина с мальчиком – ближайшие родственники, что-то общее было в выражении их лиц. В обоих – некая сосредоточенность, задумчивость и грусть, но вместе с тем какое-то озорство и задор. Их было очень просто рассмешить. Достаточно было мужчине сказать что-либо шутливое или сделать гримасу на лице, как те, обнявшись, заходились звонким смехом. Это была семья. Средняя такая семья со своими бедами и радостями. Из таких вот семей и состоит основная часть населения нашей страны.

Они ехали на север. Папа обещал сыну познакомить его с бабушкой, то есть со своей мамой. Мальчику, правда пришлось долго объяснять, что «у ребёнков бывает две бабушки». Одна бабушка, любимая и на тот момент единственная, у него уже была. Она осталась дома со старшим братом мальчика. А эта бабушка, папина мама, была какая-то странная и непонятная. Она никогда к ним не приезжала. И, хотя папа ему и говорил, что она не может приехать, она живет там, откуда нельзя уехать, она может только звать нас к себе в гости, мальчик всё равно не понимал ничего. Почему так? Действительно, ну почему это она не может оттуда уехать? Она что, не хочет увидеть своего сына и внуков? Она, что ли, их не любит? Но когда мальчик задавал такие вопросы, его отец переставал веселиться, становился серьёзным, брал сигареты и куда-то уходил. А мама мальчика начинала ему показывать что-то красивое за окном.

Приехали. Утром следующего дня они проснулись, попили чай и, собрав сумки, вышли на каком-то полустанке, где стоянка поезда была всего две минуты.

Долго шли проселочной дорогой, по обочинам которой рос удивительный, сказочный лес. Ветви больших деревьев накрывали сверху дорогу. Мальчику казалось, что это какая-то большая сказочная машина прорубила своим железным телом просеку в глухом лесу специально для него.

Красив летом северный Казахстан. Там, откуда приехала эта семья, такого чудного леса не было. Пока шли, шутили и веселились. Через час, наконец, лес кончился и просека уперлась в удивительно ровное зеленое поле.

– Почти пришли, – сказал мужчина и повернул направо, вдоль поля.

Мальчик недоумевал. Как ни силился он увидеть выскакивающую из леса бабушку, никого не видел. «Да и дома никакого нет. Ничего не понимаю», – думал мальчишка, идя рядом с мамой и держась за её руку. Ладонь у мамы была холодной и твердой.

– Вот она, сынок. Вот тут живет твоя бабушка, – указал мужчина на земляной холмик справа от них.

Калитку покосившейся и старой ограды открывать было не нужно – она и так была открыта и противно скрипела под усилиями порывистого ветра. Сама, некогда черная, ограда была почти полностью темно-бардового цвета ржавчины.

– Смотри ка, а фотография хорошо сохранилась, – обратился мужчина к своей жене. Женщина вытащила из сумки тряпочку, провела осторожно по овальной карточке, потом протерла весь покосившийся памятник.

– Ма-ри-я А-лек-се-ев-на, – прочитал по слогам мальчик и, глядя на своего папу, спросил у него: – Пап, а Мария это, что ли, Маша? И какая у неё фамилия?

– Да, сынок, Маша. А фамилия у неё такая же, как и у нас с тобой. Помоги-ка мне памятник поправить.

Они навалились на него вдвоем, и оба штыря снизу железного столбика вошли в землю. Памятник принял ровное вертикальное положение. Пока женщина выдергивала длинную траву из холмика, отец с сыном взяли привезенные с собой кисточки, черную краску и стали красить ограду.

Через час они привели в порядок бабушкин домик. Всё покрасили, поправили, положили под памятник с фотографией цветы и ещё зачем-то стакан с прозрачной жидкостью и накрыли его кусочком хлеба.

– Земля тебе пухом, мама, – сказал мужчина, сидя на свежесозданной им скамеечке и поднял стакан.

– Спите спокойно, Мария Алексеевна, – сказала женщина и тоже подняла стакан. Они выпили не чокаясь. Мальчик тоже выпил налитый ему лимонад, но ничего не сказал. Он не знал, что нужно говорить этой женщине, которая смотрела на него с фотографии и которая была так похожа на его папу. Он поставил стакан на скамеечку и вышел за ограду.

– Ааааа! – услышал мальчишка позади себя нечеловеческий вой своего отца, похожий на стон раненого волка, и обернулся. Он увидел на его лице слезы, в трясущейся руке был зажат кусочек огурца.

– ААААА! – снова повторил отец свой страшный крик и поднял к небу лицо.

Мальчуган вздрогнул и съёжился всем телом – никогда ещё он не видел своего папу таким. А тот с диким рёвом, оттолкнувшись от скамьи, обеими руками стал молотить по памятнику. Кровь разбитых кулаков смешивалась со свежей черной краской. Женщина, выронив от неожиданности стакан, бросилась к мужу, пытаясь оттащить его. Но тот толкнул её и, упав на холмик телом, стал руками разрывать землю. В сторону от снова криво стоящего памятника полетели цветы и стаканчик с хлебом. Отец горстями вырывал землю и страшно кричал нечеловеческим голосом:

«Чтоб ты перевернулась, ты, называвшая себя матерью! Я ненавижу тебя!»

Казалось, мужчина хочет руками достать из уже давно сгнившего гроба останки своей матери и разорвать всё, что от неё осталось.

– Успокойся, господь с тобой! Что ты делаешь?! – женщина причитала на весь лес, широко раскрыв от ужаса глаза. – Это ведь мать твоя!!!

– Мать?! – взвопил диким зверем, вставая с земли, мужчина. – Это не мать! Я был ей не нужен! Она водила мужиков в дом и выгоняла меня! Я неделями жил на улице! Чтобы не сдохнуть с голода, я воровал кости у дворовых собак! Она, – мужчина страшными глазами указал на разрытый земляной холм, – она посадила меня на поезд, когда мне было пять лет. Она отправила меня к своей сестре через весь Казахстан зимой в одной маечке и шортиках! Она хотела, чтоб я замёрз по дороге! Но я выжил!!! ВЫЖИЛ!!!...

Долго ещё женщина успокаивала рыдающего мужчину, прижав к себе и гладя по голове…

Они уходили. Мальчик обернулся, чтоб на прощанье ещё раз посмотреть на вновь поправленную ограду и памятник.

С овальной фотокарточки на него смотрела женщина, которая была удивительно на него похожа. Смотрела внимательно и пристально, но как-то холодно и как бы сквозь него.

Тук-тук… тук-тук… тук-тук-тук… Уносил их поезд домой, на юг…