Мой горький Лондон

 

 

Самолет медленно катился по серому асфальту… Гул его моторов отдавался эхом в пустынном дворе маленького аэропорта. Самолет оторвался от земли и взмыл в небо, унося с собой моего лучшего друга, и горячие слезы хлынули из моих глаз. Последние часы до отлета, последний день, последняя пара недель – с человеком, который полностью понял меня и, возможно, единственный – не отверг. Самолет уносил ее в туманную даль загадочной страны, куда – я знала – он унесет и меня. Скоро. Уже так скоро. Только пять лет учебы в университете, престижном или не очень – это как удастся, это как будут цены. Пять лет жизни, может быть здесь, а может быть, в столице, если повезет. Может быть, с третьего курса появится работа, потом я подпишу долгосрочный контракт, буду работать, потом закончу этот чертов институт, а контракт будет продолжаться, может быть, я даже открою свое собственное дело, потом, возможно, я встречу человека, который захочет на мне жениться…

НЕТ! Никогда! Только пять лет я потрачу на то, чтобы вызубрить эти дрянные науки, только пять лет я разрешаю себе находиться здесь, в этой стране, откуда я родом, но этой земле никогда не будет принадлежать мое сердце. Пять лет. Целая вечность… Нет-нет-нет, нельзя думать об этом, иначе можно сойти с ума. Да, может быть, будет принадлежать мой прах – когда-нибудь, но сердце… Сердце будет принадлежать только тому, что связано с Англией – те затхлые дворики, где стоит мой старый дом, тот магазинчик, где пекли необыкновенные круассаны (это в девяностые-то годы), те закаты, в которых я растворялась, разговаривая с Ванькой. Хотя, может быть, я люблю все это просто так? Просто потому что там – моя жизнь? И просто потому что мне всегда будет хотеться вернуться именно сюда, именно за этими ощущениями? Может быть, это и называется – любить родину?

Я не знаю. Я ничего не знаю. Сейчас конец августа, а впереди меня ждет одиннадцатый класс с его передрягами, экзаменами, с новыми стычками и спорами. Хотя, может быть, все будет по-другому, ведь эти сумасшедшие, пролетевшие летние дни, когда я почувствовала, что жизнь не проходит мимо, что я тоже как-то участвую в ней, это удивительное, мимолетное знакомство так сильно изменили меня. Последнее лето, данное мне на обдумывание, кем я хочу стать. И почему-то у меня такое ощущение, что мы никогда не встретимся с Ксенией, ведь она тоже должна найти свой путь. Ведь это так сложно в чужой стране – найти друг друга. Но я навсегда запомню это лето и взгляд одного человека на этой земле, кто смог понять меня – Ксюхи. Я найду ее, во что бы то ни стало. Я стану самой собой и проживу жизнь не зря – там, где туман окутывает берега Темзы и дождь идет не прекращаясь. Англия, жди меня!!!!!!! А сила – вот в этих вот ладонях. – И я сжала тогда кулаки, а слезы текли у меня, и я никак не могла успокоиться, ибо поняла, что человек в этом мире беззащитен, если никто не способен понять его и принять – таким, каков он есть на самом деле.

 

…Я поднимаюсь в прозрачном лифте на последний этаж музыкально-книжного магазина. Иду по рядам, перебираю диски… Вдруг в зале начинает играть музыка… Бог мой, какой голос!... Я зачарованно слушаю и…знаю, кто это поет. «Stone sour», Through glass. Эта дорожка есть на том альбоме, который я уже приобрела.

 

…Тогда, еще несколько недель назад, в квартире с обоями терракотового цвета «My chemical romance» играли «Welcome to the black parade». Мы с Ксюхой сидели на полу и разбирали книги – она хотела избавиться от ненужных и сказала, что если я не против, могу забрать их себе. Я, разумеется, была не против, тем более что они все у нее по большей части были на английском.

Она трудилась не покладая рук, шуршала старыми бумагами, а я занималась поиском «ненужных» книг, то есть попросту мешала ей работать. Она тогда сказала мне закономерное «Брысь!», и я, прихватив с собой попавшиеся под руку книги, удобно устроилась на диване. В первой, самой толстой, не было совершенно ничего интересного, всего лишь старое пособие для учителей. Во второй оказался Шекспир, а остальные (тонкие и потрепанные) не представляли для меня ровно никакого интереса. И тогда мой взгляд упал на тонкую красную книжицу, которая была среди других разбросанных на полу. Я нагнулась, взяла ее. Это был блокнот, исписанный Ксенькиной рукой.

«Волшебным выпад был моей мулеты, но цель скользнула мимо и умчалась. В касательную обратив меня. И я стою, сконфуженный тореро. Не оглянуться, чтоб тебя увидеть. И молча ждать, когда холодным жестом меня к себе удача позовет…»

Это были стихи Че Гевары.

– Ксюш, что это? – поднимая на нее глаза, удивленно спросила я. – Никогда не читала этих стихов. Нигде.

– А, нашла, значит? А я ее сама ищу, небрежно сказала она, отвернувшись. – Я как раз хотела отдать ее тебе.

– Мне? Что, правда? – тихо, не веря своим ушам, проговорила я, прижимая блокнот к сердцу. – Правда, мне?

– Честное слово!

Это маленькая записная книжка теперь всегда со мной – вещь, некогда дорогая Ксюхе, стала теперь такой и для меня.

А еще она оставила мне свою гитару… Но сколько бы я ни дергала струны, они не напоминали мне ни ее голоса, ни ее характера. Нет, вещи не могут заменить человека. Да, отпечатки Ксюхиных пальцев еще есть на грифе и на деке, но ее самой здесь нет – она далеко, очень далеко. Ее личность настолько удивительна и неординарна, что ее образ не может существовать без нее самой – целиком и полностью…

…А еще ты подарила мне возможность не бояться меня саму, ты подарила мне музыку Green Day и Him, и всю, всю эту английскую культуру – это твое лицо, это твое сердце! И даже если мы никогда, никогда не увидимся, я всегда буду помнить тебя, даже если бы ты этого не хотела, Ксень! И эти слезы, которые текут сейчас из моих глаз, они – о вечной дружбе, об истинной дружбе двух людей, даже если одна из них старше другой на целых одиннадцать лет. Ты – мой друг, друг навсегда, даже если бы ты не хотела и этого. Прости меня…So, give me Novocain!

Лето подходило к своему логическому завершению. Был конец августа и были желтые листья. Природа завершала свой расцвет. И мне кажется, что у каждого человека бывает в жизни подобная встряска, как случилось со мной, не важно, в чем она будет заключаться, важно то, каким сам человек выйдет из нее. Мне было грустно, но это уже не было безысходной тоской, потому что я знала, что я – не одна. Я чувствовала, что теперь – я другой человек. Лучше или хуже? Не знаю – просто другой.

Мы шли с Бобом по садовой дорожке в одном из городских парков и слушали «Rette Mich» Tokio Hotel.

– Бобби, что же будет дальше – с нами? – спросила я, глядя на него.

– Мэри Джейн, я не знаю этого. Но я точно знаю, что все будет хорошо. Наша жизнь ведь зависит от нас самих, и уж мы-то постараемся сделать ее нескучной. Мари, мы должны проложить свой путь в непроходимых зарослях. Ты понимаешь, о чем я?

Я понимала. И, кажется, уже знала, кем я хочу стать. Я смотрела в голубое, глубокое, холодное небо и думала о том, что же произошло со мной, что изменилось. Я думала о Ваньке, о Ксюхе, Никите… Значит, друзья у меня все-таки есть?

Лондон… Как-то Зверобой сказал мне: «Не гонись за тем, кто не хочет тебя видеть». И сейчас, после всего, что со мной случилось, после того, как я встретила всех людей, которые дороги мне теперь, я думаю, что это правда и неправда одновременно. Действуй согласно своему сердцу, my Friend…

И где-то далеко-далеко, внизу, рядом со мной я услышала тихий голос Боба:

– I love you, Маша.

А я держала его за руку и чувствовала силу – всеобъемлющую, спасительную силу. Где-то в горах сейчас, должно быть, садоводы собирают последние травы и ягоды, а в садах опадают несобранные яблоки. Я чувствовала аромат рябины и черного перца на его пальцах и запах дикой, колючей кроваво-красной розы, которую он сорвал с цветочной клумбы, на своих.

– Как… Как тебя зовут, Боб? – с трудом оторвавшись от своих мыслей, прошептала я.

– Данил. Меня зовут Данил.