Шоумэнъ

 

 

 

  В России любят праздновать. Бесконечные дни рождения, свадьбы, веселые проводы в армию и в последний путь – неотъемлемая часть жизни русского человека. Но это – частная территория жизни. В советские времена, помимо профессиональных и коммунистических праздников, был разрешен «беспартийный» Новый год. Двойственность календаря позволяла населению отмечать еще и «старый Новый год», что продлевало процесс получения удовольствия. После развала СССР к вышеперечисленным торжествам добавились церковные. Причем, народ с одинаковым энтузиазмом отмечал Пасху и день октябрьского переворота, Вербное воскресенье и Первомай. Количество нерабочих дней неумолимо росло, восстанавливая «статус кво» по отношению к серым будням, не считая отпускных, что, безусловно, – свято. Но и этого оказалось недостаточно: со временем в праздничный календарь органично вписался католический День святого Валентина и заокеанский Хэллоуин. Сие сомнительное торжество разношерстной нечисти народ принялся отмечать с особым энтузиазмом: бродил по улицам в жутких масках, пугая прохожих, участвовал в спиритических сеансах и устраивал фейерверки во дворах. Словом, праздник триумфально шагал по стране, попирая официальное православие…

  Валера Богомазов был неплохим экономистом. В нем пульсировала жилка предпринимателя. В годы перестройки он взял в аренду помещение на Сухаревке и открыл в нем кафе. Потом рискнул расшириться, переоборудовав кафе под дорогой ресторан. Расширение закончилось печально: он влез в долги к бандитам. Оказалось, что экономические знания, приобретенные им при социализме, абсолютно не соответствовали новым условиям. В период «пещерного капитализма» законы, которым учили Валеру, деформировались и перестали работать. Хуже того: они наносили непоправимый ущерб.

Кредиторы, не получив денег от должника, убивать его не стали, а забрали заведение себе и поставили Богомазова «отрабатывать» долг в качестве директора его же бывшего ресторана «Ночной дракон». Тем более что пришло время легализации капитала. Так что Валера всего боялся: его пугала собственная некомпетентность в сфере общепита и приводила в ужас грешная мысль о разорении заведения. Страх сковал его волю настолько, что внутренний тремор передался официантам: они постоянно проливали вино на посетителей, нечаянно били посуду и путались в заказах гостей.

  Валера обратился ко мне с душераздирающей просьбой:

– Сегодня во сне я рыл себе яму. Не дорыл. Помоги!

– Нашел, – говорю, – могильщика.

– Ты не въехал. Мне нужен Дракула. Завтра же Хэллоуин!

– Обратись в секту сатанистов: они вызовут его по мобильному.

– Ты же актер! Выручай! У меня есть черная накидка и цилиндр.

– Но внешность… – упираюсь. – Какой из меня злодей?

– Образ нарисуем. Лично придам тебе потустороннюю кровожадность.

– Я имею в виду, рост.

– Говно твой рост! – Убеждал он. – В конце концов, кто такой Дракула? Сраная летучая мышь!

– Не скажи, – уточняю. – Он был графом, владел замком в Трансильвании и тремястами крестьянских душ, которых, по преданию, нещадно тиранил.

  Валера взмолился:

– Не читай мне лекций! Мне до лампочки история этого мудака! Так повампиришь ты завтра или нет? Тебе что, лишние двести баксов помешают?

  Все-таки, я – алчный беспринципный актеришка…

– Давно бы так, – успокоился Валера, услышав положительный ответ. – Я договорился с акробатами и фокусником. Еще будет жонглер и баба с животом.

– С каким животом?

– Приличным. Она им трясет – в смысле, танцует. В прошлый раз хозяин от нее так возбудился, что едва себе мошонку не натер. А у тебя как?

– Без мозолей, – отвечаю. – Стараюсь не ерзать…

– Жду тебя к восьми вечера. В девять начинаем!

  В назначенное время я вошел в ресторан. Внутреннее убранство заставило меня вспомнить гангстерские фильмы. Стены были выкрашены в кровавый цвет, повсюду висели «позолоченные» светильники, пустой зал явно ждал появления Аль Капоне.

  Валера подбежал сзади, приобнял меня:

– Наконец-то! Я уж думал, ты меня «кинешь». Через полчаса соберутся гости: все столики уже заказаны. Так что пойдем в подсобку, я покажу тебе список выступающих…

  В подсобке выяснилось, что сценария праздника в природе не существует.

– Ты же профессионал, – увещевал Валера, – и способен на ходу городить любую чушь.

– Уверен, что она тебе нужна? – Спрашиваю на всякий случай.

– Дай-ка я тебя загримирую, – уклонился он от ответа.

  Минут пятнадцать Богомолов «колдовал» над моим лицом. Наконец, удовлетворенно ужаснулся:

– Подлинный кровосос. Посмотри в зеркало!

  Действительно, я не узнал своего отражения: на меня в упор смотрел истощенный от голода упырь, готовый перегрызть горло всему живому. Я даже на всякий случай проверил: отбрасываю ли тень…

– Зачем тебе понадобился ресторан? – Говорю. – Шел бы в гримеры.

– Я придумал конкурс, – перебил меня Валера. – Называется «писающий мальчик». Все будут писать прямо в зале.

– А с уборщицей ты договорился?

– Это понарошку. Конкурсант зажимает между ног бутылку и как бы писает из нее в бокал. Кто быстрее выльет жидкость, тот и победил. А для убедительности в один из бокалов я брошу марганец. Типа, мужик кровью поссал. Как тебе идея?

– Зрелищно, – соглашаюсь. – Хотя и не совсем этично.

– Хрен с ним! Кстати, что желаешь на ужин?

– Девственницу!

– И подумай над текстом, а то гости уже собираются. Ну, ни пуха, ни пера!..

  Пришлось послать его к черту.

  В зале играли музыканты. Вообще, музыкальная ресторанная культура когда-нибудь станет темой для серьезного исследования. За свою жизнь я видел тысячи ресторанов, в сотнях из них работал, но не переставал удивляться кабацким «лабухам». Они всегда в курсе, какая песенка неизменно приносит прибыль. К примеру, «Вальс-бостон» Розенбаума раскрепостит компанию бандитов и военных, не обозлив при этом других гостей, а какая-нибудь джазовая композиция начисто отобьет аппетит у пьющего гегемона. Сегодня господствовал блатной репертуар. Из этого я понял, что в зале – действительно, ведьмаки.

  Ровно в девять Валера принес мне микрофон и подмигнул: начинаем. В зале зазвучали устрашающие аккорды. Я – в черно-красном плаще и белой рубашке, черных брюках и лакированных ботинках, злобно хохоча в микрофон, – предстал перед притихшей публикой. Народу оказалось и вправду много. За первыми столиками сидели хозяева ресторана с уже изрядно подвыпившими девицами. Когда, спрашивается, успели?.. Чуть дальше расположилась молодежная компания, но тут я перестал разглядывать публику: эффект от первого моего появления прошел, и надо было срочно начинать нести чушь. Я и понес.

  Для начала решил испугать девушку за столиком слева: грациозно подошел к ней, и зашептал на ухо, поднеся к губам микрофон – так, чтобы все слышали:

– Зна-ешь меня?..

  Она мятежно задышала и нервически захихикала. Я положил ей руку на плечо и внезапно рявкнул:

– Отдай мою кровь!

  Я и сам вздрогнул от собственного голоса. Представляю, какой ужас пережила несчастная. Схватившись за сердце, она заверещала:

– Блин, как ты меня напугал!..

  Бандитов за первым столом тоже слегка пробрало.

  Я же продолжал свирепствовать:

– Дамы и господа! Сегодня вы в гостях у графа Дракулы! Мясо с кровью и прочее угощение ждут ваши ненасытные желудки! Первый, кто отгадает мою загадку, получит бокал, наполненный слезами Нефертити. – Я взял со стойки бара рюмку с водкой. Почувствовав прилив словоблудия, озвучил вопрос:

 

  Кто медведям лапы рвет,

  Зайчиков под дождь сует,

  Танин мячик бросил в речку,

  Обломал быку дощечку?

  Всем известно, это кто:

  Это…

 

  Возможно, собравшаяся аудитория не знала детских стихов или напрочь забыла имя советской поэтессы, ибо в ответ из-за стола справа я услышал:

– Мудозвон в пальто!

  Дабы не снижать впечатления, пришлось «наградить» шутника – тем более что публика отреагировала дружным смехом.

– Встретимся на кладбище, – пообещал я награжденному, и объявил иллюзиониста, представив его как древнего нетопыря, восставшего из могилы на забаву публики.

  Все-таки, большинство взрослых – те же дети. Правда, отягощенные низменными инстинктами. Вспомнился мой опыт Деда Мороза в детском саду.

  В следующие полчаса зрители пожирали глазами танцовщицу, активно виляющую задом, и укротительницу питона. Полусонная змея откровенно халтурила. Дрессировщица, покинув площадку, высказала питомцу:

– В корягу обожрался, опух и оборзел.

  Начались танцы. Музыканты объявили медленную композицию:

– Для вас звучит песня, которую поет Хулио Иглесиас, что в переводе означает «что же ты, Иглесиас»…

  Бандиты за столиком завизжали как невоспитанные ручные обезьяны. Ко мне подбежал испуганный Валера:

– Даже не знаю, как тебе сказать…

– Тогда помолчи, – посоветовал я.

– Тебя хочет сестра хозяина.

– В смысле, потанцевать? – уточняю.

– В смысле, переспать. Хочет трахнуть Дракулу.

– Она что: дура?

– Умоляю: пригласи ее на танец, объясни, что ты женат и у тебя не стоит.

  В ту же минуту меня тронула за плечо высокая женщина в блестящем зеленом платье. Длинные черные локоны свисали с ее головы как перепутавшиеся веревки, большие глаза горели как светофор.

– Граф, позвольте слиться с вами в танце, – прокуренным голосом проговорила она. – Я Элеонора.

  С этими словами она вцепилась в мою руку чуть выше локтя, и буквально выволокла меня в центр танцпола. Валера опустил взгляд и беспомощно развел руками: дескать, извини…

  Элеонора положила руки мне на плечи и зашептала на ухо:

– Граф, я требую от вас подарка. Что бы вы могли мне предложить?

– Изящный приталенный гроб, – отвечаю.

– Я хочу вашу ночь за тысячу долларов, – не унималась она. – У меня зеркальная спальня и вибропостель.

– Существуют черти по вызову, – отшучивался я.

– В вас столько секса!

– Пятьдесят шесть килограмм – это немного.

– Хорошо, полторы… Я буду вашей ведьмой…

  Я подумал, что образ может мне помочь, поэтому интимно заявил:

– Графу черт знает сколько лет, он – хронический импотент, и у него дряблая мошонка.

– В его голосе клокочет всепоглощающая страсть, – напирала она. – Назовите цену вашему повстанцу!

– Повстанец, – говорю, – парализован адскими муками.

  Музыка кончилась. Ведьма провела указательным пальцем по моей щеке:

– Подумайте, граф. Я буду следить за вами…

  Пока жонглер с завязанными глазами подбрасывал и ловил фаллоимитаторы, я ругался с Валерой:

– Надо предупреждать о риске сексуальных домогательств!

– Не знаю, что на нее нашло, – оправдывался он. – Вообще-то, она – лесбиянка.

– Мне наплевать на ее ориентацию! Немедленно сними эту тему с повестки дня!

– И что я ей скажу?

– Что я – артист, а не проститутка.

– Разве это – не одно и то же? – удивился Валера, и хмыкнул: – Тоже мне, моралист. А кто, по-твоему, Немирович и Бруевич?

– Немирович – Данченко, а Бруевич – Бонч, и он тут вообще не при чем! Говорю тебе: убей в ней всякую надежду!

– Тогда они убьют меня…

– Тогда молись, но храм уже закрыт.

  Валера чуть не плакал. Ходил вокруг меня как взяткодатель вокруг чиновника. Наконец, успокоился, интимно шепнув:

– Я ей все передал.

  У меня отлегло от сердца. Однако ведьма не успокоилась. В тот самый момент, когда я прощался с публикой, сообщая, что улетаю в Трансильванию на шабаш, Элеонора подкралась сзади, и больно укусила меня за шею со словами:

– Это вам на память, граф!

  Пьяные зрители захохотали, наградив ее шквалом аплодисментов…

  Валера, осмотрев след от укуса, констатировал:

– Вот ведь волчица вербованная. Сейчас йоду принесу. У тебя жена зоркая?

– Как телескоп, – отвечаю, – хоть и в очках.

– Плохо. Сними с нее очки, и спрячь: тогда, может, не заметит. Кстати, она больно дерется?

– Еще как! Все сковородки деформировала.

– Брак – это терпение, – глубокомысленно изрек ресторатор. – Держи деньги: тут двести баксов.

– Мог бы и накинуть, – говорю, – за травму на производстве.

  Он обработал рану и протянул мне бутылку виски:

– Для заглаживания вины. Только не суди!..

  …Маша ругаться не стала, но предупредила, что отныне на подобные мероприятия одного меня не отпустит. Валечка, узрев мою травму, предположил:

– А вдруг она больная, и ты взбесишься?..

– Тогда пристрели меня при первых признаках водобоязни, – сказал я и полез под душ.