Бойко Сергей. Рассказ «Мишка».

Мишка Вершинин поправил на себе микрофон и наушники, включил трансляцию, вышел в прямой эфир, дал заставку – начальные аккорды песни «Мишка-одессит», после чего поздоровался по-украински:

– Доброго всім ранку, шановні одесити! Сьогодні другого травня двадцять третього року, вівторок.

Он помолчал пару секунд и тихим голосом заговорил по-русски. Он сказал:

– Если какая падла не хочет вспоминать про второе мая четырнадцатого года или забыла напрочь, что тогда случилось, то я этой падле напоминаю: в этот день изнасиловали и убили мой родной город Одессу. Его теперь нет. Я вёл тогда дневник… Я прочитаю выдержки…

Мишка подвинул к себе тетрадку, зашелестел страницами, отыскал нужное место и стал без выражения читать...

Бойко Сергей. Повесть «Мой ВГИК».

...Я шагнул в черноту…

Кругом не было ни души, но вдруг я почувствовал всем своим телом – от затылка до пяток – почувствовал на себе чьё-то пристальное и недоброе внимание. Ощущение было такое, будто огромная пасть распахнулась за моей спиной с единственным намерением – проглотить! И в ту же секунду эта пасть сказала грубым мужским голосом:

– Стой!

Даже без восклицательного знака сказала – скорее, приглушённо, но так хрипло, так особенно доходчиво, что простота этой элементарной фразы всей своей интонацией вынесла приговор каждой клеточке детского тела: тебе – конец! Я замер и оглянулся, но никого не сумел разглядеть в темноте. Прожектор бил поверх бетонной ограды, тень от которой растекалась чернильной кляксой до самых многоквартирок. В этой темноте я не видел даже себя. А темнота меня очень хорошо видела – я это чувствовал. И она приказала мне той же негромкой, ясной и завораживающей интонацией:

– Иди сюда.

Эта ясность вспыхнула в моём мозгу – как ударила! Ясность того, что должно будет произойти. Ударила – и влипла в каждую клеточку моего тела. Влипла – и застыла там намертво и навсегда...

Бойко Сергей. Повесть «Эра Веры».

...Погожим летним днём Алёна неторопливо ехала замысловатыми зигзагами на дамском велосипеде. На Алёне было лёгкое светлое платье без рукавов и шляпка от солнца, на ногах – сандалии. Велосипед катился по безлюдному шоссе, прямому как линейка. Дорога протянулась через поля, посадки и перелески – от одного края горизонта до другого.

Скрип велосипедных педалей, стрекот кузнечиков и шуршание шин по дороге – вот и все звуки, которые сопровождали Алёну в этом бесконечно долгом и длинном пути. Встречный воздух остужал лицо и грудь и развевал волосы. Не думалось ни о чём. Алёне оставалось только крутить педали – скрип… скрип… – да следить за дорогой.

Когда впереди блеснула река, дорога пошла под едва заметный уклон, к тому же Алёна чуть поднажала на педали, и велосипед послушно побежал быстрее – скрип-скрип-скрип! – всё теми же прихотливыми и вертлявыми зигзагами. Ветер норовил сорвать шляпку с головы, остужал лицо и грудь и развевал локоны.

Асфальт дороги был разбит снарядами. Объезжая воронки, осколки и хвосты неразорвавшихся мин, Алёна лихо подкатила к блокпосту, нажала на тормоза и соскочила с велосипеда.

Впереди была река. Мост через реку был взорван.

Алёна прислонила велосипед к бетонному блоку. Навстречу ей из-под навеса вышел молоденький ополченец с автоматом наперевес, совсем мальчишка. Перепоясанный ремнём бушлат был ему явно велик. Стараясь выглядеть старше своего возраста, он казался моложе, чем был на самом деле. Он спросил Алёну строгим ломающимся голосом:

– Что вам здесь надо? Вам здесь нельзя!

– А тебе можно? – парировала Алёна и добавила: – Хлопчик, ты почему не в школе?

– Каникулы, – просто ответил тот.

Алёна понимающе кивнула.

– А мне – туда! – указала она на другой берег.

– Туда нельзя! – сказал молодой ополченец и наставил на неё автомат. – Вы кто?

Алёна посмотрела на разрушенный мост, на реку, подумала и сказала:

– Вера.

– Наконец-то! – обрадовался ополченец; он убрал автомат за спину и улыбнулся. – Мы вас давно ждали. Проезжайте! Только поскорей. А то начнётся...

Бойко Сергей. Литературный сценарий «Жаркое лето 2010-го, или Цитаты из лекций для дураков».

Лавров замолкает. Взгляд его упирается в стену. Некоторое время длится молчание.

– И что же вы хотите? – очнувшись, вдруг спрашивает Лавров, обращаясь к Юрию.

– Вы хотели объяснить, как отличать сон, – с усмешкой напоминает Юра.

– Да-да-да, конечно! Конечно, я научу вас. Есть несколько способов. Первый заключается в том, чтобы попытаться прочитать два раза подряд один и тот же текст. Если вы во сне, то во второй раз в тексте обязательно произойдут какие-то изменения. Или даже он окажется вообще другим… новым.

Юрий ухмыляется: ну-ну! Поглядывает на остальных.

Лавров прохаживается вдоль окна и балконной двери. Останавливается, резко оборачивается к Юрию и говорит:

– Но самый лучший, на мой взгляд, второй способ… Мы, естественно, говорим об осознанном сновидении. Об этом мы говорили в предыдущих лекциях… Так вот, осознав, что ты во сне, и, следовательно, можешь все, что угодно, попытайся совершить это «что угодно». Например, возьми – и взлети… поплыви по воздуху, как по воде… А можешь взмыть в небо! Можешь даже несколько раз облететь вокруг Земли или отправиться на Марс или Альфу Центавра.

– Так просто? – с сомнением в голосе произносит кто-то из учеников. – Что-то не верится!

– Правильно! Подвергай всё сомнению! – откликается Лавров. – Но!

Лавров вскидывает руку к потолку.

– Чтобы знание стало силой, – произносит он, – надо использовать полученную информацию на практике. Иначе это знание так и останется только пустым сообщением! – И оборачивается к Юрию. – Дерзайте, друг мой! Сегодня ваш день.

Лавров садится в своё кресло. Юра широко ухмыляется.

– А можно?

– Конечно! Когда вы во сне, то можете всё. Если это ваш сон. Дерзайте! Вперёд! Продемонстрируйте нам ваше намерение! Силу вашего намерения!

– Хорошо! Я – полечу! – с вызовом и насмешкой говорит Юрий.

Юрий смотрит на Марину. Подмигивает ей. Потом обводит всех засветившимися вдруг изнутри глазами. Он неожиданно для себя самого осеняет себя крестным знамением и отчаянно и громко, с каким-то даже испугом произносит:

– Господи, помоги!

Тут происходит невозможное...

Бойко Сергей. Повесть «Над вымыслом слезами…».

 

Матросу Караваеву всё время срочной службы хотелось душить руками американцев и японцев, из-за которых он оказался так далеко от дома, а не мять руками тесто для пельменей, о чём он неоднократно нам заявлял. И мы верили: при случае так и будет.

 

– А кто на кого бомбу сбросил, знаешь? – спрашивали его, намекая на Хиросиму.

 

Караваев категорическим матом отвечал, что ему всё равно.

 

Наверное, он хотел бы душить всех, но всех не позволял корабельный устав. А вот про американцев и японцев в уставе ничего сказано не было. Поэтому, когда командир корабля, на котором матрос Караваев служил коком, капитан второго ранга Веня Барков хитроумным манёвром и смекалкой сумел захватить в наших территориальных водах быстроходную японскую шхуну, полную браконьерского краба, Караваев первым вызвался в осмотровую группу, так называемую «абордажную команду»:

 

– Пойдём японцев душить!

 

Но Веня Барков строго-настрого запретил старпому, командиру «абордажной команды», брать Караваева с собой, – кок представлял реальную угрозу миру и мог втянуть Советский Союз в локальный международный конфликт. Да и оружие, которое полагалось по уставу иметь при себе осмотровой группе, матросу Караваеву никто бы выдать не смог: за коком не числился ни пистолет, ни автомат, как за другими военнослужащими. Не было у Володи Караваева никакого оружия. Да оно ему и не требовалось, – у него были руки.