Много ли можно сказать о господине Чубайсе? Если он Вас бросил, тогда зачем его упоминать в суе. Однако, как мне кажется, была попытка вложить некий смысл в стихотворные строчки. Увы, но его то и нет. Во всяком случае я его не разглядел. Что касаемо чувства, то, к сожалению, кроме омерзения эта личность вызвать у нормального человека ничего не может. Ну, а поскольку смысла нет, форма уже не имеет никакого значения.

                                                        Николай Грачов.

На троне убранным и серебром и златом,
В своем наряде царском пребогатом,
Отец отечества, восседая, восклицал:
«Моего нет хуже ремесла!
Когда б хотел бы я, чтоб Родина цвела.
И принужден на фронте внутреннем вести войну.
От иноземцев чтобы защитить страну.
Все эти праведные мудрецы,
Предатели одни и подлецы,
Агенты и шпионы сплошь,
Которых уж давно б я раздавил как вошь,
Когда б держав других не эти осужденья. 
Не сейфы в банках их.
Не капиталы мои в них.
Не этой прессы вычурные измышленья.
О том, что не дороден я… Совсем не великан.
Мол трон случайною судьбой был дан.
Что в роскоши безумной так мое погрязло окруженье,
Что не спасет режим уже ничто - не страх и никакое
справедливое суда решенье.
Что хоть, с одною стороны, я и властитель дум, и покровитель муз, искусства и наук,
Однако же с другой, все отнимаю хитрым мастерством  длиннющих рук.
Что царским скипетром своим железным
Подмял страну, закон, парламент сделал бесполезным.
Что в результате вот такого управленья,
Все земли служат лишь моим боярам верным для кормленья.
Что я мол все ресурсы государства,
Его огромные богатства,
Бездумно трачу иль продаю их заграницу.
Остатки ж силой забираются в столицу.
А коли сунется за правдой кто, так только тот лишь к трону подступиться смеет,
Кто пред ним со страхом, с трепетом и стелется и млеет.
Кругом я якобы развел мздоимство,
Кумовство,
Чинуш сплошное воровство.
Вор на воре! Шумит народ…
На что я тихо отвечаю:
Возможно, где-то слышал, даже допускаю. 
С ворами лично не знаком.
Не знаю где их отчий дом.
Искал, но не нашел нигде.
Не на земле, не на воде.
Ну, что за сброд!..
Его ничто не убеждает.
Молчать не хочет, митингует, выступает.
Стране такой мол де позор!
Когда во главе нее стоит сам главный вор!
И хоть тирана прежнего я не приемлю, даже осуждаю.
Но под таким давленьем вынужден и недовольных все сажаю и сажаю.
Что до того уж мол завален жертвами, мольбами страждущих так заглушен,
Что в скором времени народною любовью в темном месте буду задушен».
 
                                     ***
«Все это враки!» - над головой тирана назойливо комар кружит.
«Оригинал совсем не так ужасен», - тирану на ухо комар жужжит.
«Для многих подданных, как для меня допустим.
Ты очень даже где-то вкусен.
Хозяин в общем ты не суетливый.
Удобный, важный, молчаливый.
И Родину свою ты любишь.
Поешь везде о ней, ее голубишь.
Во всяком случае, уж на суде любом,
Возникнут вряд ли у кого-нибудь сомнения в том,
И здесь свидетели все боги,
Что если кризис на дворе, понятно душит он страну, а не твои налоги.
По правде говоря, ну не везде и не за всеми поспеваешь.
Тут главное совсем другое; публично - под стон народа ты страдаешь.
А быдлу только что-нибудь позволь.
И тут кто посмелей,
Поудалей,
В момент распустит всю страну – и с трона уж тогда изволь… 
Так что пускай себе играют в свою игру - законопослушный гражданин.
Ну а над ним, пусть посмеется власть, тобой придуманный закон,
В конечном счете, ведь совсем не он,
На пьедестал тебя возносит господин.
Кто ж виноват, что только в идола готовы твои подданные верить слепо?
Хотя такое и нелепо…
Но в результате ты полмира властелин».
 
                                    ***

«Прочь! Порожденье ада!
В гневе Тиран вскричал.
На кой мне черт твоя хвалебная тирада?
Тебе ль презренному рабу оправдывать меня?
Забыл кто ты? Напомнить надо тебе кто я?
Не видишь какая пред тобой стоит громада?»
«Да я ж от верноподданнических чувств, - обиделся комар.
Тебя же я не меньше горд, хотя и очень мал.
Жужжание такой тирады, то суть моя, природный дар.
Хочу чтоб ты средь всех подводных скал,
Подольше жил,
А я б тебя за то любил,
И кровь твою сосал».
«Ах ты безмозглая, тупая мошка!
Тиран взмахнул рукой.
Сейчас тебя сотру я в порошок! Ты только покажись мне крошка!»
Не тут то было. Увертливый комар везде - и здесь и там.
Вот укусил он в лоб, вот где-то пролетел он под ногой, прошелся по другим местам.
То над ухом назойливо кружит.
Тиран со всей силой бьет себя… Комар в ответ жужжит.
И в нос… Вот укусил! Стервец, в глаза все время норовит.
Уж как достал!
Комар же в заключенье в шею впился,
И сладкой деспотичной кровушки напился,
Когда совсем бороться с ним тиран устал.
 
                                         ***
 
Как не крути, конец сей басни очевиден.
Печален он как для одних, так для других обиден.
Понятно, что ослабленный борьбой тиран в сырую землю сгинул.
Он (Слава Богу!) наконец, несчастный свой народ покинул.
Толь у него развился шок, страдал бедняга аллергией.
Толь лихорадку злую подхватил, от комара заразившись малярией.
В свою же очередь герой во всю трубит победу.
Эй вы все бойтесь комара! Уж кто, а он напьется вашей сладкой крови к своему обеду.
Вот так летит, жужжит гордец, ничего не видя.
Его давно уж ждет паук в своей засаде сидя.

                                         Николай Грачов.
     

Уж много лет зверьми волк правил.
И хоть подобное и было против правил.
Но серый, такие мелочи умело обходя,
С законами играя злую шутку,
То отменяя их, то новые вводя,
Кому-то обещая что-то, иль где-то отпуская прибаутку,
Смеша весь мир своим пиарным ходом,
По поводу и без со слезою волчьей выступая пред народом,
В очередной раз на трон возвел любимого себя.
И ведь не скрою,
Коли судьба ему благоволит,
А главный жрец сему вторит,
Невольно задаешь вопрос:
Какой молитвой, почему вознес?
Случилось как, что сам творец подвержен был такому вою?
Иначе чем все это объяснить?
Но cтоп! Когда нельзя творца судить,           
О том, лишь басня только может говорить!
Пять поросят, друзей веселых,
Ища забав себе и приключений новых,
Решили в храме власти вознести молитвы.
Да так, чтоб пенье их в противовес жрецам,
Звучало бы острее всякой бритвы,
А голос долетел бы к небесам.
Раз мысль родилась, признаться мысль смешная,
Но молодости свойственно пытаться менять людей и мир, с судьбой играя.
Ей мудрость незачем, коль цель благая.
Недолго думая, средь прихожан,
Пять поросят, войдя во храм,
А ну давай, скакать и кувыркаться,
Играть и хрюкать, и брыкаться,
При том, молясь, творца просить,
Что б волка власти, наконец, лишить.
Немного времени то действо продолжалось.
Однако,
Хоть и в истории бывало всяко,
Но до того такого не случалось.
А потому под возмущенье черствых голосов
Из храма быстро вывели певцов.
На том казалось кончено!
Оно конечно,
Но не для волков.
Узнав про поросят, на них всю желчь вылил царь, всю злость своего голодного желудка
«Как смеет? И кому? Да на кого?.. Меня держите… Я сейчас лишусь рассудка.
Испортить праздник мне!.. Избраннику народа!
Уж я подпорчу им жизнь в обмен, за жалобу к творцу от сброда».
Звучит приказ шакалам: фас!
Вот поросят схватили…
Но, правда, трех лишь из пяти… Вот их и в профиль, и в анфас…
И в зоопарк. Там в клетку посадили
Что ж дальше в суд. Мол трали-вали.
Они мол Родину предали.
Трех прихожан… Да нет же! Всех зверей своим молебном оскорбили.
Короче встать! Мол Суд идет. Вот приговор. Им по два дали!
Подумать только, надо ж - осудили.
Казалось все! Лишь плач и страх.
И нет творцу нужды не в чьих молитвах.
Не тут то было!.. Стоит уж мир весь на ушах,
И возмущенье в тысяче местах,
И власти шею и в бока кусает,
Надежды волка обратились в прах,
Раздор, раскол в словах и головах,
И вот, глядишь, и даже волчье правосудье отступает.
Нам провидения ведать не дано,
Кому, чего, и как дало оно.
Кто кроме Бога может рассудить?
О чем и как его просить?
Тем более того, кто в небольшие свои леты
По своему вознес творцу смиренные обеты.

                                   Николай Грачов.

На берегу реки в кустах лежит усталый крокодил.
Не хочется ни есть, ни спать, ему нет никаких уж больше сил.
Слушать, как антилопы и газели, трендят весь день - все сущий вздор.
«Ох! – стонет крокодил. – Как надоели! Ох, как надоели!
Мне разговоры эти, что тот мздоимец, мол тот вор.
А то вдруг будто бы намедни,
Вороны разом распустили сплетни.
Что толстозадый бегемот, изобличен.
Что волки с ним разоблачили вместе и министерство, где служит он.
Где трудятся его жена и дети, и прочие, ну в общем, весь его огромный  род.
Оно не заговор, конечно,
Однако то, в воронях сплетнях интересно,
Что как-то связан со всем этим где-то, международный террорист Бен-ибн-наш-койот.
А то еще случилось кое-что похлещи.
Набег олигархических слонов - и экономика зажата в клещи.
Естественно лев сократил бюджет,
Нарисовав стране веселенький сюжет.
Отсюда ВВП уменьшился в сто крат.
Под козырек, сработал гос. аппарат.
Опять же всем зверям большая фига.
Спасенья нет?.. Вот где интрига!
И, вы скажите, ну куда деваться?
Чтобы без Родины не остаться.
Когда кругом одни враги.
Туда нельзя, сюда опасно,
Там далеко, там просто страшно,
А здесь, да ввек бы не было моей ноги.
Как долго мне терпеть все эти страсти пенья?..»
Так думал крокодил.
Бог услыхал его моленья.
И вот, однажды крокодилий неспокойный сон прервался...
Он взорвался!
Он шумом атакован был со всех сторон!
«Чего? Куда?» - спросонья не понял крокодил.
«Ах, поглядите! Поглядите! – услышал он. - Здесь настоящий педофил!
Какие зубы, длинный нос…
А как с недавних пор подрос.
Гудела вокруг кустов толпа зверей большая.
И кожа!.. Смотрите! Кожа ж у него рябая…»
Впервые крокодил смутился.
Его нисколько не боясь,
Хвостами и с ужимками вертясь,
Копытами топчась,
Газели, антилопы, обезьяны и гиены,
Что сладострастный вой Сирены,
На все лады судача,
Мол педофила разглядеть большая есть удача
(здесь крокодил вполне со зверями согласился)
Обсуждали новость сегодняшнего дня.
«Вот так сообщение ото льва! – подумал крокодил.
Почти готовый завтрак, обед и ужин для меня.
Признаться надо, такую обедню для народа,
Будь то она от власти или от сплетника урода,
По мне, так лучше и выдумать нельзя.
С другой же стороны, с чего на них вдруг всех нашло?
Пожалуй, здесь не чисто дело…
Засомневался крокодил, - уж слишком оно далеко зашло. 
Тут как-то сразу не поймешь.
Как не крути не разберешь.
Так только, если…
Толь сам, толь царь, толи народ, толь все на свете совсем уже с ума сошло.
А, впрочем», - зеленый хищник рассуждал.
Бедняга в эти жернова попал,
Лишь только потому,
Что лев по случаю решил,
Мол данный зверь достаточно пожил.
Будь он и в самом деле педофил…
Что толку мне?
Коль царский меч,
С плеч, захотел чью-то голову отсечь».
И тут...
До крокодила вдруг дошло.
О ком, в конечном счете, идет речь.
«Это я то педофил!»
Прорычал разъяренный крокодил.
Зубами щелк.
И в гневе за зад зебру укусил.
Уж слишком она своим хвостом вертела.
Заржала лошадь.
Совсем уж распалился крокодил.
Поскольку он решил,
Что та в насмешку ржать над ним посмела.
Здесь от испуга, от такого,
Нрава крокодильего крутого,
Толпа зверей немного отступила,
Хотя и сразу эту пядь земли обратно возвратила,
Встав еще большею стеной,
Объединенная хитросплетенною волной.
Вот почему, как на зверей герой наш не бросался,
Как не старался, в попытке кого-нибудь схватить,
Чтобы на дно реки с собою утащить,
Сколь широко не открывал зубастый рот,
Его злой мести дан был полный поворот.
И он под смех толпы, позоря весь свой крокодилий род,
Сгорая от стыда, был скрыться вынужден в водовороте речных вод.
Вот так бы и кончилась история о крокодиле,
Утихли б страсти, в небытие ушла бы новость о зеленом педофиле.
Но в этот раз,
Поскольку впервые должен был подвергнут казни такой как крокодил,
И к преступлению опробован новенький мотив – зеленый педофил,
Царь лично захотел увидеть праведный народный гнев, 
И от нетерпенья,
Отправился осматривать свои владенья,
Грозный лев.
Он лицезрел процесс, остался всем доволен,
И от жары попить в реке спустился, что же в этом каждый волен.
Но вот судьбы каприз,
Как только свой язык в воде лев обмакнул,
Здесь поджидал его сюрприз,
Пасть крокодила, дно реки - царь утонул.
Толпа зверей сначала веселилась,
Затем одумавшись немного огорчилась.
Однако, что делать? Жизнь такова…
«Кого ж теперь на трон? - шептались в толпе, - на место льва?»
Быстрее всех в себя пришла местная элита.
Ведь если дверь захлопнулась одна, другая для нее всегда открыта.
Посовещавшись, не без драки, голосованием постановили,
И в тот же час, тому, кто льва отправил на тот свет, корону предложили.
Отметим сразу, что недолго крокодил кулуарному решению  сопротивлялся.
Поклонам подданных, их уговорам быстро сдался.
«Жить не во лжи» и мир зверей, который долго в темноте бродил,
В своей программной речи на светлый путь обещал наставить крокодил.
Законом первым своих великих дел,
Был подданным предписан следующий удел.
Компании с сего числа по дискредитации любого зверя запретить.
Того ж, кто будет всяки сплетни разносить,
Сначала взял откуда - строго допросить,
Потом на царский суд - после чего казнить.
И хоть такой указ на совете избранных легко прошел.
И даже он в стране себе поклонников нашел.   
Да вот беда!
Вдруг донесенья стали приходить то с севера то с юга,
То с берега реки, то с гор, то с заливного луга.
Что повсеместно овцы и бараны ропщут – вишь три шкуры с них дерут.
А вместе с ними и волки воют,
Да злыми языками власти кроют, 
За то, что те три шкуры все себе берут.
А дальше – больше, еще хуже весть.
В лесах, в саванне, где кормов не счесть,
Власть умудрилась, там все съесть.
А потому олени, лоси, кабаны,
Газели, антилопы, жирафы и слоны,
Растительностью местной так возмущены.
Ну и, конечно (а с ними шутки плохи) молодые львы.
Чуть  зашаталось… И трон без головы.
А тут еще, свободолюбивые орлы.
С высоких гор на все взирают,
И только ждут, когда совсем уж власти оплошают.
Им та, что эта… Цари любые не милы.
И как тут быть  бедняге крокодилу,
Коль даже братья аллигаторы по Нилу,
Объяснений венценосца слушать не хотят.
Голодным им подавай на завтрак хоть крокодилят.
Так мечется царь из одного угла в другой по миру.
Казнит виновного то здесь, то там сменит власть перебесившуюся с жиру.
Однако толку чуть, когда в стране один.
Кто б не был он:
Будь даже гений, пусть крокодил, всем господин.
Ведь если нужен зимой кому-то дождь, кому-то летом снег,
Кому-то солнце круглый год, иным разливы рек.
Как ни старайся в ситуации такой.
Омытой крокодиловой слезой.
Чтоб от проблем народ отвлечь,
На голову невинных власть опустит правосудный меч.
Как в этой басне сделал крокодил.
Который в итоге обезьян всех в шпионаже обвинил,
И их казнив, своим компаниям новый счет открыл.

                                                        Николай Грачов

Превратною судьбой
На трон осла поставил случай.
К нему без промедленья спешат придворные огромной кучей.
Стараясь, все наперебой
Словами сладкими прельстить:
Что будто бы осел давно уж трон был должен получить,
Что у него в роду есть звери всяки,
И львы, и носороги, и макаки,
А потому он так красив как сам бог Аполлон,
И по уму,
Совсем уж нечета ему,
Царь бывший и уже почивший старый слон.
Ну, в общем, раньше плохо было без осла,
И в государстве жизнь не та, и власть народу не мила.
Известно всем:
Когда льстецы поют, им хочется внимать.
Беда, коли таких певцов, всерьез, воспринимать.
Наслушавшись речей бояр, осел решил, что он порода,
Среди зверей нет знатнее его рода.
И чтоб никто не смел, в том сомневаться,
Посмеиваться над властью или издеваться,
Администрация царя,
Ведь создана она не зря,
Стремясь ослиный выполнить наказ
Назавтра издала такой указ:
Поймать большого носорога,
Которого незамедлительно лишить кривого рога.
Затем сорвать густую гриву с льва.
Пусть разнесет звериная молва
По всем лесам, что он совсем ни царь,
У нас осел теперь великий государь.
Орла без клюва и когтей оставить.
Один монарх и на земле и в небе должен править.
Потом спилить два бивня у слона,
Отнять пятак у кабана.
Так, впрочем, дальше можно было б продолжать,
Но список, чтобы весь не оглашать,
Заметим только,
Пройдя чрез кабинетов двери,
В лесу умолкли птицы и притихли звери.
Собрали с каждого - хоть шерсти клок,
Указ осла был выполнен в короткий срок.
И вот дают большой прием.
Толпится честной лесной народ на нем.
На возвышении сидит осел на троне.
Он при параде полном и в короне.
Вокруг него бояр великий хор.
Ласкают слух ослиный те, что ближе,
Перебирают сплетни те, кто ниже,
И прочие, несущие всякий вздор.
Вошли гурьбой послы лесов заморских.
Встав около чинуш, оторванных от дел конторских,
Отвесили царю большой поклон.
Подняв глаза… Что ж видят?!
Боже!
То не сон…
Один посол другому говорит:
«Пред нами ж не осел, кабан сидит.
На морде у него пятак».
Другой ему в ответ: «Ты врать мастак!
Орел у них такой! Вон клюв да когти».
- Копыта у царя…
- Да нет! То ногти
«На троне лев!» - вмешался третий. - «Сзади грива».
- Олень, раз есть рога да морда так спесива.

«Что есть олень?» - спросил посол с другого континента.
Доселе не было у нас такого прецедента.
С рогами кто – ни есть ослы».
Еще немало спорили послы.
Но мы читателя не смеем больше утомлять.
Лишь скажем,
На троне кто – из них так и никто не смог понять. 
Потом по радио их вражий голос сообщил:
Народ лесной страны в очередной раз учудил.
И, правда, то,
Коли не замечать на троне кто,
Поскольку сам на себя со стороны не взглянешь,
Со временем своим умом
Сравняешься с таким царем ослом
И в раз
Посмешищем для мира станешь.


             Николай Грачов.

Незрелый плод, гнилого хуже вдвое.
Хоть по последствиям намного больше и второе.
Погибнет тот, кто первое сорвать спешит.
О том нам мудрость, опыт говорит.
Два друга, попугаи и неразлучники,
Сбежав на волю от хозяина из клетки,
В саду усевшись на плодовые ветки,
Затеяли между собою разговор.
Что мол как хорошо теперь гулять на воле,
Что в жизни ничего не надо боле,
И, что неволя, есть сплошное униженье и позор.
Так проведя в согласии несколько часов,
Наговорив про клетку,
Про эту злую, но заточенья неизбежную соседку,
Немало резких слов,
Проголодавшись, наконец, решив подзакусить,
Тут далеко им не ходить,
На корм свой взор лишь только стоит обратить,
Не долго думая, друзья уж приступить собрались было к делу, 
Но вот безделица, на ветках гниль да незрелые плоды.
«Пожалуй, здешний богатый урожай не для еды»
Один из неразлучников заметил.
На что ему второй ответил:
«Хоть тлен и вызывает неприязнь и дрожь по телу,
Свобода нам всего дороже.
А потому возьми как я гнилой!
И ешь смелей!»
«Ну вот уж нет!» - сказал другой.
«Когда плод сгнил,  то есть его совсем негоже.
А потому незрелый мне милей».
Здесь каждый из неразлучников друзей,
Не слушая совета брата,
Раскрыв голодному желудку врата,
Принялся за свое.
И вот…Того, кто взялся за гнилье,
Стошнило сразу.
Такого ужаса бедняга в жизни не испытывал ни разу.
Весь организм его восстал.
Признаться надо, попугай судьбой своей играть не стал.
Под смех приятеля с большим трудом с обратною дорогой разобрался,
Не помня не себя и не того как до дому добрался,
В злодейку, что так ругал, и вожделенно из которой на свободу так смотрел,
Чрез дверцу, открытую вчера, в тюрьму свою влетел.
А там страдая тошнотой,
С больною головой,
Приник к поилке он с живой водой.
Напившись вдоволь, попугай без чувств свалился,
Не слыша боле ничего,
И в том числе того,
Как вслед за ним замок закрылся.
На утро, следующего дня,
Как только он пришел в себя,
Что ж видит? У клетки бездыханно тело друга.
Крови вокруг него больших два круга.
Душа приятеля давно уж отлетела в рай.
«Закончен спор!» - воскликнул попугай.
Незрелый плод сему виной.
Мораль для тех, коль кто захочет съесть такой.
Хоть первой попугая злая мысль и посетила,
Но быстро совесть в нем заговорила.
Погиб единственный кто был ему родня.
Кого он братом называл любя.
Всегда и всюду вместе, сердце к сердцу жили.
И горе в трудную минуту и радость в благий час делили.
Лишь только ночью сон их разлучал.
Но и во сне по попугаю попугай скучал.
Конечно бесценный дар судьбы, что от таких плодов хоть кто-то оклемался.
Однако же, что толку, в том, что из двоих один в живых остался.
Когда теперь друзьям уж никогда не посмотреть в глаза  друг друга.
Вот так умер попугай второй,
Поскольку он не смог не спать, не есть, не жить без друга.
Пожалуй все о неразлучниках, о клетке.
Все о плодах и о свободе, и тюрьме соседке.
Закончим басню так:
Хозяин, понимая, что бегство попугаев вовсе не пустяк,
Задумал ослабить несколько режим темницы,
А для того расширил на сколько мог ее границы.
Усилив прутья, их позолотил.
Кормежку заграницей закупил.
Поилку, раскрасив, сделал много больше.
Пускай в пространстве обновленном летают дольше.
Хозяин в заключении решил.
После чего на дверце замочек на замок сменил.
И далее вздохнув устало,
Ведь денег и трудов ушло немало,
На место старых птичек, новых посадил.

                    Николай Грачов.

В один из северных лесов случайно,
На царство кулуарно тайно,
Семьей слона, казалось все предусмотрев,
Назначен был могучий лев.
Он летом царствуя был всем доволен.
В своей власти сколько хочешь волен.
Но вот беда,
На севере случается такое иногда,
Вдруг резко наступили холода.
Вокруг все сразу изменилось.
Пушистым снежным одеялом похолодевшая земля укрылась.
Уснула где была вода,
Под тонкой корочкою льда.
Затанцевали в сверкающем наряде сосны, ели,
Покачиваясь и скрипя,
Под заунывную песнь метели.
И под морозец озорной,
Колючкой нос щиплющий порой,
Сменили свои шубы звери.
От непогоды, быстрой смены,
Несущей в жизни перемены,
В глубоком кто спрятался снегу,
Кто, где запасы устремился в норы,
Кто мог, согрелся на бегу,
А кто в пещере укрывшись, залез повыше в горы.
Однако ж вернемся ко льву.
Куда правителю деваться?
Как холод, голод пережить ему?
Избегнуть худой смерти и главное о том молву?
Да и зимой что делать одному?
«Быть может мне, - лев начал размышлять, - податься»…
Но сколь не думал он и не искал друзей,
Средь своих подданных зверей,
Уж слишком многих он обидел.
Часть съел из них, то есть тех которых сильно ненавидел.
В зубах с трудом кто уцелел,
Давно где потеплее улетел
Или остался не удел,
Или к царям другим на службу перешел.
Казалось, лев так никого и не нашел.
Однако, знакомых всех перебирая,
Из памяти далекой доставая,
Властитель, вдруг о медведе закадычном друге вспомнил.
«Вот с кем бы я, – подумал лев, – свой кубок полный дружбы бы наполнил!
С кем в трудные те времена,
Когда служили вместе у слона,
Я хлеб делил. С кем я мечтал.
Кто клялся мне и клятвы я кому давал.
Теперь же хоть я и царь, всем господин…
А, друга позабыл!
Когда кругом враги.
И я один!»
И вот уже бегом - скорей, скорей,
Спешит к медведю царь зверей.
В берлогу он к нему стучится.
Как встретит старый друг?  Что из того случится?
Медведь же гостю рад.
Дверь настежь открывает.
«А, что обиды? Брось! Ты мне как брат!»
Медведь царя увещевает.
«Конечно кров, постель тебе я дам.
Все будет как и прежде – пополам.
Здесь у меня уютно и тепло.
Запасов за лето я накопил полным-полно.
Вдвоем вполне мы можем разместиться.
Да и время спать!..» Зевнул медведь. Медведь ложиться.
И лапу в рот.
Друг рядом с ним.
«Что ж, - замурлыкал лев, - теперь поспим».
И тоже на бок. Да только чуть вздремнет. 
У льва под ложечкой сосет.
То так, то эдак… Все не спиться.
Поднялся лев, «быть может мне воды напиться?»
Но чудеса! В берлоге нет воды…
Нет ничего! Хотя бы крошка от еды.
«Что за игрушки?» –  рыкнул лев.
«Приятель!» - с трудом свой сдерживая гнев,
Толкнув медведя, царь спросил:
«Припасы куда ты поместил?»
Но как того он не ворочал
И как бока товарищу не мял,
В ответ медведь лишь дергал лапой,
Своею правой косолапой,
И все ворчал,
И крепче спал.
Ну в общем как лев не старался,
Ответа на вопрос, запасы где, так не дождался.
Пожалуй, стоит здесь остановиться.
Зачем?
Чтобы сказать, что к счастью льва, ему все это снится.
И в самом деле, его царем в такие то широты,
Могли назначить только слоны иль идиоты.
Другое дело сон. Ведь сны, известно,
Продукт такой…
Кому, конечно, это интересно.
Который вряд ли кто-то разберет.
Как в нашем случае: проснулся лев, да не поймет.
Где правда чистая, а где кривая ложь.
Зависит все от толкованья.
Оно иль по сердцу придется или воткнется в сердце словно острый нож,
Иль вызовет восторги ликованья.
«Еще б чуть-чуть, – герой наш рассуждал,
И я во сне в объятья смерти бы попал.
Признаться надо нам царям и не такое,
Присниться может в золотом покое».
Но вдруг…
Лев пред собою увидал: огромную обглоданную кость,
А чуть поодаль, торчащие из-за кустов смердящие остатки туши.
«Что за дела?» - лев полный удивленья продолжал.
На ком же ночью я сорвал всю злость?
Чей откусил язык? Чьи оторвал я уши?»
«Ба! - Вспомнил царь зверей свой сон.
Да это же медведь? Мой старый друг! Ну точно он!
Какой же простофиля и глупец!
Найти такой себе конец.
Мог съесть меня, а вышло все наоборот.
Никто не ожидал подобный поворот.
Все говорил, что дескать запасов накопил полно.
А где они?
Так только, если у него внутри.
Откуда их достать лишь только одному ему дано!
В конце концов, и надо ж чем-то мне…
Питаться!
Хоть наяву, будь то во сне».

Конечно, трудно спорить с очевидным.
Когда под предлогом благовидным,
Лев, хвастаясь перед другими львами,
Что за один присест медведя может съесть со всеми потрохами,
Как доказательство останки друга предъявлял.
Бедняга лев!
Ведь он не знал,
Что думал так и верил в то, что сам себе нарисовал.

                              Николай Грачов.

Как-то раз
Лисица, волк и дикобраз,
Собрались вместе, чтоб решить,
Как льва от власти отрешить.
Совсем покоя от него не стало.
То рыкнет на кого, то лапой наподдаст немало.
Терпенья у зверей уж больше нету.
Давно бы льва призвать к ответу.
Да только у того и власть и сила.
Открыто выступить - себе могила.
В лесу его бояться звери,
Ведь уши есть у каждой двери.
Как только настрочат донос,
Льва так и несет в разнос.
И тут кому не повезет,
Под львиной лапой смерть найдет.
Вот почему,
Собраться ночью в буреломе тайно,
Вся оппозиция отчаянно,
Не долго думая, и согласилась.
Как только час настал,
Последний солнца луч пропал,
И темнота на землю опустилась,
Собрание из недовольных львом,
Хотя так до конца никто был неуверен в том,
Под полною луной открылось.

Лисица первой взяла слово.
У нее заранее оно было готово.
«Известно всем», - начала лисица, - «как я под львиный гнев  попала.
Что разве мало на него в трудах недоедала и недосыпала.
Кто лучше меня знает царский двор?
Где курам есть довольство и простор.
Оказывается, взятки с них взимают,
А потому на стол ко льву они не попадают.
Но суть, однако же, не только в том.
Коль жалуются - глупо спорить с львом.
Проблема тут совсем другая,
При взятках куры со двора все время пропадают.
Поскольку знают все, что есть такая страсть,
Люблю я жирных куриц красть,
То главный прокурор кабан – свинья,
Своим копытцем указал льву на меня.
Наветам бездоказательным поверил тот.
Мол, следствием был найден черный ход.
А в нем кусочки шерсти с лисьей шкуры,
И перьев куча от якобы убитой мною куры.
Пожалуй, если дело дальше так пойдет,
Наш царь зверей, в конце концов, меня убьет.
Как до того расправился с другими,
Кто не по чину брал,
Кто просто воровал,
Иль неугоден был, иль под руку попал со всеми ними». 
«Ах, кума! Чего здесь говорить», - вздохнул глубоко Волк.
«От власти льва никак не отрешить.
Лишь можем мы его убить.
Однако все же не возьму я в толк.
За что поднял лев бучу, взъевшись, на меня.
Ведь он же знает, у волков большая есть семья.
Которую мне, между прочим, надо как-то прокормить.
Скажи, ну кто в лесу не хочет хорошо на службе льва пожить.
Казалось я спокойно пас себе овец.
И вдруг ревизия,
Все поголовье решил пересчитать родной отец.
Конечно, глупо спорить, недостача выявилась сразу.
Однако на то, как посмотреть, то бишь с какого глазу. 
Коль так - так небольшой я драл оброк с овец,
Коль по-иному – скажут, мало взял глупец.
А я не больше и не меньше брал других,
И лев все знал,
Но от чего теперь как я не жалует таких.
«Не знаю, уж какой здесь нужен глаз»,
Вдруг влез в оппозиционный разговор дикобраз. 
«Но Вы скажите мне, зачем далась кора деревьев льву.
На кой она, как говориться, вся ему.
Вот, если б ел наш царь плоды и корни,
Тогда другое дело он мне сродни.
А то вдруг на те полный счет.
Кору вишь возврати
И тут уж как ты не крути,
Попал я под расчет.
Что делает такая власть для нас?
Конечно риторический вопрос», - сказал дикобраз.
«Однако если ничего, так льва б давно долой
Пора бы с трона пнуть ногой».

Тут царь зверей не выдержал и, потянувшись, встал.
В густом кустарнике он до того лежал.
Оппозиционеров лев давно уж слушал.
Признаться надо он с утра не кушал.
В желудке пусто было у него.
«Так мы начнем?» – спросил лев. - И с кого?
«Мораль ясна», - перебьет рассказчика читатель.
«Конец тут очевиден
И понятен».
«Будь я», - продолжил он, - «бумагомаратель,
На месте льва,
Не поперхнувшись, их съел бы за таки слова».
Но в жизни все не просто, как хотелось б нам.
Бывает так, что царь зверей умнее любого по ночам.
Увидев льва, собранье тут же прекратилось.
У каждого мелькнуло в голове: такое, как случилось?
О нем же знали только трое из троих.
Кто заложил, в конце концов, из них?
Однако уж поверьте!
Каждый говорил себе, ведь я не вечен.
Раз настучал, так значит, в жизни буду обеспечен.
С другой же стороны на заговорщиков смотрев.
«Глупцы», - думал умудренный жизнью лев.
«Когда бы вы ни крали столько сами,
И я не ел бы вас иль иногда бы не менял местами,
То, кто позволил бы мне самому брать в четверне,
При том все время, оставаясь в стороне».

                          Николай Грачов.

«Это чего  такого я не могу? – спросил воробьиху воробей
И, рюмку хватанув, продолжил:
Будь у меня корона, трон, ты меня хоть убей,
Не для себя бы я тогда, а для народа пожил.
А у кого сейчас вся власть?
У тех, кто денег не считает,
Кто все народу обещает,
Меж тем по-тихому предпочитает красть.
Кругом вранье, сплошь рядом взятки,
Брать стали вовсе без оглядки.
Покончить с этим каждый день
Нам обещают все кому не лень.
А в нашем государстве надо просто,
Коль наросла на нем короста.
Украл! В тюрьму его! Да лапу отрубить!
Коль взятку взять посмел - тогда не обессудь,
Иначе в чем законов суть,
Мздоимство уж такой порок, что надо  вообще казнить.
Конечно, я забот обрел бы кучу.
И поднял бы большую бучу.
Но я б за нас! За птичий весь народ радел!
Ах, если б наш старый царь был не у дел!..»
Так в собственных глазах от слов своих
И, принимая за двоих,
Весь, надуваясь, воробей храбрел.
«Не дай то Бог, - в ответ ему сказала воробьиха.
Ты не орел, и хоть поешь как соловей.
Признаться надо от такого чиха,
Смешно мне право воробей.
Какая уж, в самом деле, тебе понадобилась власть?
Мечтаешь ты, чтоб птицы перестали красть?..
Живи спокойно, рядышком со мною,
Да радуйся, что сегодня не голодный, а с едою.
Не то твоя такая политическая страсть,
Нисколько от тебя не скрою,
Грозит нам ссылкой и тюрьмою,
А то и вовсе под топор попасть».
Тем временем, орел, который долго птичьим царством правил,
По-тихому скончался.
Ну, а поскольку, на беду царь плодовитостью не отличался,
Наследников на трон он так и не оставил. 
На счастье у птиц на этот случай было много правил.
И главное из них гласило,
Чтоб по закону назначение правителя проходило,
Должны все жители страны,
Забыв болезни, распри, побросав дела свои,
В означенный собраться час,
Чтобы решить кого на трон избрать тотчас.
В противном случае от революционного не угомона
И понесенного как следствие урона,
Не выживет ничто – ни птичье братство,
Ни экономика, ни государство.
Вот почему на выборы царя без промедленья
Со всех сторон прилетели птицы все без исключенья.
Расселись вкруг большой и солнечной поляны.
Орлы с трибуной рядом.
Они на выборах до драки очень  рьяны.
Напротив них Президиум из сонных сов,
Давно закрывших свои клювы на засов.
Они еще при той… Далекой, первой власти.
Вполне договорились с ней, полит корректно умерив страсти.
За ними филины большие мудрецы.
Они к любому трону - хорошие льстецы.
На возвышенье нашлось и место для вдовицы.
Вокруг нее придворные орлицы.
Стервятники все ветки заняли пониже,
Чтобы к трибуне быть поближе.
Те, что поменьше птицы - дятлы да кукушки,
Освоили ближайшие верхушки.
Ну, а все прочие - синицы, воробьи,
Собой заполнили ближайшие кусты.
С трудом возникший здесь и там,
Улегся птичий шум, унялся птичий гам.
Но вот собрание открыто.
На нем все, как положено, текло,
То есть было шито-крыто. 
Под громогласные призывы всех орлиных,
Под патриотичное молчание совиных,
Речей приятных филинов мудрейших,
Речей восторженных от мелких птиц, от птиц старейших,
От имени, по поручению народа,
Для процветания страны, для продолжения рода,
Вот-вот стервятники готовы нового царя провозгласить…
Бац! Воробей!
Это кто там? Что за птица? Головы, кто против, не сносить!..
Тому же море по колено…
Конечно, оратору такому что подиум, что трибуна, что арена.
Когда на все лады он трелями своими полон.
«Кукушкам по гнезду, - чирикает герой.
Гнилых деревьев дятлам, прочим червяков!
Свобода пой!
Долой стервятников и хищников орлов!
Когда наш хлеб так солон!»
Казалось, здесь воробью пришел конец.
Сейчас его уж точно заклюют.
Кто ж любит, когда ему не в тон поют.
В мучениях умрет правдивый наш певец.
Оно, понятно так, но согласитесь, иногда бывает,
Когда всем все и вся надоедает,
Как в этой басне – взяли птицы воробья,
Да и на трон призвали.
А как призвали, так признали,
В нем нового великого царя.
С тех пор сей птичий государь все прыг да прыг.
Народу, правду-матку всю чирик-чирик.
Так что в лесу от мало да велика знают,
В каких трудах орлам корм птицы остальные добывают.
И что стервятников, чинушей власти уж давно б лишили,
И всю б тогда коррупцию прикрыли.
Да вот беда!
Других поставить – тоже будут брать.
Нельзя же всех, в конце концов, казнить, пытать, сажать.
Свободные собранья птичьи?
Про то совсем при воробье забыли.
Нет, формально выборы, конечно, проводили.
Но правила на то и правила - всегда их можно изменить.
Коль интересы государственные так вовсе отменить.
В лесу теперь цензуры нет, но знают все как надо петь,
Какие трели выводить, как надо свиристеть,
Когда и как чуть пискнув, голову склонить,
Когда ж наоборот, насколько надо клюв свой широко раскрыть.
При новой власти приказов изданных ни счесть.
По ним коль жить давно б  всем птицам умереть.
И в самом деле, как не свихнуться тут?
Когда сегодня мягок принятый закон по воробью,
А завтра, по орлу, он крут.
За то известность приобрел царь заграницей.
Где посулам его воздают сторицей.
В обмен на лесные шишки да иголки.
Считают там: все разговоры против воробья, то кривотолки.
Чириканьем обласкан зарубежный слух.
Не учит ничему и никого того кто глух.
Что ж у воробьиной власти срок весьма не мал,
Коль не убьют, иль под каток народной ненависти не попал.
Но в целом в птичьем государстве все довольны.
Конечно, думать запретить нельзя.
Здесь каждый сам решает за себя.
Мы тоже «Слава Богу!» в этом вольны.
Однако вечного, ведь как известно, ничего на свете нет.
И вот уже словесный точит нож на воробья сосед.
Пока еще он только выпив рюмку говорит жене:
О том, что думает о власти, о ее цене.
О том, что если бы ему побыть царем,
Уж навсегда покончил бы он с этим воробьем.
И зажил бы народ тогда,
Как мог бы жить, но нежил никогда.
Что до морали этой басни так она проста.
Вот только, как начать ее, толь с головы толи с хвоста?
Приятней с головы - с хвоста она нехороша.
Когда чириканье царей не стоит не шиша,
Когда сколь много правды из такого вот источника не пей,
Когда толпа кричит все лей да лей,
Когда живет страна, ведь не чужая, а моя,
От воробья до следующего воробья.

Николай Грачов.

 
Однажды лев, после подсчета голосов,
По случаю удачно проведенных выборов,
Созвал собранье.
Кто льва любил, явились все на это заседанье.
Зал полон был зверей.
Здесь телевиденье и пресса в качестве гостей.
Куда не бросишь взгляд, один умней другого.
Все ждут, чего же молвит царь такого,
Что неизвестно никому,
Лишь только одному ему.
Немало времени прошло в томящем ожиданье,
Лев появился,
При зверином, громогласном ликованье,
Он на трибуну взгромоздился
И тут же нарочитым рыком лапоплесканья прекратил,
Довольно для того потратив сил.
На речь свою лев, наконец, решился.
«Я», - начал он, - «такого мненья.
Не выборы у нас, а сплошь мученья.
То повсеместно взбросы белютней,
То гонят наблюдателей взашей,
То вдруг неголосующих припишут,
А то умершего возьмут да впишут.
Процент живущих часто больше ста.
Ну, чем не избиратель - пустота.
По вражьим голосам нас каждый день
Ругают все, кому не лень.
Признаюсь честно вам,
Испытывать подобный срам,
На встречах мне пред заграницей стыдно.
Не покривлю я львиною душой,
Если скажу со всею прямотой:
Не за себя, за Родину обидно!
В моем лесу сплошной бардак,
С которым справиться нельзя никак.
И с оппозицией, что так кричит,
Когда народ спокоен и молчит.
Там шум, здесь гам,
С колен подняться все мешают нам.
В конце концов, пора понять,
Что недовольных нам пора унять.
А потому совет ваш нужен,
Как сделать так, чтоб те, кто с нами дружен,
Голосовать смогли бы сколько нужно раз,
Подальше от враждебных глаз.
Да так чтоб численность людей
Совпала бы с итогами подсчета белютней.
Чтоб наш победоносный результат     
Был во стократ
Солидней и весомей прежних,
И чтоб никто из ворогов ни внутренних, ни внешних,
Будь он в любых чинах,
Не сомневался больше в наших выборах».
Речь кончена. Под гром аплодисментов,
Без лишних слов и сантиментов,
Ушел с трибуны лев.
На место царское присев,
Он, грозно стал смотреть на всех,
Особенно на тех,
Кто хоть и нужен был,
Но слишком уж строптивым слыл.
Давно уж лев не мог решить,
Кого из них и на, и в какое место посадить.
Молчанье в зале воцарилось.
Вот незадача. Надо же случилось
Давать советы льву.
Ну, вот уж нет!
Я, слава Богу, хорошо живу.
Так думал каждый из зверей,
Себя, считая, всех умней.
Но лев ждать долго не любил.
На первом встречном (то есть на лисице)
Свой строгий взгляд остановил.
Смутилась та. И было от чего.
Лев просто так не отличает никого.
Лисица это все не понаслышке знала,
Сама ему нередко на ухо  шептала,
Кого возвысить или утопить,
Чтоб всласть по власти голод утолить.
Но! Вертеть хвостом
В шикарной спальне перед львом
Совсем не то, что дать совет.
Тут не поможет целый свет.
И вот лисица.
А уж поверьте!
Была на то большая мастерица.
Легко с того, в чем не сильна,
Внимание перевела она
С себя на Изберком,
«Мол», - начала лисица, - «дело в том,
Что сетчатый питон,
Подкинуть свежую идею, вполне сумеет.
С ним спорить вряд ли я иль кто другой посмеет.
Ведь он,
Пред кандидатами великий господин,
Перед тобою царь, что пластилин.
Скажи, ну кто еще, так сможет, если не питон,
Любого обкрутить со всех сторон».
«Да! Да! Где Председатель Изберкома змей?» -
Вдруг вспомнил лев.
«Ш-ш-ш. Я здесь! Ш-ш-ш. Я здесь! О, Царь зверей!
Чем вызвал я твой страшный гнев?»
«Так что ж нам делать? – спрашивает лев. -
Коль дашь совет, так я смягчусь».
«Ш-ш-ш. Со всей покорностью,
Вокруг любого обовьюсь.
Зачем (ш-ш) совет тебе по пустякам,
Мой взгляд глубок как океан,
Слова так кротки, так нежны,
В них звери все (ш-ш) так влюблены.
Я напущу такой туман…
Короче.
Проголосуют все как нужно нам».
«Охотно верю», - почесал загривок лев. -
На выборах
Своим шипеньем песню спев,
Ты широко раскрыл объятья.
Сам было от такого счастья
Под критику чуть не попал
За то, что видел и молчал.
Боюсь, однако, при таком подходе,
Камнями крепко нас побьют в народе.
А вот тогда,
Хоть ты и молодец,
Всей нашей демократии конец».
Собранье еще долго продолжалось,
Но получить совет,
Царю зверей никак не удавалось.
В речах с трибуны все превозносили льва.
Однако, что толку было в том? Одни слова.
Как ни старались звери, но их усилья оказались втуне.
Из них ответить,
Так и никто не смог на заданный вопрос.
Все ждали уж от злого льва разнос,
Но на трибуне
Увидели осла,
Чья очередь для выступленья подошла.
И тут к удивленью многих,
С копытами и без, с рогами и безрогих,
Пытаясь шкуры всем сберечь,
Осел завел такую речь.
«Зачем стараемся мы так для выборов,
Раз наш народ к свободе полной не готов.
Ведь каждый раз предвыборный сюжет,
Нагрузкой тяжкою ложиться на бюджет.
А из лесов, враждебных нам
Преследуя нас по пятам,
Доносится соседей смех,
Над тем, что будто б наш успех,
Основан на указах львиной власти,
На подтасовках белютней,
То есть, все предвыборные страсти
Для тех зверей, кто поглупей.
А потому, скажу я вам,
Пусть избиратель голосует сам.
Спокойно, за любого и без помех,
Чтоб голосование не вызывало смех
Нам же, чтобы избежать эксцессов,
Нужна, как воздух, автоматизация процессов.
Вот почему, считаю, есть все основания,
Создать машину для голосования».
Собрание ослиному совету вняло,
И резолюцией своею поддержало.
Подписью льва, печатью на бумаге скреплено -
На заседанье было решено:
Создать предложенную собранию машину,
Привлечь к работе академика козла,
Гос. институт, свою прикормленную фирму.
Ответственным за сей проект назначить самого осла.
Ну и еще, конечно, дали срок,
Достаточный, чтоб был бы прок.
И вот машина для голосованья создана.
Снаружи хороша, внутри сложна.
С какой к ней стороны не подойдешь,
Всегда в отличном настроении найдешь.
В кабинку для голосованья вежливо откроет дверь.
Легко по морде определит, какой пред нею зверь.
Ответит на любой вопрос по выборам.
Коль заплутались, кнопочку подскажет вам.
Нажав ее, не будешь сильно удручен,
Увидишь сразу, как твой голос был учтен.
А уж в подсчете голосов
Машине равных нет среди других лесов.
С тех пор осел при льве имеет вес,
Поскольку выборный процесс,
Теперь никто не осуждает.
Народ же думает, что выбирает,
Однако не понятно никому,
Машина для чего и почему,
Царем на царство льва все время избирает.

             Николай Грачов.