Неустроев Олег. Философско-приключенческая повесть «Дорога в деревню».

...И всё-таки я, кажется, придумал. И только он ко мне пришёл, спросил, не дожидаясь предложенья выпить и сам не предлагая:

– Иван, ты знаешь, отчего тебя не публикуют?

– Ну, почему? – я, сволочь, знал, что спросит он об этом.

– Ты пишешь так, как будто видишь всё со стороны. А надо, словно изнутри. Не понимаешь?

– Нет, – ответил честно он.

– Ну, вот смотри. Скажи, к примеру, где жить хотел бы ты, имея такую возможность.

Он думал две секунды. И поразил ответом:

– На острове. Необитаемом. Но чтобы там для жизни было всё. А не было никого. Понимаешь, ни единой человеческой души живой.

– Кажется, понимаю, – ответил я.

– Ну вот, а дальше, – продолжил я, – представь себе свой остров. Так живо, как только можешь. Какие там деревья. Трава какая. И океан, песок прибрежный омывая, сопит и дышит, как зверь во сне ручной. И по ночам луна ласкается к волнам. И никого кругом.

Он понял, кажется. Вприпрыжку побежал домой. Через неделю встретил я его. Как будто не в себе он пребывал. Не пьяный, не с похмелья. Глаза счастливые, улыбка в пол-лица. Меня увидев, подошёл:

– Ты знаешь, там прекрасно, – сказал, – всё так, как ты говорил.

Ещё через неделю ко мне пришли менты. Позвали понятым. Сказали, что прокурор пропал. Исчез бесследно. Никто его не видел целую неделю. Никто не видел, чтоб он куда-то уезжал.

– Он вам ничего не говорил? – меня спросили. – Вы будто с ним дружили?

– Мы вместе просто выпивали иногда, – ответил, и в комнате его на письменном столе тетрадный клетчатый листок заметил. Я подошёл к столу. По диагонали на листке всего три слова: «я не вернусь». Я знал, что это для меня. Но им, конечно, не сказал...

Неустроев Олег. Сборник миниатюр «Дождливое лето».

...Казарма опустела. Еще движение какое-то неслось шуршаньем от ворот, потом и это стихло. Меня не взяли.

Все собрались за час. А может, даже меньше. Вся рота, двести человек, за час в парадки облачилась, начистила ботинки и исчезла. А я остался.

Концертный зал, в который все ушли, был в этом городе чудесном, блистающем огнями. В казарме только я, еще дежурный и дневальные слонялись.

«Они в наряде, – думал я, – а я-то почему?».

А через пять минут уже раздался выстрел. Пробила пуля аккуратно оконное стекло и чавкнула об стену. Мы залегли. Потом я видел, как полз дежурный к оружейке. Открыл ее. Достал пять автоматов, и к ним рожки, с патронами коробку. Мы разобрали автоматы. Зарядили.

«Чудесный вечер, – думал я, – у них концерт, у нас спектакль». И, выпрыгнув в окно, стреляя на лету, под горку покатился кувырком...

Неустроев Олег. Сборник миниатюр «Осенний дождь».

«Под сорок мне, – он думал, – пора наверно прекращать метания души, терзания искусством, депрессии, запой и остальные вещи, которые богемными болваны называют, а суть бездарность только и временеубийство».

И иногда еще такая мысль в дурную голову вползала: не грех ли, если вдруг, почти случайно, когда в машине он один, вдруг дернет руль на встречную. Лоб в лоб на грузовик. И не успеет отвернуть. Конечно, сам с собой лукавил.

Неустроев Олег. Рассказ «Свободный полёт ».

Профессор побулькал водою еще и встал у окна впереди, перед группой лицом, так, что свет от окна окружал ореолом его:

– Никто и не знает из вас, куда вы поступили, – сказал. – Я буду читать вам предмет "Нетрадиционная физика". Вот вы, – подошел он к слепому и тронул плечо, – расскажите историю вашу.

Незрячий поднялся. Пес его шевельнулся и профессору красный, на кончике с каплей, язык показал.

– Ну, ну, – профессор сказал, – это всем предстоит. Мы постараемся верить.

Кашлянув, начал слепой:

– Я летом на даче живу. Там река. Я рыбачу. Когда видел, удил с поплавком. Теперь леску мотаю на палец и чувствую рыбу за метр до крючка. За полметра я слышу, как чмокает рыба губами, шевелит плавником и пахнет уловом. Тогда, теплым летом, два года назад, я удил с поплавком. Он прыгал на мелкой волне и плыл по течению вниз, когда тучи прибило к реке и гроза, воду с неба с рекою смешав, разразилась. Я быстро промок без укрытия под крупным дождем, пока ветром его не снесло, и молния вслед разразилась ему над волнистой рекой, красно-желтую искру выбив из волны. Искра разрасталась, как шар надувной. Воздух свежий, сменившись, нес запах арбуза с реки, и искра красным жидким огнем приближалась. Я, быть может, тогда приготовился к смерти, я видел: все прошедшее время свое и тотчас – все время свое впереди, пока шар не накрыл с головою меня.

В каменистой земле по колени очнулся. И тяжесть, и сила остались еще – камни пылью крошились в руках, когда я выбирался по берегу вверх, и удочка следом тянулась за мной. Я леску смотал и увидел: один за другим на крючке два выскочивших глаза мои. И видел я сбоку какое-то время себя, пока они не погасли совсем.

Он сел.

– Так вы свое будущее видели, значит, – дослушав, профессор сказал.

– И не только свое.

Неустроев Олег. Рассказ «Грибник ».

Садилось солнце за спиной и тени мрачно удлинились. Грибник устал ходить по лесу. Устал бороться с этим лесом. С враждебным, мрачным, темным. И по-осеннему сырым. Мечтал укрыться с головой большим домашним одеялом, согреться и уснуть.

Но лес темнел неотвратимо. Наткнувшись на овраг, грибник спустился под откос, спиной прижался к стенке земляной и думал:"Заблудился. И заблудился хорошо. Так основательно, что ночевать придется здесь". По крайней мере, он определился.

Не стал костер он сразу разжигать. Сначала веток натаскал в овраг, пока еще была возможность хоть что-то разглядеть. Затем обломком ветки в стене оврага вырыл нишу и перед ней костер развел. Теперь вокруг не видел ничего.

Он просто выбился из сил. Дождался еле-еле, пока костер сильнее разгорится и в пламя положил два самых толстых, на растояние ладони друг от друга, параллельно, березовых ствола. Поглубже в нишу вжался и уснул.

Холодным утро было и влажным от росы. Грибник раздул угли и сверху веток положил. Придвинулся поближе. Согревшись, голод ощутил. Со дня вчерашнего остались хлеб и соль. Он взял три белых из корзины и тонкими ломтями их нарезал. Грибы надел на ветку, повесил ветку над костром.

Невкусный завтрак получился. Поев, он прикурил от головни, невольно газ и кремний в зажигалке экономя. "Куда теперь идти?" – грибник подумал. А покурив, землей костер засыпал и вышел из оврага. Кругом трава сырая. Недружелюбный плотный лес.

Похоже день вчерашний действительно последним днем погожим был. Все небо пеленой, угрюмой, серой и холодной, затвердело. И звук его шагов, и стук упавшей ветки, все приглушенным стало словно и ленивым.

Что помощь не придет, грибник все время помнил. Никто не знал, куда поехал он. Хотел он быть свободен от всего. Вот так оно и вышло.

Неустроев Олег. Рассказ «P.S. ».

Глеб стол накрыл на одного. Он приготовил отбивную, и соус к ней, и зелень, и салат. Сверкали на столе фужер и рюмка, столовый нож блестел. Салфетка белая лежала у тарелки. Открыл балкон, портьеру сдвинул, – прохладно стало и светло. Все как любил всегда и делал он.

И этот день такой, как все. Менялись мысли в опьянении привычно: купить белье, костюм, рубашку, галстук, туфли и носки. Оставить книги сослуживцам, кассеты, диски раздарить. Он думал о себе со стороны: как будто тот умрет, кто за столом сидит и пьет, не тот, кто думает о нем.

Воображение его остановиться не могло. Вот комната пустая, три табуретки в ряд, на табуретках гроб. В гробу, в костюме новом, в рубашке свежей, галстуке, носках, серьезный мертвый Глеб: большая голова, как у мертвецов всегда бывает, и бледное лицо. Все бесконечно и неловко, прощание напрасно. И все опять не то, опять со стороны – такое детское желанье посмотреть.

Разволновался Глеб и выпил – дыханье водки ощутил и, чуть помедлив, закусил, кусок отрезав отбивной и обмакнув в острейший соус, – теперь уж все равно.