Орлов Юрий. Рассказ «Домой. 101-километр.».

…А далее, человек, зарабатывающий себе на жизнь тем, что чистил обувь прохожим и просил милостыню в банку из-под бычков в томате, поведал мне страшный рассказ. Возможно, уважаемый читатель, Вы мне не верите. Автор сгущает краски. Я заявляю категорично! Правда! Только правда! Перекрещусь тремя перстами! Склоню голову в поклоне этим людям! Да ещё в каких словах можно Вам признаться! Разве только слепой не видел в эти годы инвалидов, сидящих на тачках, колёса которым заменили подшипники! Не резал ли Ваш нежный слух звук их «колясок»? А не встречали ли Вы ветеранов-обрубков, которых выносили на шумную улицу в помидорном ящике!? А не слышали ли Вы пронзительное мычание обоженных в боях с немцем ртов, просящих в обрубок ладошки «копеечку на хлебушек» в электричках!? Не на Ваших ли глазах они умирали в голодных корчах! А Вы видели их глаза?! Я не сгущаю… Это было! Это не мыло, ласковой пеной льющейся на Вас с экранов телевизоров! Я сам ЭТО видел! Он сидел на перекрёстке улиц Котовского и Южной! Воевал такой дядя Коля! Жил! Был! Бил! Изводил под корень ненавистных фашистов в небесах нашей Родины!..

Орлов Юрий. Рассказ «Счастье».

…Наша серая громадина была ошвартована кормой на Топливной стенке. Что-то, наверное, не ладилось с получением топлива и котловой воды. Вместо ожидаемых 2-х суток мы простояли 2 недели. Мне очень нравилось стоять на Топливной. Она была уютной. Наверху своей тихой жизнью жила окраина города. По вечерам в окнах домов загорался свет. В этих домах люди любили и смеялись. Мне нравилось смотреть на эти уютные огоньки. Каждый вечер на этот причал приходил странный человек лет пятидесяти. Одет он был в чёрные суконные брюки, тельняшку. Если было зябко, он надевал бушлат с блестящими пуговицами и погонами главного корабельного старшины. Его голову, давно уж забывшую расчёску и ножницы, украшала новая мичманская фуражка. В руке он всегда держал котелок. Это был Макарыч, отставной, лишённый рассудка матрос. С неизменной улыбкой, почти застенчиво, он подходил к трапам боевых кораблей, стоящих на Топливной стенке, и получал свою норму пищевого довольствия. Если вахту на трапе стоял сердобольный морячок, то Макарыч получал и папироску…

Орлов Юрий. Рассказ «История одного шедевра».

…Эту картину я подарил одной барышне, в которую имел несчастие влюбиться. Успешно родив сына и дочь, барышня вспомнила, что на свете белом, кроме Вашего покорного слуги, есть и другие мужчины, у которых в карманах очень много денежных знаков. Её мама страстно поддержала новые сердечно-денежные начинания своего уже стареющего дитяти и, что вполне естественно, я был под белы ручки выдворен из семьи. Гэть, холоп с панского двора! Картина, что тоже вполне понятно, была снята со стены и отправлена в острог…

Последние лет десять моя бывшая супружница держала её в пыльной кладовой. Среди ржавых гвоздиков, обломков инструмента, останков обуви и старых газет стояла картина себе в углу, укрытая паутиной и всякой дрянью. Сонные тараканы делали свои дела на рваных в клочья парусах, седое море сердито урчало в ответ на это безобразие. Зло скрипел своим такелажем гордый корабль. Подрамник тихо вторил ему. Мыши начали потихоньку грызть холст. Корабельные крысы, сообразив, что не случиться им более увидеть берега и света белого, скалили в темноту кладовой свои жёлтые зубы…