Вы коснулись темы язычества, и мне вот что подумалось. В языческом мире, то есть в культурах, предшествующих монотеизму, религиозная система представляла собой политеизм. Взять, к примеру, античную Грецию: помимо трех верховных богов (Зевс, Посейдон, Аид), всякая сфера человеческой жизни была представлена профильным богом, причем, весьма человечным, со своими страстями, противоречиями и грехами. Боги были – как люди. А люди приближались к богам. Психологически между ними не было четкой границы.

Нельзя ли здесь провести параллель с нашим временем? Монотеизм себя развенчал как система тоталитарного подавления. Из Вашей статьи, и других Ваших произведений философского жанра («Евангелие от Иуды» http://newlit.ru/~lachin/4286.html, «Тварь» http://newlit.ru/~lachin/4223.html , «Медведь и юноша» http://newlit.ru/~lachin/2041.html ), это убедительно явствует. Не пора ли сказать, что каждый человек может стать богом?

Кстати об этом же говорил еще Ницше: «Человек есть нечто, что дóлжно превзойти» и «Дело в том, что есть не Бог, а боги» («Заратустра»).

Не пришло ли время нового политеизма – гуманистического, внецерковного, либерального, творческого?

Что Вы думаете по этому поводу?

Действительно, чувства могут быть только искренними. Чувство неискреннее – нонсенс. У животных такого не может быть. Любое чувство есть экзистенциальная истина. Когда я говорю о «религиозном чувстве», я имею в виду сопричастность именно к чему-то такому, иррациональному, что эту истину обнажает, и мы окунаемся в подлинность бытия.

Но у человека чувства бывают фальшивыми – под гипнозом, при психотропном манипулировании. Религия как система – типичный пример манипулятивной системы, «опиум для народа». Из Вашей работы всё это явствует. Не будем дублировать то, что написано. Читатель мыслящий Вас, конечно, поймет правильно.

Следующий вопрос. Вы пишете:

«Беда не только в том, что некто идеализируется, беда, что ради этого унижают других. Русских мужчин делают дикарями, что без Пушкина и влюбляться бы не умели, а писателей и философов – идиотами: многие из них написали десятки томов на всевозможные темы, но якобы их словари беднее двадцати четырёх тысяч слов. Это тактика всех священников и богословов: принижать человека для вящего величия бога. В ничтожном окружении легче выказать величие.
Выигрывают и канонизированные авторы: перед ними искусственно принижаются остальные. Большинство писателей – шестёрки Системы, рабы божьи, слуги начальства, говорящие о себе опустив очи долу, и о боге со святыми – воздымая очи горе. Содержание их произведений неважно, они ничтожны изначально…».

Вернемся к подлинности, то есть к природе. В животном мире, во всяком сообществе – будь то семья, стадо, стая или косяк – всегда существует жесткая иерархия во главе с альфа-самцом. Как Вам кажется: люди преодолели это в социуме или нет?
Возможно ли существование литературы без иерархической пирамиды? Без обожествления так или иначе возвеличенных персоналий?

Отличная статья. Острая, хлёсткая. Актуальная и вневременнáя. Именно то, что нужно – назвать вещи своими именами.
По культурологическому охвату и аналитической глубине это – не статья даже, а исследовательское эссе. Работа будет полезной и читателям, и писателям. Первым – для чёткого осознания, какую литературу они читают. Вторым – какую литературу они создают.
____________________

Лачин, у меня к Вам возникли вопросы по теме. Если Вы не против, предлагаю их обсудить в виде эпистолярного интервью. Вы ведь не против? 

Вопрос первый. Вы пишете:

«В различных странах различных времён литература уподоблялась (и уподобляется) религии, творчеству, проституции и производству. Все варианты, кроме религии, светского характера…».

«Восприятие литературы как религии нанесло ей страшный удар, испоганило и отравило творчество и психологию тысяч авторов и миллионов читателей».

«Все мнимые достоинства религиозно-литературной системы на поверку оказываются злом».

Далее Вы раскрываете суть «религиозно-литературной системы». Раскрываете вполне убедительно. Однако не кажется ли Вам, что выделенную Вами систему правильней будет назвать «церковно-литературной», «партийно-литературной» или более обще – «тоталитарно-литературной»?

Ведь чувство сопричастности к красоте, к подлинности, к истине, которое мы испытываем, читая хорошую книгу, пробежкой мурашек по коже очень напоминает религиозное чувство. Да, по сути, в эпоху после «смерти Бога» оно таковым и является.
Нет ли в Вашей терминологии конфликта понятий?

Нет, отчего ж? Дискуссия очень даже полезная. Помимо прочего в ней вырисовываются два полюса проблематики святости. Один полюс – это святость внутренняя, индивидуальная, святость как духовное содержание отдельного человека как такового. Второй полюс – святость иерархическая, приписываемая по факту вознесения человека на вершину общественной пирамиды.

Практика канонизации царей и владык уходит корнями во тьму веков. В дохристианскую эру у многих народов царь вообще отождествлялся с земным Богом. Притом что в той или иной степени у всех у них руки были в крови, и отнюдь не каждый из них на деле служил процветанию своего народа. Так что нынешний интерес к Николаю Второму – это продолжение той традиции. Хотя бы раз в сотню лет нужен новый персонаж для освежения символа государственной святости. А если царь умирает мученической смертью, нет лучшего повода для причисления к лику святых. Тем более, если это совпало с концом эпохи самодержавия, от которого Русская Православная Церковь  в ту пору еще не была отделена, и де-факто представляла собой дубликат государственной власти.

Почему эта традиция актуализируется в наши дни – думайте сами.  

Другой полюс – душа отдельного человека. Именно человека, единицы существования, где он с Богом один на один, – а не абстрактного символа венца общественной пирамиды. И вот здесь, конечно, нельзя не признать, что людей праведных, и даже святых, существенно больше, чем те, кто попадает в фокус общественного внимания. Эти люди могут быть в лоне Церкви, а могут быть вне ее. Да, конечно, церковный канон исключает инакомолющихся из своего рассмотрения...

В точности так же, как индустрия масс-медиа исключает инакопишущих авторов, а в звезды выводит государственно ангажированных.

Напоминаю: наш разговор – о феномене бестселлера. 

Мне, конечно, лестно, что Вы меня ставите в один ряд с гигантами мысли, но всё же позволю себе увернуться в иронию – и в аполитичность. Я знаю, Лачин, Вы – прокоммунист, антибуржуй, антигитлеровец, я тоже за социальную справедливость и против эксплуататоров, но мне хотелось бы остаться за пределами партий. Поймите меня правильно, я – литератор и одиночка. Мне дорога моя независимая позиция. А любая партия неизбежно связывает своим догматизмом. Кстати говоря, это и моя главная претензия к  Церкви – любой конфессии, будь то Собор или Мечеть – партийный, варварский принцип «кто не с нами, тот против нас».

А нельзя ли быть просто культурным и порядочным человеком?

В частности, Лачин, Вы меня извините, но я не разделяю Вашего презрения ко всем церковникам без разбора. Мне не нравится слово «поп» в отношении священнослужителей. Среди них есть люди порядочные, культурные, высокодуховные и – да, я настаиваю – святые. В той же мере среди них есть и люди обратного знака. Во всяком случае, не надо всех под одну гребенку. Вот Вы говорите, «стреляли в большевиков», а ведь и парни в кожáнках да с маузером тоже, знаете ли, выкосили много интеллигенции.

Так что давайте построже, пообъективней.

Но вычлененная Вами технология по обработке массового сознания - верный фокус прицела. Технология оболванивания. Вот с этим действительно надо бороться.

Именно, Лачин – гламур!

У меня не было задачи писать публицистическую дилогию, но так получилось, что Бог послал мне эти две книги. Казалось бы – совершенно, диаметрально разные книги, по жанру и духу даже друг другу враждебные, но, хочешь не хочешь, приводимые к общему знаменателю. То самое слово...

В культурологии сегодня есть такая идея, будто гламур больше не моден, дескать, покрасовался на рубеже столетий, а теперь вот уходит. Это, конечно, не так. Гламур –  не явление в моде. Гламур – это технология. Она развивается и принимает новые, все более изощренные и скрытые формы.

В сущности, я ни с кем не воюю. Противник – слишком воинственный термин. Предпочитаю видеть перед собой контрпартнёра по обсуждению литературных нюансов.
Впрочем, если моя точка зрения кому-то покажется поводом скрестить шпаги… Ну что ж...
Как говорится, господа, я – к вашим услугам…

Приятно в Вас встретить проницательного читателя. Ну а как без лукавства-то – против лукавого? Такая оценка коллеги, штатного критика «Новой литературы», меня особенно вдохновляет. Еще раз спасибо за понимание.
Давайте всё же отложим обмен комплиментами и затаимся в трепетном ожидании: поступят ли отзывы на мою маленькую статью от читателей столь гигантского тиража?.. Ну хотя бы от тех, кто пиарил книгу архимандрита?..

Лачин, благодарю Вас за слово поддержки. Вы, как всегда, на коне оппозиции к власть имущим, пламенный революционер. 

Я только обращу Ваше внимание: я не критикую конкретных персон, и не стимулирую физиологических личных реакций. Я анатомирую феномен бестселлера. Моя задача – сугубо литературная. Надеюсь, мой скромный труд будет в чем-то полезен как литераторам, так и читателям.

Залоцкая Надежда. Критическая статья «Проект «Храм». Размышление о бестселлере-2».

...«Несвятые святые» – так называется книга. Наверное, подразумевается, что каждый из героев рассказов от писателя из священников, хотя сами себя не считают святыми и уж, конечно, не канонизированы Церковью, сокрыто несут в себе несомненное качество святости.

К сожалению, мне это увидеть не удалось. Возможно, в каждом из них это и есть, но так, чтобы зримо, рассказчик для меня этого не раскрыл. Я невольно опять вспоминаю о том, что в литературе определяет принцип художественности: идея писателя перед мысленным взором читателя должна проявиться. Если я, к примеру, читаю роман о любви, я жду изображения этого чувства, а не простой констатации, что де герой с героиней друг друга любят. Если я читаю о ревности, ненависти, предательстве, подлости – я хочу все это прочувствовать и увидеть, а не довольствоваться скупым повествовательным авторским утверждением. В точности того же (ну а почему бы и нет?) я ожидаю и от книги о святости. Коль писатель берётся писать, ему следует потрудиться ключевую идею обрисовать образно и конкретно. В данном же случае у меня складывается впечатление, что своих добрых знакомых он наделил желаемыми ярлыками, а достоверность ярлыков мне предлагается принять слепо, на веру.

А в чем, собственно говоря, их святость? В том, что они – монахи? В том, что удалились от суеты? В том, что несут положенные послушания и выдерживают положенные посты? В том, что к ним тянутся прихожане, алчущие отпущений и исцелений? В том, что они роняют порой афоризмы, способные чаровать религиозно настроенного обывателя? В том, что они попросту, в плановом порядке, выполняют свой церковный долг службы – как и любой человек, в своём деле, в профессии, независимо от религии, свой долг, в общем-то, выполняет, однако не претендуя на некую исключительность, достойную преклонения?

При всём уважении к монашеской братии, святость отдельных, избранных автором, для меня, извините, неубедительна.

Где их духовный подвиг? Где преодоление невозможного? Где запредельное испытание, драма, ломка души, экзистенциальная мука? Где жертва собой? Ничего подобного из рассказов не явствует. За вычетом изредка подёргивающей нервотрёпки – вроде того фарсового конфликта с властями, пытавшимися закрыть монастырь; впрочем, в эпоху, когда за религию уже не сажали и уж, конечно, не ставили к стенке, – во всём остальном мы видим размеренное и уютное, экологически чистое бытие людей, выбравших для себя монашество как беззаботный способ существования и отменного долголетия, а если и есть у них какие-то трудности да периодические неприятности, их амплитуда едва ли больше, чем у всякого смертного, тянущего лямку жизни...

Федор, дело за малым – прочитать сам роман…

Здесь следует уточнить: я – не профессиональный рецензент. Если понимать под профессией договорные отношения с книгоиздателем, нацеленные на маркетинговый результат и предполагающие денежный интерес.

Я – вполне обычный читатель, просто проживший сколько-то лет и за свою жизнь прочитавший сколько-то книг. И всё-таки я надеюсь, что мой субъективный читательский опыт имеет некоторую репрезентативную ценность: с некоторых пор, из моря книжных новинок, атаковавших меня количественно, я рассказываю о книгах, в чём-то зацепивших меня качественно.

Вспоминая Фиделя и Че, Ленина и Троцкого, Марата и Робеспьера, Иисуса и Прометея - не могу сказать, что революции заканчиваются победой.

Но, несомненно, каждая из жертв революционной романтики и предательства - еще одна ступень в восхождении человеческого духа.

Лачин, держитесь!

[Избушкину]

Избушкину:

То, что деньги для богатых – ничто, это распространенное печальное заблуждение. Деньги есть аккумулированная энергия человеческой жизни. И тот, кто научился эту энергию стяжать из других, будет алкать все бóльших и больших денег. Почему? Потому что деньги – это наркотик.

Хочу обратить Ваше внимание на одну давнюю мою рецензию, здесь же, в Н.Л.: «Доктор – против Мефистофеля». Это займет десяток минут. Автор рассматриваемого романа (уже упомянутый выше) убедительно раскрывает механизм отношений, которые абсолютно соответствуют логике развития наркозависимости, и эта логика проецируется как на личные отношения, так и на самые глобальные социальные выводы. Это – не объяснение мироздания, но это повод задуматься: почему многие процессы движутся в сторону катастрофы?

http://newlit.ru/~zalockaya/4364.html

Лачину:

Наркотическая сущность денег – это и объяснение той жестокости, с которой класс господствующих обывателей готов уничтожить класс обывателей подчиненных. Ведь выжимая из народа все доступные соки, эксплуататоры пилят сук, на котором сами же и сидят. Почему бы им не удовольствоваться разумным самоограничением? А вот потому. Не получается. Наркотическая болезнь требует повышения дозы. Ну а к чему это болезнь в конечном итоге ведет – см. «передоз», см. «мировая война», см. «глобальный кризис»…

И отсюда же следует – при всей моей симпатии к Вашему революционному духу, - что любые революции экономического замеса, будь то антибуржуазные или антифеодальные, то есть, по сути, антирабовладельческие, обречены на «вечное возвращение». Все кончается одним и тем же – новым переделом собственности. Новая кровь, новая тирания, новый застой.

Как этот круг разорвать? Мне кажется, выход только в одном – развивать в людях духовность. В больших массах людей. В масштабе страны. В масштабе всего человечества.

И эта миссия возлагается именно на литературу. Но революция здесь – не метод. Путь к духовности – очень долгая и многотрудная эволюция.

Владыко:

Не могу с Вами не согласиться: каждый во многом – заложник мировоззрения. И под свое мировоззрение подсознательно подгоняются выводы. Но согласитесь и Вы: мировоззрение – это лучше, чем отсутствие такового, и мировоззрение критическое  – это лучше, чем пассивное потребление информации.
 
Именно пассивное потребление – тот стратегический механизм, который поработители навязывают порабощаемым. И именно поэтому думать – нужно. Думать и думать, и думать.

Думать – это и есть литература.
________________________

А вообще, друзья, отрадно видеть, что моя небольшая критическая работа вызвала некоторый резонанс на форуме «Новой литературы». Остается надеяться, что резонанс этот однажды преодолеет границы журнала и мало-помалу выйдет на более широкую аудиторию в интернете.

Я только хочу призвать вас к следующему: не нужно увлекаться сверхобразами – вроде Мирового Заговора, Бога и Дьявола, Света и Тьмы. К этим философемам, разумеется, восходит всякий интеллектуальный и духовный поиск, но в практическом плане такие высокопарные разговоры остаются немощной литературщиной.

Предлагаю локализовать обсуждение. То есть иметь дело с тем, что непосредственно нам доступно. Есть конкретный литературный факт. Это всегда послание автора к миру. Это некий вызов. Мы должны этот вызов принять и высказать свое к нему отношение. И это – немало, поверьте. Если каждый где-нибудь в интернете скажет свое слово по затронутой проблематике, то слово подлинное, слово правды, обязательно даст росток. Во всяком случае, это имеет  бóльшую конкретную ценность, чем абстрагированные разглагольствования об извечном конфликте Добра и  Зла.

Что до меня, то моя позиция, как мне кажется, вполне высказана. Достойными произведениями я называю те, которые стимулируют читателя мыслить и/или одухотворяют его. В отношении же произведений обратного знака, которые служат оболваниванию и обездушиванию, говорю открыто: я – на тропе войны.

[Лачину:]

Лачину:

Полагаю, под буржуазией Вы понимает буржуазию крупную, олигархическую. В противном случае пришлось бы объявить врагом бóльшую часть населения. Ведь то, что сто лет назад разделялось терминами «крестьянство», «пролетариат» и «трудовая интеллигенция», сегодня тоталитарно сливается в так называемый «средний класс».

И это не просто терминология. По своей усредненной ментальности «средний класс» – будь то евро-американский или постсоветский – ориентирован на ценности именно буржуазные. Таким образом, подавляющая часть современного  социума – не что иное, как буржуазия. Дело ведь не во владении средствами производства, а в имманентной психологии массового обывателя, чьи интересы  не простирающейся дальше, чем сытно поесть, сладко поспать и где бы срубить деньжат. А если тех самых деньжат становится больше, чем убогий прожиточный минимум, тут уж у обывателя просыпаются и «культурные» интересы – поесть желательно с изыском, поспать желательно с гедонизмом, а избыток деньжат направить на выгодные капиталовложения.

Разве не так?

Избушкину:

И вот здесь мы выходим на проблему поиска той самой «надстройки». Существует ли что-то, что способно спасти человека от тупика обывательщины? Я говорю тупика, потому что – вот он, тупик. Мы все ему современны. Его имя – Глобальный Кризис.

Эту критическую точку развития цивилизации для массового обывателя принято объяснять в терминах экономики. При этом эксплуататоры продолжают упорно гнуть буржуазную линию, надеясь выжать из народа еще хоть чуть-чуть. А там – хоть потоп.

И потоп – неизбежен. Если люди в массе своей не одумаются, не осознают, что корень зла – бездуховность.

Но они так и не осознают, пока литература, стимулирующая мыслить, будет вытесняться за предел общественного внимания, и подменяться развлекательными эрзацами – вроде тех, что цинично штампует пробуржуазная индустрия масс-медиа.

Хороший вопрос. Кто – враг?

По крайней мере с одной из его личин, я надеюсь, в моей статье маска сорвана. Ну а если в более широком, универсальном  смысле, то враг – это всегда тот или те, кто стремится к господству ради порабощения. «Доминант – субмассив» – вполне образная модель. Эта модель может воплощаться как на межличностном уровне, так и на уровне корпораций, и на уровне внутри- и межгосударственных отношений.  Иными словами, враг – это эксплуататор или претензия быть таковым. Все войны и революции вращаются вокруг этой претензии.

Враг – это всегда тот, кто несет людям смерть. Сначала – духовную, а затем и физическую. Причем, второе не так страшно, как первое. Смерть физическая – это всего лишь мгновенная точка, в которой бытие переходит в небытие. А вот смерть духовная для многих людей растягивается на годы и десятилетия. И сфера литературы здесь напрямую в ответе за состояние душ.

А то, что за смертью духовной непременно следует и физическое вырождение, объективно доказывают статистические исследования. Взгляните трезво на тенденцию демографии нашей страны с момента развала СССР – и корреляция с упадком культуры за последние четверть века становится очевидной.

Кстати говоря, 2о14 год объявлен правительством «годом Культуры». Давайте же посмотрим, какие произведения за этот год появятся в фокусе общественного внимания. Зажгутся ли новые яркие имена русскоязычных писателей – что было бы признаком некоторого ренессанса – или будет гоняться заезженная пластинка про «наше всё» допотопных времен на фоне продолжающейся экспансии чужеродных бестселлеров?