Вялый Василий. Рассказ «Мадонна со щеглом».

Литераторы, как никто другой, знают: в современном мире – особенно в мире цивилизованном – истинная, чистая платоническая любовь уходит в прошлое, становится невероятной редкостью, едва ли не исчезает вовсе. Не буду спорить. С точки же зрения физиологии платоническая любовь – извращение. Тоже не буду спорить, ибо ко мне это не относится – я всегда с удовольствием демонстрировал свою готовность быть сексуальным. Разве настоящего мужчину может волновать чья-то высокая нравственность? Видимо, болен человек, либо искусный преподаватель не попадался. Всякое бывает. Но, никогда бы не подумал, что сам окажусь жертвой подобной, с моей точки зрения, патологии.

Начиналось, однако, всё даже несколько забавно. Зная мою пылкую страсть к альтернативному полу, насмешники-литераторы подарили мне на юбилей резиновую куклу. Ну да, ту самую, извините, для интимных утех. (На что они еще способны? Лучше б новым принтером осчастливили, а то старый барахлить стал). Посмеялись-пошутили, назвали куклу Валентиной и посадили с нами за стол...

Вялый Василий. Рассказ «Путешествие из Краснодара в Москву».

...Судьбу мою в целом трудно назвать удачной: в космос не летал, Ниагарский водопад не лицезрел, в моем относительно скромном арсенале любовных побед пока не было ни одной афроамериканки. Даже на велосипеде, как оказалось, я езжу весьма посредственно: на прошлой неделе возле магазина сбил участкового милиционера. Оба отделались довольно легко – совместным трехдневным запоем. И вдруг такая честь! Лишь факт, что я смогу общаться с известными российскими литераторами, заставлял пересмотреть отношение к не балующему меня до сих пор року. На творческую же судьбу было грех жаловаться. К тому моменту у меня уже было три книжки, неоднократное лауреатство в конкурсах, публикации в литературных изданиях. Существует версия, что угодить в «толстый» или иной литературный журнал, – при, естественно, приличном исполнении, – есть совпадение точки зрения главного редактора и автора. Нащупать же концепцию в некоторых изданиях довольно непросто; наверное, это неплохо, когда журнал перестает декларировать свои литературные пристрастия – максимальную приближенность к жизни, но отстраненность от литературной реальности. Опять же: никто не говорит, что это плохо – просто таково положение вещей...

Вялый Василий. Рассказ «Черный квадрат».

... – Тамара, ты кто?

– Я, Васенька, волшебница.

– В таком случае, чего я сейчас хочу?

– Ты хочешь переспать со мной. Кроме этого, ты хочешь водки. Правда, я не уверена, чего больше. И еще: ты почему-то меня боишься. Вот тебе твоя водка и успокойся. Я сейчас приду, – она вышла из комнаты...

Вялый Василий. Рассказ «Хорошо драться по субботам ».

...Когда дружины разделяло около пяти метров, в руках у двоих противников оказались ножи: у этого серого типа и у грузного Володи. Главарь, стоял чуть сзади, держа руки в карманах.

– Василь, бери мелкого с “притыкой”, – прошептал мне Червон, – а я возьму жирного, он мне нравится.

“Психолог”, – подумал я с одобрением, ведь Володя его уже боится...

Вялый Василий. Рассказ «Прохожий».

...Голованов смотрел в лица уже почти взрослых людей и видел на них раздраженное ожидание очередных банальностей, которые они уже сотни раз слышали от родителей и учителей. Разглагольствуй о том, что надо старушек через дорогу переводить, маме не грубить, не курить – не пить. Ранний секс – это плохо, а главное – надо учиться. Да пошел ты… Николай Аркадьевич усмехнулся. Нет ничего глубже и мудрее банальности: не надо никаких подпорок и объяснений. Но поймут они это значительно позже. Когда переболеют Пелевиным и Ричардом Бахом и, может быть, станет ясно, что все философии мира ведут в тупик, стены которого, как это ни странно, выложены банальностями. О, юные человеки, если вам это не нравится – тем хуже для вас, потому что таково положение вещей...

Вялый Василий. Рассказ «Как Степана от любви лечили».

...Лишь медовый месяц оправдал своё название. Затем стремглав помчались серые будни. Близость их была поспешна и невнятна, словно они куда-то торопились. Через минуту-другую Степан, отвернувшись к стене, сладко посапывал. В выходные дни зачастую предпочитал компанию друзей обществу молодой жены. Для него самого и для среды, где он обитал, это было совершенно нормальным явлением. По-другому он просто не мог, да и не знал, как это по-другому. Степан любил жену и был убежден, что она ему отвечает тем же. Валентина страдала неимоверно. На работе ей говорили комплименты и назначали свидания. Иногда весьма настойчиво. Разумеется, она всем отказывала, ей хотелось верить, что она по-прежнему любит мужа и у них все будет хорошо. Но дома подстерегала изнурительная, однообразная повседневность, где Валентина не чувствовала себя ни счастливой, ни любимой, а иногда, к своему страху, и не любящей...

Вялый Василий. Рассказ «Меня зовут Суламифь».

...Зеркало иногда врет, и я ему иногда не верю. Отступаю на пару шагов, настороженно вглядываюсь в его сумрачную глубину. Красноватые блики от тусклого светильника падают на недовольное отражение. Мрачное бледное лицо контрастно обозначено темно-синими кругами под усталыми глазами, две дерзкие морщины нелепо прочерчивают небритые несколько суток щеки. Взгляд мой, храня стеклянную неподвижность, словно застыл в оцепенении. То, к чему я иду, не является ни перспективой, ни угрозой, ни, тем более, обещанием. То, к чему я пришел, есть факт. Постарение отменяет частности, оставляя тебя наедине с собой. Я долго смотрю в ночь жизни, и пелена забытья застилает мои глаза. Сейчас, именно сейчас, мне вдруг нестерпимо захотелось оказаться там, под высоким небом Горгиппии с крупными серебряными звездами, возле старой палатки с заштопанным полотном или просто под старой шелковицей. Пусть под ногами хрустит высохший уже зверобой, и вьются, будто змеи, заросли колючей ежевики, а поодаль тревожно высится благоухающий можжевеловый куст. Я вглядываюсь в предрассветные шорохи и хочу услышать поступь ее шагов, черноокой греческой девочки по имени Суламифь. Скоро она придет...

Вялый Василий. Сборник рассказов «Букет в интерьере спальни».

...Ей был необходим сладковатый аромат авантюры, недолгое бегство из опостылой тирании своего обустроенного плена. Я выпил пол бокала виски и пошел в душ. Когда я вернулся в комнату, Виктория, укрывшись простынкой, лежала на диване и курила. Сбросив с себя, завязанное на бедрах полотенце, я подошел к ней. Возникала водевильная ситуация с запахом смерти – в любую минуту мог приехать Виктор. Но с первым же прикосновением к ее телу беспокойство улетучилось – желание обладать очаровательной женщиной оказалось сильнее страха. Виктория была неистова – она кусалась, царапалась, кричала. Возможно, впервые она легла в постель по своему желанию, а не под давлением, – пусть косвенному, – своего любовника и вся ее сексуальная энергия, сдерживаемая в близости с Виктором, исступленно рвалась наружу. С рассветной невнятностью в моем сознании замелькали несвязанные смысловой скрепой сомнамбулические картинки. Мажорный вихрь цвета, словно в калейдоскопе, пытался соединиться в нужную композицию, и уж почти сладилась пурпурно-розовая мозаика ажурной истины, но вдруг кем-то брошенный камень разбил ее. Зазвенели хрупкие витражные стеклышки счастья и, осыпаясь наземь, они тотчас съеживались и коробились, как бумажки, кинутые за ненадобностью на едва тлеющие уголья догорающего костра...