Парнев Виктор.
Повесть «Несовершенный человек».
...Все помнят те три дня, которые потрясли если не мир, то нашу страну точно. Это чудесное, тихое, мирное поначалу, августовское утро. Воскресное летнее утро. Воскресным летним утром на нас напала Германия. Воскресным летним (для Гавайев) утром Япония напала на США. Воскресным летним утром фальшивым, не своим каким-то, голосом диктор зачитал нам невнятную околесицу, из которой можно было понять только то, что теперь, с этого самого часа, мы должны сидеть тихо и больше не рыпаться насчёт всяких прав и свобод. Это было похоже на переворот в духе латиноамериканской хунты.
Странное дело – я совершенно не испугался. Более того, я даже не встревожился. Напротив, я взбодрился, оживился, я наполнился азартом. Что-то происходило такое, за чем стоило внимательно следить и концовку чего нельзя было предугадать. Происходило что-то жутко интересное, в первую очередь для газетчика, для журналиста. Я устремился в редакцию, где уже собралась добрая половина сотрудников во главе с нашей «мамой».
Она висела на телефоне, а выпускающие редакторы суетились все вокруг одного стола, компоновали макет экстренного номера. Телефоны не умолкали, мы узнавали отовсюду как обстоят дела, что происходит, не началось ли что-нибудь совсем ужасное. Ничего такого пока не начиналось. Громко работали два радиоприёмника, один был настроен на правительственную официальную станцию, другой на оппозиционную. В углу мерцал экран телевизора, там периодически возникала безрадостная физиономия диктора, он зачитывал по бумажке постановление какого-то нового, никому не известного органа власти. Постановление обязывало всех в стране заниматься своим обычным делом, сохранять спокойствие и выполнять распоряжения. Распоряжение пока было одно – заниматься своим обычным делом. Наше обычное дело было – выпускать газету, и именно этим мы сейчас занимались.
Номер был почти готов, когда наша главная Надежда, закончив обзванивать знакомых ей осведомлённых лиц, повернулась к нам и сообщила:
– Ничего у них не выйдет. Два, максимум три, дня, и всё кончится. Им не будут подчиняться даже силовые органы, и уже не подчиняются. Делают вид, что выполняют приказы, а фактически саботируют. Они переоценили свои возможности. Не очень умные люди прошлого, поезд которых ушёл. Сохраняем спокойствие и работаем без отдыха в авральном режиме.
Слово «хунта», сразу пришедшее мне в голову после утреннего радиосообщения, до моего приезда в редакции не прозвучало. Я произнёс его. Наша главная за него ухватилась и решила вынести в заголовок. Я и заголовок сходу предложил, и она его приняла. Шапка экстренного выпуска, набранная жирным красным шрифтом, гласила: «Диктатура хунты не пройдёт!»...