Этюды из волшебного фонаря

"Я не хочу, чтобы меня так хоронили, слышите? Все слышали?" – Галя пятилась по коридору, гоня себе под ноги мыльную воду с вялыми цветочными обрывками...

"А как ты хочешь?" – спросил сын.

"Как я хочу – не важно: ты так не сумеешь с твоими тройками... Но заколотить меня крышкой немедленно, как только я испущу дух, и не выставлять в этом кошмарном шоу, прошу тебя..."

"Хорошо, мам... не беспокойся, чего ещё тебе?"

"Ещё вынеси мусорное ведро и эту коробку... Где твой отец?"

Церемония была позади, но Галя уже знала, что эти похороны не отпустят её – слишком идеальным было безобразие всего происшедшего, и она знала, что дальнейшая её жизнь потечёт в изменённом русле, огибая этот день.

Ветхая тётушка обосновалась в проёме двери и, подобно греческому хору, тянула рефреном: "Какие красивые похороны, какие хорошие дети, как всё было красиво..."

Тётушка тоскливо соображала, что ей самой-то не придётся покрасоваться в приличном обществе, как сестре, которая всегда-то была удачливей... Ах, как всё было красиво: гроб в красном сатине... вокруг родственники и сотрудники... и дама – солидная такая, крупная, голос зычный – так, что тётушка всё слышала – ах, как красиво говорила: "непоправимая утрата, горе подкосило... вечная память в сердцах"... Говорят, что обошлась вместе с оркестром в тысячу – дорого, конечно, но ведь и похороны... раз в жизни бывают...

Её собственная дочь была шумной стервой, вернее, "стерва" предполагает некий, хоть и "задний", но ум, а тут было простодушие – то самое, что хуже любого воровства, когда вор... ну просто не понимает, что он вор...

Так, однажды, по телевизору показывали интервью с одним убийцей – кроткое, интеллигентное лицо в круглых очках – убил таксиста. Журналист почему-то давил на то, что таксист был многодетным, как будто, если бы он был бездетным, то и нет проблем – пакостливый способ улизнуть от сути к чувствительным подробностям... Ну и вот, этот малый когда-то в детстве не наигрался в пинг-понг, и осталась у него романтическая мечта о пингпонговском счастье. Но сам-то он – годам к тридцати – уже потерял былую резвость, так что осталось ему только осчастливить кого-нибудь, ну и самому, может, – со вторых рук – словить подачку-другую счастья... И вот, наш смертник убивает таксиста, забирает у него выручку и идёт в спорт-магазин покупать сетку, ракетки и мячики, где его ловят и спрашивают, мол, не понял? А он отвечает, что хотел осчастливить соседских детей и потому невиновен...

Так вот и тётушкина дочка – простодушная – чего хочет, то и делает, и дурного не помышляет, потому что, вообще ничего не помышляет – от природы, что ли... Так что, конечно, если она не захочет, то и не выложит тысячу, но, с другой стороны... может и захотеть... устроила же она себе свадьбу в ресторане "Интурист"...

Должно быть, в каждой судьбе есть свой ландшафт – места прекрасные: горы, покрытые лесом с ручьями, устремляющимися в цветущие долины… и безобразные: зыбучие пески, болота с ядовитыми туманами и колючей проволокой, торчащей из бетонных обломков... Ландшафт этот меняется всю жизнь – экологические катастрофы, или, напротив – вдруг – прорастает, Бог знает откуда, разнотравье, как в четвёртый, кажется, день творенья, и в центре, конечно, дерево с райскими яблочками.. Отведать его или нет…

Галя смотрела, как в ведро льётся вода...

Райские яблочки терпки на вкус, но варенье из них превосходное. Нужно только правильно приготовить: наколоть немного и бросить в кипящий сироп, но не варить, а дать настояться несколько часов, а потом выбрать аккуратно – один за одним – и опять кипятить сироп до сахарных пузырей, затем ссыпать туда потяжелевшие уже яблочки – так раз пять или шесть, пока не станут они медового цвета... Ах, такое варенье с янтарным чаем осенью, когда моросит холодный дождь, а из синей чашки выглядывает оранжевый абажур...

"Господи!" – из горла склонившейся над ведром женщины вырвались спасительные рыдания – впервые за этот безумный день: "Господи, подай ощутить твою осень..."

Серёжа вышел с мусорным ведром. Конечно, мама увидела его кривую улыбку, когда эта жуткая тётка с оранжевой башкой выступала... над бабушкой... – мама сделала страшные глаза... Но Серёжа, как будто, точно... увидел в глубине маминых глаз – тоже – судорогу смеха – того, что исказил и его губы... или это было отражение? А потом мамины глаза сделались из страшных... умоляющими... и всё успокоилось... Оранжевая башка оказалась бликом полуденного солнца, а он, бабушка и мама неподвижно стояли в центре пыльной площадки, окружённой тополями...

"Мама, прости, ты так просила" – сказала Галя.

Бабушка пожала плечами: "Да, спасибо, и вы простите – я не знала... Теперь всё выглядит иначе... Ну да ладно, не всё ли равно – теперь, когда... ты, я, Серёжка... сумели проститься..."