Мужское слово

Было то в совхозе Сорокино. Сорок там, правда, особенно не водилось. Зато гусей – хожь жарь, хожь вари. По земле, стало быть, фордыбачили неугомонные гуси, по летнему небу – тихие облачка. Время ползло к обеду, сорокинские мужики – на поля.

– Едрить его за ногу, – в который раз недоуменно сплюнул Семен. Трактор не желал заводиться. А хорошо это или плохо – еще не решили.

– Ёбаная железяка, – поддержал Семена рыжий Витька и долбанул непослушный агрегат лопатой. Тот высился над ними безжизненной, совершенно мертвою махиной. В кабине непутёвой раскорякой скрючился длинный, как жердь и как всегда пьяный Степаныч. Он остервенело давил на рычаги под руководящие возгласы товарищей:

– Тяни его на хуй!

– Давай, блядь. Херачь!

– Да ебена мать! Срань, а не техника...

– Это ж трактор, а не хрен собачий. А Степаныч уже в говно.

– Это кто в говно? Я в говно? Да я...

– Не, мужики. Все. Пиздой накрылся.

– Не еби мозги, Сеня. Он еще вчера шкондырял по полю, как хуй на сковородке.

– А я тебе говорю: пизда одна не приходит. Недаром сегодня Колян пол литра о камень расхуячил.

– На запчасти суку!

– Да вы че, мужики?..

– Не ссы, Колян. Не про тебя я.

Трактор не реагировал. Мужики выбились из сил. Вокруг мужиков нагло шныряли и издевательски гоготали гуси – так, словно только они знали тайну воскрешения трактора, но ни за что не признаются.

– Блядское стадо, – охарактеризовал гусей Витек и замахнулся лопатой. Гуси не отступали.

– Окорочка недоёбанные, – согласился Семен.

– Га-а... Га-а!.. – передразнил полоумных птиц раскрасневшийся от натуги Степаныч. – Бля!

– Херовое наше дело, – подвел итог Семен.

– А может, ебнем еще по одной? – с надеждой предложил молчаливый Колян.

– Молчал бы, – укорил его Сеня.

– А и пизданем, – уверенно одобрил Витек.

Сказано – сделано. Вот и мир прояснился на глазах. Полуденное светило засияло ярче и жарче, согревая обветренные мужские души. Да и гуси – ничего так, гогочут себе и гогочут, не раздражают более. И только трактор стоит, как в землю вросший – ну хоть ты тресни.

– Степаныч, а ну-ка, бля, попробуй еще разок, – скомандовал повеселевший Семен.

– Не-е. Жопа, – в очередной раз поковырявшись в кабине, заключил Степаныч и чуть не вывалился наружу.

– Пиздец танку, – обрадованно нахмурился Витька.

– Чумная поебень, – в сердцах констатировал Сеня.

– Да-а. Пал Палыч сёдня выебет по полной...

– А хуй ли с нас взять?

– Да ни хуя.

– Это все из-за Коляна...

– А че я-то?

– Молчи, водяроубивец. Пробуй еще, Степаныч.

– Да ни хуя не выходит! Устал я.

– А бухать ни хуя не устал?

– Это нет. Это мы в раз.

– Вот и хуячь тогда дальше. Ты же у нас тракторист.

– Да она, блядь... Вот блядь...

– Что, не хочет пизда солярочная?

– Вот сраная говноебина!

– И не говори. Поебоцкая машина.

– Ебать ее в четыре хуя!

– Дело говоришь, Витек.

На дороге, запруженной гусями, показалась статная фигура мужика с окладистою, внушающей доверие бородой.

– А что за хуй там идет? – поинтересовался Степаныч, сплюнув на руль.

– Где, бля? – уточнил Семен.

– Да вон шкондыбает, ебить его.

– Дак это ж Саныч. Ебе-ена мать, – опознал мужика Витек. – Вот кто нам поможет.

– Саныч, ебицкая сила! – широко, но криво улыбаясь из кабины, приветствовал прохожего необратимо окосевший Степаныч.

– Ну здорово, мужики, – ответил Саныч, приближаясь.

– Беда у нас, – пожаловался Витька.

– Погодь ты с бедой. Пизданешь? – предложил пришедшему Сеня.

– Это завсегда, – Саныч вознес стакан над бородою и единым махом опрокинул содержимое прямиком в нутро. Все с нескрываемым одобрением поглядели на Саныча: ни одной капли не стекло у того по бороде. От соленого огурца Саныч гордо отказался, занюхал принятое беломориной, неспешно закурил:

– Ну рассказывайте, что тут у вас за хуйня?

– Да хуйня такая, Саныч, – объяснил Семен, – что ни хуя не заводится эта ржавая поеботина.

– Трактор что ли?

– Точно, бля.

– Ясный хуй, – робко вставил Колян.

– Ты-то не лезь. Ну что скажешь, Саныч?

Саныч внимательно оглядел трактор, раздумчиво прищурился и сказал:

– Хреноёбина, мужики.

– Да это, блядь, мы и так видим, – заметил ему Семен. – Ты вола не еби. Ты по делу скажи.

– По делу, говоришь... – повторил Саныч, многозначительно теребя заросли бороды. Сеня вылил в стакан остаток водки и протянул бородачу:

– Вот. Последннее отдаем. Пиздани на здоровье.

– Ну хорошо, – Саныч повторил процедуру, бодро встряхнул бородой и прямо-таки просиял, глядя на трактор совершенно новыми глазами. Лицо Саныча приобрело вдруг напряженное и сосредоточенное выражение. Внутри его мастерового ума явно происходила какая-то нечеловечески сложная работа. Наконец он что-то понял, осознал – это было видно по глазам, округлившимся на мгновенье, – приосанился и изрек:

– Хуедрищенское Разъебайское Пиздоблядство!

Все застыли в немом постижении момента. А Степаныч раззявил рот и так – с настежь распахнутым зевом, в миг протрезвевший – понесся на взревевшем тракторе в поля. И только обезумевшие гуси – с пронзительным ором, теряя перья и остатки достоинства – разлетались, как чумные, кто куда. Семен затянулся беломориной, смахнул скупую слезу, уважительно поглядел вслед степенно удаляющейся Санычевской спине и проговорил:

– Все-таки Саныч... Саныч, бля – мужик, едрить его за ногу!